подходивших к дому и в случае тревоги немедленно бежать

в лес. Смелая женщина опасалась своих

преследователей, но какова же была ее радость, когда под окном

ее внезапно появился Солтамурад. Он сказал всего

несколько слов:

— Жди нашей помощи. Ты еще войдешь в мой

дом, Зезаг, — и тут же скрылся в вечерних

сумерках.

Весть о том, что Зезаг скрылась в доме своих

родителей, как и нужно было ожидать, очень скоро

докатилась до аула Махкеты, а следовательно, и его

старшины. Тот немедленно приказал Успе вернуть

беглянку. Надо честно признаться, что сын, и без того

испуганный опасным поворотом, который приняла его

женитьба, не слишком торопился выполнить волю отца.

Поэтому он еще только готовился к тягостной для него

экспедиции, когда грянула новая весть. Все заговорили

о том, что Зелимхан, который скрывается в лесу

поблизости от Харачоя, держит дом Хушуллы под

неусыпным наблюдением и заявил, что не позволит увезти

Зезаг без боя. Эта перспектива настолько не устраивала

Успу, что он, несмотря на весь свой страх перед отцом,

наотрез отказался ехать за непокорной женой. Тут его

поддержали старики.

Вновь был собран совет старейших аула Махкеты.

После недолгих разговоров он решил рассматривать

возвращение Зезаг под родительский кров как

официальное возвращение ее Оолтамураду, что, собственно,

и требовал Зелимхан. Было решено также отправить

к абреку посольство с просьбой кончить ссору с Говдой

миром.

На этот раз совещание старейшин происходило

в отсутствие Говды. Узнав о принятых ими решениях,

он прямо-таки взбесился. Все домочадцы в страхе

попрятались от него по углам, и только жена пыталась

умиротворить разбушевавшегося главу семейства.

— Где это слыхано, — потрясал кулаками

старшина, — чтобы чеченец отдавал жену, которую привели

в его дом!

— Ну зачем нам в доме эта змея, два года

издевавшаяся над нашим сыном, — возражала жена. —

Ты посмотри на него, он за это время даже с лица

сошел.

— Любая змея может стать покорной в руках

мужчины. Ну как мне теперь появляться на людях? — охал

Говда.

— Успокойся. Люди, что — пошушукаются и

забудут. А мы женим Успу на красавице, — не сдавалась

жена. — Кто не согласится .выдать свою дочь за сына

старшины?

— Что ты мелешь? Разве ты понимаешь в этом хоть

что-нибудь?

— Понимаю, очень хорошо понимаю.

— Дура. Ну как я. могу забыть, что меня ссадили

с коня? И за кого? За Зезаг! Тьфу, нет, это просто

немыслимо. Надо было вернуть им ее труп.

— О аллах, ведь не стоит она, чтобы ты так

переживал, не стоит она и твоего коня, — урезонивала Гов-

ду жена. — А этим собакам Гушмазукаевьш всегда

успеешь отомстить, остаться бы только старшиной.

Это был веский довод.

Сознательная жизнь Говды началась со скамьи

в медресе, где он заучивал непонятные ему стихи из

Корана. Но сыну сельского купца не понравились

сказки о загробной жизни, и он решил любой ценой

счастливо прожить жизнь земную. А аллах, он далеко! И вот,

когда тихие молитвы крестьян стали сменяться

проклятиями в адрес царя, Говда с помощью мелких доносов

сблизился с приставом. Так Говда стал старшиной аула

Махкеты, и этим положением очень дорожил. Жена

попала в самую точку, напомнив ему то, о чем он сам

последнее время не раз задумывался: не поведет ли

какая-нибудь новая неудача в борьбе с Зелимханом к

тому, что начальство разуверится в силах махкетинского

старшины? Конечно, оставался щекотливый вопрос о

чести. «Да что там, теперь честь у того, у кого

власть» — подумал Говда, и вдруг в голову ему

пришла мысль, что решение совета старейшин, тем более

принятое без него, по сути, его даже очень

устраивает.

