жалко было глядеть на него. Коля База, замотавшийся

в простыню, походил на мумию.

Герман, ошалелый, вышел на волю, и его качнуло

горячим воздухом, напитанным морем, даже почудилось

поначалу, что нет кругом ни единого комара. Подумал:

вот где спать надо. Дул русский ветер с горы, и море

успокоенно ворчало, облизывая песчаную кромку и ос­

тавляя на ней заплески. Волна, белая и мелкая, как

обрывки песчаной бумаги, путалась в сетчатой стене.

Привычным глазом Герман обежал ловушку и увидел

в капроновой завеске острые черные рыла, которые по­

рой вскидывались отмелой волной: это висели семги, на

51

приливной воде попавшие плавниками за ячею. Герман

разогнул голяшки сапог и зашел в промоину у крайней

береговой сетки, где, запутавшись передним крылом,

лежала семга, похожая на еловую плаху. На отливе

можно было, наверное, пройти рядом с нею и не заме­

тить, так ловко спина рыбы сливалась с черными мор­

скими заплесками и травой, и только острый глаз ры­

бака за добрых сто сажен способен разыскать семгу

в тайнике.

Две рыбины Герман отнес в ледник, положил на

спекшийся ноздреватый лед, покрытый тусклой мертвой

чешуей, а третью оставил возле поварни на колченогом

столе. Сашка все так же метался во сне, и комары за­

висли над ним непрозрачным гудящим столбом; тут и

глядеть было страшно, а не то что лежать и страдать.

Герман постоял у изголовья, и ему стало жаль молодого

напарника. Он разбудил Сашку, потянув с нар за ногу,

тот поднял опухшее лицо, беспамятно моргая круто

загнутыми ресницами, но, поняв, кто стоит перед ним,

живо вскочил, протирая глаза.

— Давай, уху заваривай. Хватит страдать. Я тут

свежины добыл, — буркнул Герман и пошел прочь.

Тут очнулся и Коля База, размотался из простыней.

Он потер литую плоскую грудь с едва заметными шо­

коладными сосками, почему-то сразу снял со стены би­

нокль и вышел на обрыв. Герман поглядел на него,

пожал плечами и снова принялся рушить семгу на

крупные звенья. Рыба была арбузной спелости с едва

заметным морошечным отливом под перьями и в брюш­

ке, где нагуливался запасной жир, который семга бе­

регла для долгого пути по северной реке, чтобы за сотни

километров забраться в верховья, в студеные витые

воды, в глубокие ямины и там разродиться. Лоб у рыбы

был костяной, словно окрашенный жидкой черной

тушью, и на этом мрачноватом цвете выделялись изум­

рудные ободки вспученных глаз.

«Этой рыбы каждый хочет», — повторял про себя

Герман, разделывая семгу, а Сашка, запалив костер,

тут же у озерка промыл звенья и спустил в кипящую

воду. Рыбацкий быт, как и сам промысел, за сотни лет

мало чем изменился, его не коснулась всюду проникаю­

щая цивилизация, и даже в двадцатом веке уху варят

так же, как и в семнадцатом столетии: никаких специй,

52

никаких добавок, которые могли бы притушить золоти­

стый семужий жир и легкий, едва уловимый запах моря

и ворвани, — только кипящая вода, соль и рыба круп­

ными звеньями, килограммов пять-шесть, и голову с

черным костяным лбом — тоже туда, и студенистые, в

зеленой радужной оболочке глаза, и песчаного цвета

крупную печень, и жабры. Все эти черева — внутренно­

сти, настоявшиеся в бурлящей воде, куда как вкусны,

даже приятней самого рыбьего мяса, которое, выварив­

шись, неожиданно линяет, становится желтым и сухим.

