Налетом, саженными шагами влетел на поветь, там в

прохладных сумерках наткнулся на мать, непривычно

припал к ее морщинистой шее, погладил по пепельным

паутинчатым волосам, удивляясь себе и волнуясь, потом

так же без слов убежал в избу, полный сил и лихора­

дочного возбуждения.

4

Сашке Таранину хотелось бы рубаху белую нейло­

новую надеть да с парнями по деревне пошататься, по­

ка на море штормит, а то, как стихнет да пойдет рус­

31

ский ветер с горы, тут и засядешь на своей тоне и ред­

ко когда свежего человека увидишь.

Норовил Сашка сбежать, но только баба Поля над

душой стояла: выгоревшая вся и сухая, как мутовка

для киселя, три юбки болтаются по-цыгански вкруг ро­

гатины ног, щеки присохли к скулам и рот ввалился,

но в круглых совиных глазах живет постоянный смех.

Нынче баба Поля по самую грудь мокрехонька, даже

сивую голову с крохотной косичкой умудрилась промо­

чить: возится старуха у ванны, моет пустые бутылки,

которые скопились за год. Раз в летний сезон заходит

в Вазицу лихтер специально за стеклотарой. Вот и

нынче обещался прибыть — в рыбкооп звонили из Ар­

хангельска,— а потому вся деревня сегодня мыла по­

рожнюю посуду, которая копилась на чердаках, пове­

тях, а у Тараниных — прямо на замежке у гряд, в

больших фанерных ящиках. Это зятья да сыны как на­

едут, так и насыплют посуды, словно у себя дома в

больших городах им выпить не позволят.

— Куда стропалишь?— косила она зорким глазом и

стирала тыльной стороной ладони мокроту под носом.—

Вина сколь выжорали. Ты ловчей складывай-то, лов­

чей.

Сашка во второй воде полощет бутылки и пихает их

в мешки. Они неровно лезут, звеня боками, оседают, ме­

шок шевелится, и кажется, что в нем сидит скрюченный

человек.

— Не пили бы, так и на хлеб бы не было. А тут и

на масло хватит,— откликнулся Сашка, невольно пока­

зывая два лопатистых зуба, которые не может прикрыть

верхняя короткая губа.

Грех для Сашки эти зубы, оттого он чаще всего

молчит, смотрит на людей исподлобья большими ко­

ровьими глазами, в которых застыли обида и упрямст­

во. И, может, по этой причине, когда Сашка остается в

одиночестве в своей боковушке, он часто глядится в

круглое карманное зеркальце и, расшатывая передние

резцы, мечтает, что, когда заведутся у него свои де­

нежки, то он обязательно побывает в Архангельске, вы­

дернет эти кусачки и вставит золотые, с желтым негас­

нущим светом, какие видел у Тимки Закелейного, ког­

да тот пришел с загранки.

— Дурак ты, Сашка. В кого такой дурак-то? В де­

вятый класс нынче походишь. Вот ужо напишу матери,

какой ты дурак.

— А чего я такого сказал?— огрызнулся Сашка и

для острастки громыхнул мешком с бутылками. Баба

Поля сразу всполошилась:

— Ой-ой, лешак окаянный, всю посуду-то у меня

перебьешь! Ведь деньги плочены. Вот сколько денег

ухлопали, это все бы да в дело.

У бабы Поли над верхней губой черные усы, где-то

опять сумела вывозиться^ в саже, и передник у нее как

голенище кирзового сапога... Уж никто бы ныне из

старых архангельских подружек не узнал в ней бывшую

купеческую дочь, так обдеревенилась она и все замашки

и привычки крестьянские впитала в себя.

— Глаза-ти вовсе на улице оставил. Ведь большой

уже. А ему все бы бегать, все бы бегать,— бубнила ров­

ным несердитым голосом.— Склал бутылки, дак поди,

Германа понаведай, узнай, когда на тоню побежите.

А не станешь слушать, высуну живо к матери в город,

живи там.

Тут калитка отшатнулась, и шерсть на рыжей лай­

ке встала торчком. Собака вопросительно ойкнула, мол,

кого там леший несет не ко времени, и насторожила

лохматый загривок. По мосткам направлялся солидный

мужчина в костюме из хорошего светлого материала —

как сразу прикинула баба Поля — и в соломенной про­

зрачной шляпе. Старуха вытерла руки о подол, не

сделав их ни капельки чище, если не загрязнив еще

больше, и шагнула навстречу, протягивая ладонь. Б а­

ба Поля держала руку на весу, но не решалась подать

первой. Гость неловко и торопливо коснулся повыше

бабкиного локтя и затеребил ситцевую кофту, словно

бы вытирая о нее пальцы.

— Баба Поля, Полина Кондратьевна, вы все преж­

няя, и годы вас не берут.

— Иван Павлович, осподи!— всплеснула руками

старуха и сразу замялась, не зная, как поступить и что

сказать далее; спиной она прикрывала цинковую ванну

с бутылками: еще подумает гость, что она по всей де­

ревне собирала.

— Чей парень-то, не ваш ли?

— Запоздали мы на таких. Внучек...

— Хозяин-то дома?— спросил гость, вглядываясь в

36

окна и сразу примечая верным глазом, что там колых­

нулась прорезная занавеска и вроде бы кто подсматри­

вает в дырочку узорного цветка. Иван Павлович насто­

рожился, прислушался длинным вялым ухом, не стук­

нут ли двери, не скрипнут ли половицы, но все было ти­

хо. — Хозяин-то дома? — переспросил он.

— А где ему быть-то,— поколебавшись, ответила ба­

ба Поля и крикнула пронзительно:— Хозяин, до тебя

гость тут! Слышь, Гриша, спишь, што ли?

Дверь сразу распахнулась, словно Гриша Таранин

спал в сенцах на полу, и в проеме появился бодрый ру­

мяный старик.

— Кто тут до меня?— спросил хитровато и выжи­

дающе, пряча светлые дробинки глаз под клочья бровей

и как бы становясь временно незрячим.

— Чирок?— тихо позвал Иван Павлович и шагнул

навстречу, словно бы намереваясь обнять старика.

— Сосок, Ваня?— громко узнал Гриша Таранин и

легко сбежал вниз. Они оказались вдруг одинакового

роста, но сухонький хозяин перед оплывшим гостем вы­

глядел помладше.

— Помнишь, как тебя дразнили? Бывало, спросят,

какие птицы есть, да. Ты и начнешь: утка, лебедь, крив-

ка, крохаль, кулик. Всех назовешь, а про чирка всякий

раз забудешь будто. А тебе и напомнят. Смеху тут

сколько,— снисходительно похлопал по плечу Тяпуев.

— А вас-то, да...— что-то хотел припомнить Гриша,

но замешкался, проглотил слова.— Проходите, чего мы

тут встали. Бабка, ты бы самоварчик нам спроворила —

такой гость. Давно в родных местах?

— Со вчерашнего вечера.

— Ну да, ну да...

— Матушкину могилку решил понаведать. Тут мой

корень, весь тяпуевский род в голубом городке лежит.

Душа просит, поехал. Да... Ну а ты-то как, старая гвар­

дия?—помешкав, спросил Иван Павлович и, уже скуч­

нея, оглядел хозяина, его мешковатые брюки с пузыря­

ми на коленях, ноги в толстых шерстяных носках и сит­

цевую рубаху с узкой кожаной опояской.

— А чего я-то. Дети, слава богу, выучены. Одна

Дочка институт на учителя кончила, другая по медицин­

ской части пошла, сын в Германии офицером служит,

А у тебя-то долгой ли отпуск?

37

— На пенсии я,— почему-то смущаясь и словно бы

стыдясь своего нового положения, ответил Тяпуев, осо­

бенно болезненно почувствовав, что он нынче никто.

Нынче он просто пенсионер Иван Павлович Тяпуев. И

потому, раздражаясь, добавил:— Оставляли, уговарива­

ли поработать — ушел. Сам знаешь, какая была наша