Затея Петра (повторенная им еще раз в 1713 г.) не привела к желаемым результатам. Правда, молодая карлица сделалась беременной, но не могла разрешиться и после тяжких страданий умерла вместе с ребенком.

Вдовец-карлик Яким Волков после смерти своей жены начал пьянствовать и распутничать; все строгие меры, принятые для его исправления, оказались напрасными. Он умер в конце января 1724 г. и по приказанию Петра был похоронен торжественным и опять-таки забавным образом. Впереди погребальной процессии шли попарно 30 певчих, все маленькие мальчики. За ними следовал в полном облачении крошечный поп, которого нарочно выбрали для этой церемонии по причине его малого роста. Затем ехали маленькие, особого устройства сани. Их везли шесть крошечных лошадок, покрытых до самой земли черными попонами и ведомых под уздцы маленькими пажами. На санях стоял гроб с телом усопшего, обитый малиновым бархатом, с серебряными позументами и кистями. В головах покойника, на спинке саней, сидел пятидесятилетний карла, брат умершего. Позади гроба следовал маленький карла в качестве маршала, с большим маршальским жезлом, обтянутым флером, спускавшимся до земли. На этом карле, как и на прочих товарищах его, была длинная черная мантия. За ним двигались попарно остальные карлики. Потом выступал другой маленький маршал, во главе карлиц. Из них самую крошечную вели под руки двое наиболее рослых карл. Лицо ее было совершенно закрыто флером. За нею шествовали остальные карлицы попарно, в глубоком трауре. По обеим сторонам процессии шли с зажженными факелами огромные гвардейские солдаты и придворные гайдуки. Император вместе с Меншиковым провожал процессию пешком от Зимнего дворца до Зеленого (ныне Полицейского) моста. Тело Якима Волкова было предано земле на кладбище Ямской слободы. По окончании погребения все карлики и карлицы были привезены во дворец и угощены здесь обедом.

«Едва ли, — замечает в своих записках один иностранец, — где-нибудь в другом государстве, кроме России, можно увидеть такую странную процессию!..»

В ТАЙНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

Законы святы, да законники супостаты.

При Петре I петербургской Тайной канцелярии много хлопот доставил принятый им титул императора. Народ на Руси знал царей, бояр, слыхал про «заморских королей», но самое слово «император» было для него совершенно чуждо. На этой почве происходили недоразумения, которые кончались трагически, когда вмешивалась Тайная канцелярия, впрочем, благодаря Петру виновные отделывались сравнительно дешево.

Начинались такие дела обычно с пустяков. Один приезжий, например, попав в Петербург, изрядно выпил в кабаке с каким-то солдатом. Солдат предложил выпить за здоровье императора. Приезжий, никогда не слыхавший такого слова, обозлился. Он ударил кулаком по столу и крикнул:

— На кой нужен мне твой император?! Много вас таких найдется! Черт тебя знает, кто он, твой император! А я знаю праведного моего государя и больше знать никого не хочу!

Солдат бросился к своему начальству, кабак оцепили, всех бывших там арестовали и под строгим караулом отправили в Тайную канцелярию.

Началось громкое дело «о поношении Императорского Величества».

Приезжий Данила Белоконник был допрошен на дыбе, и три раза показал одно и то же, слово в слово:

— Молвил я такие слова, не ведаючи того, что гренадер про государево здоровье пьет. Мыслил я, что пьет он какого боярина, кличка которому император. Не знал я, Данила, по простоте своей, что Его Царское Величество изволит зваться императором.

Зато свидетели путались в показаниях. В момент совершения «преступления» все были пьяны, никто ничего толком не слышал, но дыба заставила их говорить, и бедняги кричали, что им приходило в голову. И более всего пострадали именно свидетели: пятеро из них умерли, не выдержав «неумеренной пытки», другие сосланы в каторжные работы, и только двоим посчастливилось отделаться пыткой без дальнейшего наказания.