Думали пообедать в тоньской избушке, но с веселой

воли, обвеянной легким теплым ветром, там показалось

особенно уныло и сумрачно, словно из радостно цвету­

щего лесного луга вдруг вступили в мрачное глухое

суземье с редкими оспинами неба над головой, где и

крохотная птичка не прошуршит крылом и не вскрикнет,

пугаясь. Да к тому же в избушке стоял комариный стой,

и все с понятным и мгновенным удовольствием сошлись

на том, что почему бы не поесть на угоре, лицом к мо­

рю. Стол и обе скамейки вытащили на улицу, с каким-

то неожиданным весельем устраивались, понарошку

падая спиной на землю и задирая ноги, а потом снова

воюя за лучшее место, чтобы лицом обязательно к морю

и видеть все, что творится там, посреди пляшущих волн,

да чтобы первому заметить, кто идет по заплескам в их

сторону, и тут же угадывать, желанный гость иль нет.

— Дай-то бог, а рыба в море есть. Есть рыба-то, —

вдруг сказал Герман, повеселевший, с искрами света в

глазах: рыба шла, а значит, можно жить, оттого и серд­

це сладкой патокой смазано и до поры до времени за ­

таилась, притухла в душе тоскливая досада. Ильинская

семга вот-вот должна подвалить, она крупная, жирная

такая, тяпухи дай бог, просто так ее не возьмешь.

А иной раз по двадцать три килограмма попадет, такая

дурила: лежит, в завеску улипиет зубами — думаешь,

коряга иль бревно. Рыбинка так рыбинка, есть на что

посмотреть.

Тут Сашка приволок большую голубую миску с ухой,

поверху на полпальца янтарный жир, потому уха даже

не парила,' и весь жар затаился в глубине, но попробуй,

хвати ложку с жадностью, тут и выскочишь из-за стола

с распахнутым ртом и слезой в глазах. Намерились есть

долго и сытно, потому как не поешь, так и не порабо-

53

таешь, а едят на' тоне лишь однажды в сутки, как при­

ведется, но, правда, потом раз пять чай пьют, заедая

остатками холодной рыбы, порой часа в три ночи — ведь

у моря все сместилось: и утро, и день, и ночь — таков

круговой семужий промысел. Но не получилось разме­

ренного обеда: вдруг откуда-то родился повальный

комар, и ложку до рта не дотянешь — отмахиваться

нужно, да и в чашку густо западала эта гнусливая не­

чисть. Поначалу пробовали ложкой вытряхивать кома­

ров из миски вон, но — пустая затея. Сразу вспомни­

лось, как едят на сенокосах: там комаров поверх супу

толсто и их бесполезно доставать, потому как на их

место тут же свалятся новые. Обычно на пожне едят и

приговаривают: «Ничего, жирней будет. Тоже мясо...»

— Ничего, уха жирней будет, — сказал звеньевой,

и все охотно поддержали его шутку, только зеленые

Колькины глаза, лениво обегающие море, вдруг насто­

рожились, и ложку парень отложил в сторону, вынул

изо рта обсосанное рыбье перо.

— Вроде есть...

Все оглянулись и увидали, как возле сетчатой стены

будто кто ударил резко поленом по воде, потом светлой

сердитой дугой выплеснулась рыба и тут же затабани-

ла хвостом, видно, хотела уйти на волю.

— А ну, беги! — прикрикнул Герман. — Сашка — с

ним, столкните карбас. А то уйдет...

Парни вскоре вернулись и принесли две семги, ко­

торые объячеились, и потому на серебристой груди от­

печатались глубокие продавлины, и если распотрошить

сейчас рыбину, то можно увидеть, как в том самом мес­

те багрово зажглось мясо.

— Положи в ледник. На еду есть, — бросил Герман,

даже не оглядывая сёмог. Сдавать их в план нет смыс­

ла, примут третьим сортом, дадут за них гроши, так

лучше съесть, тем более, что питаться чем-то надо.

Так и не пришлось толково похлебать ухи: еще по

разу потянулись к миске, да с тем и отложили ложки

в сторону. Сашка притащил строганую плоскую доску

с горой отварной рыбы, но к ней никто не притронулся,

только Коля База порылся в мясе, отыскивая глаз, по­