1
Одиннадцатого апреля на конференции начала работа комиссий и подкомиссий. Советская делегация получила документы так называемого лондонского совещания экспертов. Республике Советов предлагалось в ультимативной форме признать все обязательства, взятые на себя царским и Временным правительствами отношению к иностранным державам и их подданным, признать полную ответственность за все убытки, понесенные иностранцами. Советская делегация заявила решительный протест, отстаивая принцип равноправия во всех комиссиях и подкомиссиях, грозя покинуть Геную. Завязалась дипломатическая борьба, долгая и упорная.
Четырнадцатого апреля Ллойд Джордж пригласил себе на виллу «Альбертис» на холме Куарто-деи-Мил советскую делегацию. Прибыли Чичерин, Литвинов, Красин. Как бы случайно там же оказались руководите французской, итальянской и бельгийской делегаций. В ответ на повторное предложение признать все долги советские дипломаты выдвинули требование возмещен убытков от интервенции, составляющих 39 миллион рублей.
Ллойд Джордж пригрозил: если соглашение о долгах не будет достигнуто, союзники «сообщат конференции, что им не удалось договориться и что нет смысла дальше заниматься русским вопросом». Над Генуей сгущались тучи — в прямом и переносном смысле погода испортилась. Подул холодный ветер, заштормило море. Моросил мелкий дождик. Ввиду пасхальных праздников в работе конференции был объявлен перерыв.
Семнадцатого апреля весь мир узнал о договоре, заключенном в Рапалло между Советской Россией и Германией. Это известие потрясло дипломатический мир с силой разорвавшейся бомбы. Неофициальные переговоры, проводившиеся по пути в Берлин, дали свои плоды в Генуе. Это была огромная победа советской дипломатии, прорыв единой цепи капиталистических держав, блокирующих нашу страну.
Не придя ни к чему в переговорах на вилле «Альбертис», советские делегаты отнюдь не опровергали слухи о том, что соглашение с англичанами (в первую очередь) и французами — дело будущего. Слухи эти, рассчитанные главным образом на немцев, достигли цели. Немцы всполошились, обсуждая перспективы столь нежелательного для них сближения России и Англии, которое грозило им полным отстранением от дележа русского рынка. Сведения о готовящемся соглашении подтвердили итальянцы в сообщении иностранным журналистам. Об этом же сообщил Вирту и Ратенау корреспондент «Фоссише Цейтунг» и специально приглашенный к обеду голландский дипломат Ван-ген... В два часа ночи лакей разбудил Мальцана, доложив, что его просит к телефону джентльмен с очень странной фамилией. Это был Чичерин. Разговор продолжался четверть часа. Народный комиссар иностранных дел просил руководителей немецкой и французской делегаций прийти в воскресенье на завтрак, чтобы обсудить возможности соглашения между Германией и Россией. Мальцан поспешил к Ратенау. Тот нервно бегал по номеру в пижаме, не в силах уснуть. Между ними состоялся такой диалог:
— Вы, вероятно, принесли мне смертный приговор?
— Нет, известие совершенно противоположного характера. — Мальцан рассказал о телефонном разговоре.
— Теперь, когда я знаю истинное положение вещей, я отправлюсь к Ллойд Джорджу, все объясню ему, и мы придем к соглашению.
— Это будет бесчестно, — возразил Мальцан. — Если вы это сделаете, я немедленно подаю в отставку и ухожу от государственных дел. Это был бы чудовищный поступок в отношении Чичерина, и я не могу принять участия в таком деле...
Ратенау сразу же собрал делегацию. Немцы, поднятые с постелей в предпасхальную ночь, провели совещание, которое получило название «пижамного». Соглашаясь с общим мнением: принять предложение русских, Ратенау тем не менее решил в последний раз испытать судьбу и конфиденциально просил соединить его с английским дипломатом Уайзом. Слуга Уайза ответил, что его хозяин еще спит и приказал не будить его ни при каких обстоятельствах. Ратенау сдался, усмотрев в развитии событий чуть ли не перст божий. Очевидцы рассказывают, что, когда Ратенау сидел уже в автомобиле, ему доложили, что звонит Ллойд Джордж, он, подумав, лишь махнул рукой: «Le vin est tire, il faut le boire!» — «Вино налито, надо его выпить!»
