Вбегает возмущенный Эрлих. И категорически требует, чтоб все посторонние немедля покинули гостиницу: присутствие посторонних — нарушение экстерриториальности. Незваные гости нехотя покидают вестибюль, оглядываясь, не вскрывают ли русские контейнер.
— В чем дело, господа? — повышает голос Эрлих.
— Синьор докторе, — спрашивает, решившись, один из солдат. — Правда ли, что в этом контейнере привезли господина Ленина?
В ответ раздается смех советских делегатов...
А вот еще факт. В одном из номеров обнаружено письмо: «Остерегайтесь электрических аппаратов, установленных в ваших комнатах, а также горячих напитков, изготовленных кем-либо помимо преданных вам ближайших людей. Мужество и осторожность. Кольра». Провокация или предупреждение? Какие следует принимать меры? Кто этот Кольра — друг или враг?
Эрлих докладывает Чичерину о прибытии вооруженных рабочих крупных итальянских заводов — туринского «Фиата», миланского машиностроительного «Бреда», судостроительной верфи «Ансальдо» и других, — добровольно вызвавшихся охранять советских дипломатов.
— Вот вам свидетельство пролетарского интернационализма, — удовлетворенно говорит Чичерин. — Столько у нас друзей... Хорошо бы погулять по Санта-Маргерите. Помнится, здесь, на главной улице, превосходные лавочки... М-да... Но если откровенно — отсутствие прямой связи с Москвой занимает меня сейчас более всего. Придется, вероятно, связываться через Лондон и Берлин, а представляете, сколько времени и труда будет уходить на это?
— Может, добьемся чего-то, — успокаивает его Боровский.
— Весьма сомневаюсь, — отвечает Чичерин. — Надо требовать внеочередной передачи радиотелеграмм. Добиваться гарантий, равных с другими делегациями условий работы. Уверяю вас, все официальные агентства буржуазных правительств монопольно будут распространять клевету. Мы должны категорически протестовать, Вацлав Вацлавович. С первых же дней! С первых дней!..
4
К девятому апреля все тридцать четыре делегации приехали в Геную и расселились по Восточной Ривьере. Англичане заняли отель «Мирамаре» (Ллойд Джордж уединился на вилле «Альбертис» в Куарто-деи-Милле); французы — в отеле «Савой», итальянцы — в «Реджио»; немцы заняли отель «Эден» в Рапалло, поблизости от советской делегации.
Генуя — главнейший после Рима порт Италии — выглядела очень празднично. На узких улочках, террасами спускающихся с холмов Лигурийских Апеннин к морю, к торговой гавани, полно народу. Все торопятся вниз, к старинным дворцам, виллам богачей с помпезными мраморными фасадами и колоннадами, к церквам. На главной улице транспаранты: «Conferenza Internationale economica di Genova». Повсюду флаги и эмблемы конференции — на стенах домов, на витринах магазинов и ресторанов, на автомашинах, автобусах и пароходах. В порту и рабочих предместьях плакаты на итальянском языке: «Да здравствует Ленин!», красные флаги. В переулках копятся группки русских эмигрантов, выкрикивают: «Долой! Долой! Долой! Addasso!»
Середина апреля, но уже жарко, душно. Экспансивные генуэзцы с нетерпением ждут, когда начнется «зрелище века». Накануне Чичерин давал пресс-конференцию. Банкетный зал отеля оказался переполненным журналистами, которые сидели повсюду, даже на подоконниках. В конференции участвовали: Красин, Литвинов, Иоффе, Воровским. Чичерин говорил о позиции Советского правительства, о царских долгах и долгах правительства Керенского, о том, что дипломаты, представляющие интересы революционных рабочих и крестьян, будут решительно бороться с любыми попытками превратить Россию в колонию. Воровский — о войне и мире, гибели целого поколения людей, о страданиях русского народа, разоренного войной и голодом, о контрпретензиях России. Французскую газету «Юманите» представлял Марсель Кашей, немецкую «Роте Фане» — Вильгельм Пик. Двадцатилетний Эрнест Хемингуэй приехал корреспондентом канадской газеты «Торонто дейли стар». Газеты печатали портреты советских дипломатов.
