не только опасение, но даже убеждение, что у Бурцева имеются в Департаменте полиции верные друзья, сообщающие ему все, что им удается узнать интересного”.
Предположение и даже убеждение провокаторов было сущим вздором. Бурцев никого не имел в Департаменте, однако, всем говорил об этом. Так, в январе 1913 года Красильников узнал от секретного сотрудника, освещавшего Бурцева, что тот якобы получил из Департамента полиции сообщение и донес об этом Особому отделу полиции. В ответ на это заведующий Особым отделом просил Красильникова “добыть, если представится возможным, фотографический снимок почерка лица, сделавшего сообщение Бурцеву”. На случай же, если не удастся достать фотографию письма или же письмо писано измененным почерком или на машинке, Еремин (заведующий Особым отделом) придумал целый план проверки лиц, заподозренных им в выдаче тайн Департамента полиции. С этой целью Еремин предлагал Красильникову “от имени Бурцева прислать в Петербург по указанным адресам письмо с предложением доставить известные адресату и возможные для последнего сведения с обещанием оплатить их крупной суммой, причем редакцию каждого из писем видоизменить, указав для каждого ответа по возможности другой адрес до востребования, но так, чтобы высланный из Петербурга ответ был доставлен вам, а не Бурцеву”.
Мы не будем перечислять, в какие сроки должны были посылаться письма и какими условными телеграммами должен был Красильников уведомлять Еремина о высылке каждого письма. Заподозрены были в выдаче тайн Бурцева следующие лица в Петербурге:
1. Васильев И.С. - Большая Охта, М. Прохоровская ул., д. 15, кв.10.
2. Васильев МД - Крестовский Остров, Вязовская ул., д. 15/12, кв. 4.
3. Широков К.К. - Ивановская ул., д. 24., кв. 10.
4. Семенихин СГ. - Сергиевская ул., д.31, кв 42.
5. Преображенский ДМ. - Петербургская сторона, Б Дворянская ул, д.28, кв.12.
Через 11 дней Еремин дополнял, что надо “в следующих письмах не указывать на бывшее будто бы сношение Бурцева с адресатами, а предлагать последним доставлять за определенную и значительную сумму интересующие автора, т.е. Бурцева, сведения, которые могут быть извлечены из дела Департамента полиции”. “Кроме того, - писал Еремин, - если с течением времени представится необходимость во временном прекращении высылки вами писем от имени Бурцева впредь до особого распоряжения, то вам будет выслана мною условная телеграмма за обыкновенной подписью “Орлов” следующего содержания: “Препятствий к выезду Женеву нет”.
Из заподозренных откликнулся Васильев с Крестовского Острова (на адрес Шарля Дермонта): “Получил Ваше письмо, подпись которого мне совершенно незнакома… Такое редкое совпадение моих имени, отчества, фамилии и места жительства, на которое я недавно лишь переехал, не что иное, как недоразумение. Письмо Ваше для меня загадочное. О каком обещании с моей стороны Вы упоминаете? Да и вообще, если Вам угодно со мной разговаривать, я просил бы подписать фамилию ясно и полностью”.
Пока дошло это письмо в Париж, Еремин взволновался, ибо №1 получил и представил ему загадочное письмо от якобы Бурцева, а №2 не представил, “ввиду чего возникает предположение, что он намерен послать ответ по указанному Вами в том письме адресу”. Прием, употребленный Ереминым, не удался,
Летом 1913 года кто-то донес Департаменту полиции, что некая Нина Петровна Козьмина предпринимает с некоторыми товарищами при участии “известного эмигранта В.Л.Бурцева” экскурсию на Кавказ. “Это сведение лишено всякого основания, - писал Красильников, - по ходу своей деятельности вообще, а в настоящее время в особенности, Бурцев далек от каких бы то ни было экскурсий. В данное время вся его деятельность сводится к приисканию средств к существованию и к поддержанию находящихся на его иждивении Леруа и Лесна”.