Через несколько часов Рапалльский договор был подписан...
На вилле «Реджио» — резиденция Факта — в срочном порядке собрались представители Англии, Франции, Италии, Японии, Бельгии, Румынии, Польши, Королевства сербов, хорватов, словенцев, Португалии. Восемнадцатого апреля девять этих держав направили резкую ноту канцлеру Вирту, требуя немедленного аннулирования Рапалльского договора. Газеты безумствовали. «Рапалло — несомненно самое серьезное мировое событие со времен перемирия 1918 года. Договор является по существу союзническим соглашением между Россией и Германией, — писала «Эко де Пари». — Франция должна ответить немедленным отзывом своей делегации из Генуи...» «Час действия настал! Пусть Германия не думает, что она извлечет выгоду из маневра, на который она решилась», — вторила «Матэн»... «В то время как союзники только обсуждают вопрос о признании Советского государства, Германия посылает в Москву своего посла» («Фигаро»)... «Этот договор является открытым тщательно обдуманным вызовом Антанте» («Таймс») «В Генуе наступило глубокое остолбенение» («Ревю де Монд»). И даже кадетские «Последние новости» поспешили подать свой голос: «Германо-советский договор — четвертая бомба большевиков в Генуе, еще один сюрприз Чичерина. Британский премьер должен считать свою игру проигранной... Генуэзский корабль получил пробоину».
Немцы готовы были уже уступить всеобщему давлению и снять свою подпись на договоре. Они обратились советской делегации с просьбой аннулировать соглашение, но получили решительный отказ. Двадцать третьего апреля, после еще одного совещания, канцлеру Вирту вновь была направлена нота. Барту грозил и негодовал. Но Ллойд Джордж но мог допустить закрытия конференции: провал в Генуе означал и его провал в Лондоне. Конференция продолжала свою работу. «Корабль» поплыл дальше. Советская делегация отвергла требования лондонского меморандума, но заявила о готовности идти на некоторые уступки, если Советская Россия получит экономическую помощь и признание де-юре. Советские предложения три дня обсуждались в комиссии экспертов, вызывая горячие дискуссии, которые ни на шаг, впрочем, не продвигали вперед дипломатические переговоры. Как не продвинул их и прием в честь глав делегаций, устроенный королем Италии Виктором Эммануилом на борту «Данте Алигьери», во время которого король, забыв про своих гостей, чуть не полчаса беседовал с Чичериным; ни банкет, который давал генуэзский муниципалитет в честь участников конференции; ни даже весьма конфиденциальная встреча Ллойд Джорджа с Чичериным, организованная незаметно для всех других (в том числе и для итальянских охранников, которых специально послали сопровождать автомобиль, отправившийся на прогулку) в небольшой таверне в горах над курортным городком Порто, где хозяйка-шотландка искусно готовила английские бифштексы.
Погода исправилась, теплый бриз дул с моря, небо вновь стало лазурным. Но встреча двух лидеров за завтраком, к сожалению, не вышла за рамки простой дипломатической беседы.
В мае работа конференции активизировалась. После ответа одиннадцатого мая советской делегации на меморандум союзников, отмечавшего, что это шаг назад по сравнению с совещанием на вилле «Альбертис», тринадцатого мая представители держав — участниц конференции собрались на очередное совещание, не пригласив советскую делегацию. Барту заявил с неколебимой решительностью: раз Советы не уступают, нам нечего тут делать. Газеты, состязаясь друг с другом, печатали сенсационные сообщения — все державы готовы исключить представителей Советской России из политической комиссии и обязать государства не заключать сепаратных соглашений с коммунистами. Наша делегация протестовала, характеризуя подобное поведение держав — участников мирной конференции как новую блокаду свободного и независимого государства. Шестнадцатого и семнадцатого мая политическая подкомиссия работала уже с участием советских представителей.
