до дна и скоро можно будет снимать с нее пенку, вода
отступила, обнажив желтый ребристый песок. Вода
была ласковой, она окутала Гелю и понесла. В легком
тумане поскрипывали боны: видно, только что прошел
буксир — его хриплый гудок еще не истаял над рекой, —
и когда косая волна легко толкнула Гелю в грудь, он
нырнул и за серым, как городские сумерки, верхним
пластом разглядел мрак, какой-то настороженный без
донный провал; Геля невольно вздрогнул и, быстро те
ряя воздух в груди, вышел на поверхность. В такую
рань он еще никогда не нырял и потому не знал, что у
воды тоже есть свои утро, день и ночь. Испуганный мра
ком, Геля плыл на спине, чувствуя кончиками прова
лившихся ног холод реки, как будто чужое неживое
прикосновение, но в душе его зарождалось уже что-то
детское и восторженное — от парной воды, белесого по
трескавшегося неба с луковичного цвета закрайками,
сонного звончания бонов; он скосил глаза влево и уви
дел расплывчатые сиреневые скопища домов, похожие
на декорации, серый волнистый пляж и друзей, отсюда
казавшихся совсем крошечными.
— Гелька-а, давай хватит! — настойчиво кричали с
берега, но Чудинов вое так же полусонно покачивался
на упругой воде, едва пошевеливая ладонями и всей ду
шой чувствуя свою слитность с неутомимо бегущей ре
кой, утренними вздохами призрачно-сиреневого города,
плавным звончанием бонов. Матовое небо серебристо
спустилось к самой воде и как бы подъяло Гелю, лишая
его плоти. Друзья на берегу еще покричали-позвали,
потом махнули рукой и ушли. И только тогда Геля вы
шел на плотный ребристый песок и с ощущением чут
кого покоя в душе отправился домой...
Потом он лежал на кровати, слушал в себе покой
ную умиротворенность, боясь нарушить, разбить ее
невзначай, хрупкую и неустоявшуюся, и даже опасался
шевельнуться резко или подумать о чем-то стороннем.
Сквозь тяжесть набухших век Геля равнодушно и сонно
глядел на бесплотную женщину на холсте, в ее розовые,
154
прожигающие глаза, похожие на две рыбы, на повитые
узловатыми жилами сухие раскинутые руки и против
собственного желания настораживался душой. Просты
ни нагрелись, и прохлада тела исчезла. И словно бы
вместе с духотой откуда-то поднялось далеко спрятан
ное чувство одиночества.
«А вдруг я бездарен?» — неожиданно и испуганно
спросил себя Геля и окончательно выплыл из легкого
дремотного покоя. И уже с раздражением вгляделся в
холст, невольно отмечая неясность образа и неточность
цвета...
Геля еще помаялся в жарких простынях и, поняв,
что не уснет, оделся и вышел на улицу. Он сразу пора
зился угрюмой мрачности города: пыльный серый полу
ночник шел со стороны моря и гнал по небу низкие
хвостатые тучи, похожие на стадо быков. Сразу родил
ся холод, пробирающий до костей, словно бы всю неде
лю и не калило солдце.
Геля спустился на пляж, здесь ветер был еще прон
зительней, река пенилась, и, тяжело опадая в провалы
волн, сиротливо шел черный крошечный буксир. По
пляжу, белому от подвижного, снятого с места песка,
разбегались последние купальщики, и следом за ними
перекати-полем катились вороха газетной бумаги и
объедки. Ветер забивал горло, валил с ног, и, чтобы
удержаться, пришлось прочно ухватиться за стойку
зонта. Круглое полотнище, распяленное на железных
толстых прутьях, гулко надувалось, потом опадало,
всхлипывая, и вновь трещало от воздушного вихря; ка
залось, что сейчас пляжный зонт оторвется от песков
вместе с Гелей Чудиновым и, подобно семени одуван
чика, скоро промчится над городом, пронзит толстую
ворсистую тучу и исчезнет совсем.
Но ветер неожиданно стих, стал теплым и легким,
как дыхание, небо на западе очистилось и огненно за
горелось, все пронизанное длинными сиреневыми дыма
ми, и, как отражение заката, струилось в реке багровое
облако; порой его пересекали неторопливые буксиры,
они казались черными странными рыбами. Река не то
чтобы успокоилась — волны ходили по-прежнему высо
ко, — она как бы надулась от пришлой морской воды,
выгнулась меж берегов, и дальние острова с маленьки
ми деревеньками сейчас были едва видны, чудилось,
155
что острова скрылись под водой: наружу торчали толь
ко крыши изб и вершины деревьев.
Геля постепенно отогрелся, озноб прошел, и только
в душе не успокаивалась тревога, как отражение не
давнего возмущения природы. Он закатал штанины и
вошел в мелкую воду — она оказалась теплой, как пар
ное молоко, и когда он вернулся на берег, ноги сразу
покрылись пупырками дрожи. Тут что-то заставило
Гелю Чудинова оглянуться, но душа его не взволнова
лась, когда он увидел, как вдоль реки, с покорной точ
ностью повторяя извилистые очертания берега, бежит
собака, вся вялая и какая-то опущенная: мало ли этих
животных, бездомных и вечно голодных, с сиротской
печалью в слезящихся глазах, болтается по городским
закоулкам — и Геля безразлично отвернулся, разгля
дывая огнистый закат. Но пути их пересеклись со
странной закономерностью, и собака не захотела усту
пить человеку. Геля обернулся в то самое мгновение,
когда, подобно электрической искре, ударила пониже
лодыжки внезапная боль: собака прокусила ногу, и то
ли она сделала шаг в сторону или Геля испуганно от
скочил, но только они оказались друг против друга.
У суки была длинная острая морда с желтыми бровя
ми над дымчатыми печальными глазами, а челюсть
широкая и уродливая, с неровным прикусом и слизью
в черных бархатистых углах губ. Лишь на какое-то
мгновение встретились их взгляды, и собака тут же
равнодушно повернулась и мерно побежала дальше,
поджав хвост и неряшливо разбрасывая тонкие кривые
ноги. Геля опомнился, хотел схватить палку или ка
мень, но под руку ничего не попадалось, и он с досадой
бросил вслед пригоршню сырого речного песку — сука
так и не обернулась и вскоре скрылась за поворотом.
Геля осмотрел ногу, увидел след двух клыков и кро
хотную капельку крови, быстро смахнул ее, раскатал
штанины и пошел через пляж в город, все прислуши
ваясь к ноге. Но кроме тонкого нытья ничего не чувст
вовал и потому вскоре успокоился и, когда оказался
на улице, почти забыл о происшедшем.
А ночыо Геле снилось что-то фантастическое: будто он
едет верхом на тракторе и хотя не видит его, но знает,
что это именно трактор. Потом оказалось вдруг, что он
156
позабыл, как остановить его, а потому спешно привя
зал к изгороди, а трактор оборвал веревку и скрылся
в чьем-то доме. Геля, схватившись за голову, со стра
хом думал: «Господи, куда же лезет эта бездушная
тварь?!» И тут на крыльцо вышла женщина, вся в сле
зах, и, качая укоризненно головой, стала показывать
рукою на дверь, где скрылся трактор, и Геля понял,
что случилось что-то непоправимое...
Неимоверным усилием воли он заставил себя про-
будиться, ужасаясь реальности и жуткости сна. Ночь,
наверное, кончалась, и по высокому потолку скользили
тусклые блики света. Геле отчего-то было страшно,ион,
обливаясь холодным потом, с необъяснимой тоской
представил, что его действительно укусила бешеная со