О самом «преступнике» состоялся такой приговор: «Данило Белоконник расспросом показал, что непристойные слова говорил он от простоты своей, не зная, что Его Величество — император. Знает-де он государя, а что у нас есть император — того он, Данило, не знает. И хотя два свидетеля показали сходно простоту Данилы, однако же, без наказания вину Белоконника отпустить невозможно, для того, что никакой персоны такими непотребными словами бранить не надлежит. Того ради бить его, Белоконника, батогами нещадно, а по битье освободить и дать ему на проезд пашпорт».

В царствование Петра I многие оговоренные выходили из Тайной канцелярии на свободу, но бывали случаи, когда ни в чем серьезном не повинные люди обрекались на тяжелые наказания просто по недоразумению, совершенно против воли царя.

Особенно характерен в этом отношении эпизод, о котором повествуют летописи Тайной канцелярии за 1721 г. В общих чертах дело рисуется так. 27 июня 1721 г. в Петербурге праздновалась двенадцатая годовщина победы под Полтавой. На Троицкой площади были выстроены войска, в обширной палатке совершалось торжественное молебствие в присутствии царя и его приближенных. Петр был одет в тот же мундир, в котором вел свои войска на шведов: на нем был старый зеленый кафтан с красными отворотами, широкая кожаная портупея со шпагой, старая, сильно поношенная шляпа. На ногах — зеленые чулки и побуревшие от времени башмаки. Костюм царя так резко выделялся среди щегольских мундиров гвардии и богатых кафтанов придворных, что все взоры невольно были обращены на него.

За рядами гвардейцев толпился народ. Зрителями были усеяны все заборы и крыши домов.

В числе лиц, окружавших царя, был и герцог Голштинский, жених старшей царевны. По окончании молебна Петр хотел похвастаться перед дорогим гостем выправкой своих солдат. Он приказал гвардии выстроиться в колонну и сам повел ее парадным маршем мимо палатки.

В это-то время и произошел казус, которым долго пришлось заниматься Тайной канцелярии.

В толпе зрителей стоял мужичок Максим Антонов. По пути на торжество он завернул в кабак и изрядно выпил, благо, накануне у его хозяина был расчетный день. На площадь Антонов явился сильно навеселе, или, как говорили в то время, «зело шумным».

Торжественная обстановка, пальба и колокольный звон ошеломили его, под влиянием солнца, припекавшего обнаженную голову, хмель стал бродить, затуманивал сознание, и Антонову захотелось чем-нибудь проявить свое восторженнее состояние.

Под звуки музыки, с царем во главе, войска двигались по площади. Гремело «ура». Вдруг в пьяном мозгу мужичка мелькнула мысль, что он должен лично засвидетельствовать государю-батюшке свое почтение. Недолго думая, он протиснулся вперед, прорвался сквозь цепь солдат, еле сдерживавших напор толпы, пробежал несколько шагов по площади и отвесил царю глубокий поясной поклон. Потом поклонился второй раз, третий. Один из адъютантов Петра подбежал к нему и оттащил в сторону. Антонова окружили солдаты. Но по его глубокому убеждению, он недостаточно полно выразил свое почтение царю. Антонов развернулся и ударил одного из солдат в ухо. На Антонова накинулись другие солдаты. Прежде всего они старались отнять висевший на поясе небольшой ножик с костяной ручкой. Мужичок защищался с отчаянием пьяного, произошла свалка, через несколько минут Антонова связали по рукам и ногам и поволокли в Петропавловскую крепость, в Тайную канцелярию.

Через два дня Максим Антонов предстал перед грозным судом. Дело получилось серьезное, незаурядное: по свидетельству очевидцев, злодей, вооруженный ножом, кинулся на царя, имея злой умысел, а потому и следствие велось со всей строгостью.

Прежде чем начать допрос, беднягу «для острастки» три раза вздернули на дыбу и уже после этого стали предлагать обычные вопросы. Однако, несмотря на повторные пытки, включительно до раздробления костей в тисках, Антонов не признал себя виновным в злом умысле. На все вопросы он отвечал одно и то же: