— Стой, стой, чего говорю!.. Герка, поеду я. Завтра
утром обратно. Спусти, прошу тебя.— Он умоляюще
глядел в лицо Германа, и что-то такое жалобно-щенячье
жило в зеленых глазах, что устоять против этой прось
бы было трудно.
Герман помялся, взглянул на небо: оно неожиданно
прояснилось, на край горизонта выкатилось караваем
солнце, сразу раскатив по морю зыбкий розовый поло
вик, и волна тут же осела, стала положе — знать, пого
да повернула на лето. Герман и не ожидал подобной
просьбы — вот загорелось парню, да и после недавней
ссоры захотелось как-то уступить, миром загладить
распрю, а потому вдвойне растерялся, да еще из трак
торной тележки задорили мужики:
— Ты спусти его, вдвоем управитесь. Чего вам
стоит, вон какие кобели... Герка, ты поскорей крестись,
нам бы того... успеть надо.^
Мужики торопили, погода нарождалась добрая, из-под
белой осыпи волос глядели умоляющие зеленые детские
глаза Коли Базы, и Герман сдался, махнул рукой, мол,
поезжай, дьявол с тобой, и, уже не глядя на трактор,
повернул к стану. А следом, сутулясь и по-птичьи под
прыгивая, направился Сашка Таранин.
91
11
Трактор сломался, не доезжая деревни, и Коля Б а
за явился к Зинке под самую ночь, словно снег на го
лову свалился, какой-то необычно похудевший, с радо
стным проблеском в глазах. Молча миновал Зинку с
невысказанными словами на губах, скинул на столетию
намокший солдатский вещмешок и сразу вывалил из
него несколько звеньев семги с морошечным просветом
на срезе, потускневшем от рассола, а сам так и остал
ся возле стола, охлопывая ладони от чешуи и вытирая
их о засаленные брючины. Зинка насторожилась и, не
вольно пугаясь сердцем, не знала, на что и подумать:
ведь Колька нынче должен быть там, на тоне, так какой
же леший приволок его сюда на ночь глядя? Она даже
поискала глазами сыновей, словно просила у них под
держ ки— ведь мужики растут, но они сегодня рано на
бегались, захныкали, и тут же опрокинулись на полати
спать, и в одночасье замолкли, утонули в беспамятном
сне, беспечно посапывая. Зинка посмотрела на часы, и
хотя стрелки отметили десять вечера и магазин, конеч
но, давно на железном запоре, предложила:
— Может, сбегать?..
Коля База опустил голову. Выпить, ну рюмочкой
разговеться ради встречи не прочь был, однако промол
чал, отказался, наверное, впервые за много последних
лет и сразу загордился, зауважал себя.
— Обойдется, что мы, алкаши какие. А чайком бы
обогрелся.
— Ну и ладно. Чай подгорячить у меня найдется на
донышке, еще в тот раз не допили. Тряпочкой заткну
ла, думаю, пускай стоит, места -не унесет, вот и приго
дилось,— зачастила Зинка, растеряннопоглядывая
влажными черничинами глаз.— Сполоснулся бы с до
роги, а? Запылился весь, зачумелый...
И снова Коля База послушно согласился. Зинка
плеснула в таз теплой воды, Коля чего-то стеснялся,
может, боясь показать свою худобу, но женщина при
нудила его, сама стянула обтерханный свитер и кину
ла его в угол: «Завтра постираю». Шершавыми ладош
ками обмыла широкие костистые плечи и смуглую спи
ну, порой, будто нечаянно, касалась щекой и, отчего-то
замирая и томясь, думала заполошно: «Осподи, до чего
92
же люббй...» Есть на свете любовь-то, есть, вот она: ни
по первому ухажеру не страдала, ни по второму, наплы
ли, как текучая вода, да и сплыли, оставив в душе
горькую досаду, а в горнице — двух сыновей; но вот
пришло что-то такое, когда и плакать хочется и смеять
ся одновременно, и, словно бы за ребенком, ухаживать
за этим костлявым парнем, у которого вниз по желобку
спины струится золотистый доверчивый пушок, и по тон
кой шее видишь вдруг, что это и не мужик еще, а ребе
нок, только для видимости строящий из себя мужика.