Поездка его на юг Франции и в Италию, где он надеялся добыть нужные ему деньги, не увенчалась успехом. Он получил только обещание, что деньги ему будут даны в конце августа или начале сентября. Если же он обещанного не получит, то, не имея возможности без денег продолжать свою разоблачительную деятельность, он, по его словам, уедет в Россию, так как без денег ему за границей делать нечего. Не знаем, достал ли Бурцев денег, но осенью того же года он нанес “охранке” тяжкие удары.
Из числа лиц, пытавшихся связаться с “охранкой”, в 1912 году можно отметить Макаревича и Ерофеева. Захарий Макаревич, крестьянин Ошмянского уезда, Полянской волости, деревни Мокрицы, приказчик по заготовке леса, был выслан по делу социал-демократической пропаганды в Вологодскую губернию, где сделался секретным сотрудником местного губернского жандармского управления, под кличкой Волков, с платой по 26 рублей в месяц. Макаревич донес, что покушение на жизнь тюремного инспектора Ефимова сделала Энна Славницкая. В ноябре 19П года Макаревич скрылся за границу, в Лондон, откуда снова вступил в сношения с “охранкой”, предлагая ей свои услуги; последние, однако, не были приняты ввиду того, что Макаревич, по официальному отзыву, особого положения в РСДРП не занимал и деятельность его сводилась к распространению нелегальной литературы; как сотрудник давал сведения по партии эсеров, получаемые, видимо, из плохо осведомленного источника.
Карьера Ерофеева была кратковременна. Шлиссельбург-ский мещанин Леонид Ерофеев в 1912 году явился к заведующему заграничной агентурой и, не называя себя, предложил выдать Бориса Савинкова, едущего будто бы. с другими лицами в Россию для совершения террористических актов; при этом за выдачу первого он просил вознаграждение в тысячу рублей, а за остальных сверх того, сколько будет признано возможным. Ерофеев был принят на этих условиях в секретные сотрудники под кличкою Фальстаф. Вскоре, однако, действительная фамилия нового агента выяснилась, и Департамент полиции дал о нем такой отзыв: “Ерофеев является человеком крайне преступного направления и порочной нравственности, который в бытность свою за границей, в период времени 1908 - 1912 годов, присваивал себе разные имена, располагая для сего подложными документами, совершал под этими именами кражи, вымогал у консулов и частных лиц деньги, хранил с преступными целями взрывчатые вещества и поддерживал сношения с революционными организациями”. В конце концов за свои проделки Ерофеев был выслан административно в Нарымский край, откуда в марте 1913 года скрылся.
Немногим дольше работал Калман Альбаум (Эльбаум), который до начала 1912 года состоял за 75 рублей в месяц секретным сотрудником Белостокского охранного отделения. Он был сыном частного поверенного. Его революционная кличка была Карл. В январе 1912 года Департамент полиции запросил Красильникова о желательности передачи в заграничную агентуру Альбаума, который предлагал свои услуги в деле политического розыска в Лондоне по группе анархистов. О своем прибытии в Англию он должен был уведомить Красильникова письмом за подписью “Корпюлент”. 2 марта Альбаум выехал в Лондон, а 10 июня состоялось его первое свидание с представителем агентуры. Однако в январе 1913 года Красильников уже доносил Департаменту полиции на основании сведений, доставленных секретным сотрудником Дорожко, что Альбаума товарищи подозревают в сношениях с полицией, причем у анархистки Камёнецкой имелись прямые указания, что Альбаум получил деньги на проезд в Лондон от начальника Белостокского охранного отделения.
Не наладились как следует сношения и с Козловым. Яков Козлов, крестьянин Курской губернии, бежал с военной службы, украв у командира батареи, в которой служил, 200 рублей, был арестован под фамилией Грачевского при типографии эсеров, обнаруженной в Глухове в 1907 году. Бежал из тюрьмы и снова был задержан в Белебее, где он жил под именем Антона Марченко; был осужден и сослан на поселение; в 1912 году скрылся из деревни Ян на Чуне. 16 июля того же года Департамент полиции уведомил Красильникова, что в мае в Женеву выбыл секретный сотрудник Енисейского губернского жандармского управления по партии эсеров под кличкой Уярский - Яков Козлов.