И вот наступило наконец десятое апреля. С утра чуть не вдвое были увеличены наряды карабинеров и гвардейцев. Повсюду ходили парные патрули. С полудня толпа начала собираться на площади Христофора Колумба, где находился старинный дворец Сан-Джорджо — место проведения мирной конференции. Первой мирной конференции с участием революционной России.
Дворец, сооруженный в тринадцатом веке из красного кирпича, много раз перестраивался. В четырнадцатом веке банк Сан-Джорджо, реставрируя дворец для себя, пристроил к нему еще два зала — так называемый «Зал капиталов» и «Зал сделок». В последнем, вызывая всевозможные остроты недоброжелателей, и должна была проходить конференция. «Зал сделок» — большой, прямоугольный, двусветный, с огромными сводчатыми окнами, выходившими по фасаду на море. Вдоль окон — книжные шкафы и ниши. В нишах — статуи знатных генуэзцев, капитанов и банкиров. Для представителей прессы — а их около полутысячи — построена широкая деревянная галерея. Для делегатов, экспертов и переводчиков — стол, центральные места за которыми отведены странам — устроителям конференции.
Итальянская знать задолго до начала открытия конференции заполнила дворец Сан-Джорджо. Это, так сказать, почетные гости: расшитые золотом мундиры, золотые кресты на кроваво-красных (кардинальских) рясах, золото и бриллианты на туалетах декольтированных дам. В два часа к подъезду начинают съезжаться делегации. Почетная стража — карабинеры и моряки — берет «на караул». В два сорок пять пополудни зажигаются все огни. В переполненном зале, кажется, яблоку негде упасть. В два пятьдесят во главе итальянской делегации появляется Луиджи Факта, премьер, небольшого роста, краснолицый, седоволосый. Сознавая свою значимость, занимает председательское место. Входят немцы, предводительствуемые канцлером Виртом. Следом в зал входят англичане. Впереди — сияющий Ллойд Джордж, коренастый шестидесятилетний крепыш, с львиной гривой на большой голове и усами-скобками. Впрочем, если приглядеться, походка у него стариковская, он заметно припадает на одну ногу. Зал встречает Ллойд Джорджа аплодисментами: он — демагог и политикан — один из наиболее упорных сторонников конференции, его фантастический взлет к богатству и славе импонирует зрителям «спектакля века»... Как только стихают рукоплескания, появляется французская делегация, возглавляемая министром юстиции Луи Барту — другом Пуанкаре и крупным политическим деятелем — низеньким, шустрым, весьма довольным собой, с воинственно задранной бородой. Поправив очки на крупном носу, он садится справа от председателя.
Пустуют стулья между делегациями Сербии и Румынии. Нет советских делегатов. Зал настороженно затихает. До трех часов осталось всего несколько минут... В это время представители революционной России, выйдя из вокзала «Принчипе», пересекли площадь, украшенную флагами стран — участниц конференции, и уже входили во дворец. Народный комиссар иностранных дел Чичерин, во фраке с белым пластроном и в цилиндре, заместитель наркома Литвинов, в черном костюме, скрывающем его полноту, народный комиссар внешней торговли Красин, Генеральный секретарь ВЦСПС Рудзутак, Воровский, Иоффе, представители Украинской, Армянской, Азербайджанской, Грузинской, Дальневосточной и других республик. Шестьсот пар глаз следят за тем, как они друг за другом невозмутимо идут по залу. И вот тишина на какое-то мгновение взрывается шумом, возгласа ми: «Большевики!», треском кинокамер, вспышками магния фотографов. Ллойд Джордж, привстав, в лорнет с любопытством разглядывает Чичерина. Советская делегация занимает свои места. Ровно в три часа раздается звонок с председательского места: Луиджи Факта приветствует делегатов стран, приглашенных в Геную. Конференция начинает работу. «Мирная битва народов при Генуе началась, — пишут вечером газеты. — Русские начали состязаться с Европой!»
В пять часов двадцать девять минут председательствующий объявляет:
— Предоставляется слово главе российской делегации, народному комиссару по иностранным делам Георгию Чичерину.