Но мысл.и эти старшина оставил при себе, а внешне

еще некоторое время продолжал возмущаться и слать

проклятия всем, кто виноват в его позоре.

Когда пришел вечер, Говда мрачно удалился в свою

комнату и лег спать один. Но сон не приходил. Лежа

на спине с открытыми глазами, закинув руки за голову,

он думал о том, как бы все-таки отомстить Зелимхану

за оскорбление чести его семьи и рода, но так, чтобы

он и его сыновья ничем особенно не рисковали. Из

соседней комнаты доносились мягкие шаги: видно,

хозяйка хлопотала по дому, не смея войти к мужу. Во дворе

нудно лаяла собака, да время от времени откуда-то

издалека доносился печальный крик выпи..-.

Вдруг Говда поднялся и присел на край тахты. «Но

ведь есть еще и другой вопрос: посчитает ля еще

Зелимхан свои счеты с ним поконченными?..» — подумал

старшина и почувствовал легкий холодок на спине.

В комнату вошла жена.

— Ты все еще не спишь?

— Я очень устал.

— Зачем ты все это так близко принимаешь к

сердцу? Кто они такие, эти Бахоевы, чтобы ты так много

думал о них?

Говда долго молчал, потом ответил:

— Жена моя, ты плохо знаешь их. Они ведь

потомки Бахо, который никогда и никому не прощал обиды.

* * *

А на следующий день в ауле Харачой свершилось

торжественное событие: мулла своими молитвами

скрепил брак Солтамурада из рода Бахоевых и Зезаг,

дочери Хушуллы. Зелимхан праздновал свою первую

победу. Слава о нем облетела ущелья Хулхулау и с

горных вершин покатилась по чеченской равнине с

быстротой лесного пожара, раздуваемого шальным ветром.

В один из воскресных летних дней начальник вновь

созданного Веденского округа полковник Дубов давал

званый обед.

Дубова перевели в Ведено из Грозного «для

усиления борьбы с непокорными», так и было оказано в

указе его императорского величества. И прибыл полковник

сюда с твердым обещанием: одним ударом покончить

с Зелимханом и его помощниками. Однако карательный

отряд, в первые же дни отправленный им для поимки

абрека, вернулся из Харачоя ни с чем. Это несколько

испортило настроение нового начальника.

Людей здешних Дубов знал достаточно хорошо,

поскольку места эти раньше составляли часть возглав-

ляемого им Грозненского округа. Тем не менее

полковник считал полезным поближе познакомиться со

своими подчиненными.

На званом обеде были все Веденские офицеры .и

чиновники, за исключением.пристава Чернова. Еще

весной, взяв под стражу семью Зелимхана, Чернов исчез

из крепости Ведено. Это было совершено с ведома

полковника Дубова, и именно он, Дубов, устроил тогда

перевод Чернова на другую должность за пределами

Чечни.

Теперь новый начальник делал вид, что не имел

к этому ни малейшего касательства, и потому

воспринял как вопиющую бестактность фразу, сказанную за

столом поручиком Грибовым.

— Господин Чернов заверил нас, что арест семьи

Зелимхана делается с вашего согласия, — как бы

между прочим заметил этот молодой офицер.

Полковник грозно воззрился на него. Он вспомнил,

что Чернов в свое время упоминал о Грибове как об

играющем в либерализм петербургском интеллигенте.

Дубов посчитал, что пришло время дать урок этому

молокососу.

— Считаю нужным дать вам совет, господин

поручик. Поменьше разговаривайте о том, что вас не

касается, — сказал он резко и добавил: — И вообще поменьше

рассуждайте!

Грибов густо покраснел, но промолчал. II тут

совершенно неожиданно вмешался и усугубил

скандальность момента Адод Элсанов, приглашенный на обед

вместе с другими чеченскими старшинами. Это