«Коли бросишь, что ли с собой поделаю. Не жить мне
без тебя, а детишек государство прокормит», — думала
суматошливо, как о чем-то давно решенном, но вслух
нарочито сердито прикрикнула:
— Голову-то помой. Скотинку запустишь — не скоро
прочь выгонишь.
— Да ну тебя...
— Ах так, ах так, — быстро выплеснула мутную во
ду, налила чистой, вцепилась шершавыми от стирки и
мытья ладошками в выцветшие хрусткие вихры, потя
нула к тазу. Коля База упирался, немного стыдясь сво
ей послушливости и в то же время необычно желая ее:
ему так хотелось, чтобы Зинка копошилась рядом и,
принуждая к мытью, легко оглаживала спину твердыми
ладонями.
— Ну чего ты, привязка. Хуже смолы, — для виду
сопротивлялся Коля База, но домывался уже охотно,
плескаясь и фырча. Потом, посветлевший весь, опустил
ся на лавку, растирая махровым полотенцем грудь.
И неожиданно легко кинул слова, которые уже не одну
неделю жили на губах.
— Я ведь жениться приехал...
Зинка у шкапа возилась, узенькие плечики ее вздрог
нули, но она внешне равнодушным голосом, стараясь
не выказать волнения, глухо спросила:
— На ком же, если не секрет?
— А есть тут одна, малехонькая, будто воробей, но
больно кулаками молотит.
«Вот и дождалась, — подумала, теряясь. — А мо
жет, с горячки он? Ну куда я ему с таким-то припло
д о м — это же словно в тюрьму его привести. Нет-нет,
как ли одна проживу. И одной-то не жить-е-е. — Даж е
заплакала в душе, молчаливо глотая слезы. — Но и его
93
в петлю пихаю, это же битва сплошная будет, а не
жизнь.»
А вслух глухо сказала, унимая сердце и пряча глаза:
— Ты что, с горы сорвался? Что мне, с тобой в прят
ки играть? Ты как ветер, ищи тебя. Фыркнул и вон.
— Чего ты, Зина? — растерялся Коля База, глупо
вато распахивая рот, и железные зубы тускло блестнули.
— А меня-то спросил, меня-то спросил, хо-чу ли
я? — вдруг заревела в голос Зинка, уткнулась парню в
грудь, залила ее торопливыми слезами. — Ты бы, милуш
ка, меня спросил. Хо-чу ли я , — захлебываясь, бормо
тала она; ей было неловко прижиматься к Коле, а тот,
растерявшись, позабыл подняться, и маленькая женщи
на скатилась на пол, уткнулась лицом в колени. —
Глупая я, правда, дура. Мы, бабы, все дуры. Не знаем
сами, чего хотим. Ну не дура ли я? — говорила жарко
и торопливо, а Колька задирал голову, как уросливый
конь, и чувствовал себя необыкновенно счастливым и
успокоенным. Ведь по нему плакали, его любили. И вто
рой раз за вечер он возгордился собой.
— Ты, Зина, на меня надейся. Я знаешь какой...
— Знаю, любимый мой. Мне без тебя не житье.
— И мне...
— Да-да, я нынче глупая. Вот мне бы нынче уме
реть — и не жаль, кажется, нажилась, всего хорошего
от жизни взяла.
— Д а хорошее-то впереди только. Ты не мели глу
пости,— басил Коля Б а з а .— А парней на ноги поста
вим. Завтра в сельсовет, паспорта на стол — я ваша
тетя, черви козыри. Чтобы люди языками не точилились.
И мать говорит: «Любишь, дак веди..»
— Только бы ты был рядом, — не слушала и слу
шала Зинка. — Был бы ты рядом... Был бы ты...
И забыли о чае. Коля База подхватил на руки ма
ленькую женщину, понес, словно в зыбке, тихо покачи
вая, но Зинка выскользнула, счастливо смеясь, и скры
лась за дверцей шифоньера. Коля База лежал на кро