«Знатные лица обоего пола, — рассказывает в 1757 г. в своих записках французский дипломат граф де ла Мессельер, — наполняли апартаменты дворца и блистали уборами и драгоценными камнями. Красота апартаментов и богатство их изумительны; но их затмевало приятное зрелище четырехсот дам, вообще очень красивых и очень богато одетых. К этому поводу восхищения вскоре присоединился другой: внезапно произведенная одновременным падением всех стор темнота сменилась в то же мгновение светом 1200 свечей, отражавшихся со всех сторон в зеркалах. Заиграл оркестр из 80 музыкантов, и бал открылся. Во время первых менуэтов послышался глухой шум, имевший, однако, нечто величественное: дверь быстро отворилась настежь, и мы увидели императрицу, сидевшую на блестящем троне. Сойдя с него, она вошла в большую залу, окруженная своими ближайшими царедворцами. Зала была очень велика; танцевали за раз по двадцати менуэтов, что составляло довольно необыкновенное зрелище; контрадансов танцевали мало, кроме нескольких английских и полонезов. Бал продолжался до одиннадцати часов, когда гофмаршал пришел доложить ее величеству, что готов ужин. Все перешли в очень обширную и изящно убранную залу, освещенную 900 свечей, в которой красовался фигурный стол на несколько сот кувертов.
На хорах залы начался вокальный и инструментальный концерт, продолжавшийся во все время банкета. Кушанья были всевозможных наций, и служители были русские, французы, немцы, итальянцы, которые спрашивали у единоплеменных им гостей, что они желают. Ужин окончился около трех часов пополуночи, после чего все разъехались».
Увеселения зимнего времени не ограничивались ассамблеями (летом они бывали только у Петра в день его именин и устраивались обычно в Летнем саду). В большой чести был театр.
Театр сам по себе — не новость для русского человека. Еще при отце Петра, Алексее Михайловиче, в подмосковном царском селе Преображенском соорудили специальное здание «комедийной хоромины». В нем и сцена была устроена, и «рамы перспективного письма» (то есть декорации) имелись, выполненные Петром Гавриловым сыном Инглесом — первым на Руси театральным художником. Игравшиеся в хоромине комедии (слово «комедийный» не определяло тогда характера пьесы, а приравнивалось к понятию «театральный») — это драмы преимущественно на библейско-евангельские сюжеты: «Действо об Иосифе», «Комедия о блудном сыне» и т. п. В XVII в. и в начале XVIII в. Москве подвизались также различные иностранные театральные труппы.
Первый театр в Петербурге появился в середине второго десятилетия XVIII в. стараниями принцессы Наталии Алексеевны. Обретался он в деревянном доме на углу будущих Сергиевской улицы и Воскресенского проспекта. Труппа небольшая — всего десять человек русских актеров и актрис. Все они остались для нас безыменными, кроме одного — карлика Кардовского. Был и оркестр из шестнадцати музыкантов, тоже русских.
Репертуар к тому времени тоже переменился. Пьесы духовного содержания давались редко (по этой части более всего, пожалуй, грешила Наталия Алексеевна, любившая беседовать с музами — равно почитая Мельпомену и Талию — с пером в руках). Зато охотно ставили комедии и драмы на мифологические или нравоучительные сюжеты, переделывая подчас для сцены популярные в Западной Европе новеллы и романы. У этих пьес порою были чудовищно длинные названия. Скажем: «Дафния, гонением любовного Аполлона в древо лавровое превращенная». Но, по крайней мере, нетерпеливый или склонный к излишней чувствительности зритель заранее знал, что ему предстоит смотреть и какого рода переживания его ожидают. Бывают ведь такие чудаки, которые чувствуют себя бессовестно обманутыми, если они рассчитывали на счастливый финал, а герой, под самый занавес, возьми да и заколись.
Театр пользовался у петербуржцев успехом. К тому же он был бесплатным.
Театр петровского времени соединял в себе приятное с полезным. Наряду с драмами, подобными «Дафнии», ставилось, например, какое-нибудь «Действие о Петре Златые ключи», в котором доказывалась необходимость и полезность заграничных путешествий. А когда шла многоактная пьеса, в антрактах разыгрывались коротенькие интермедии на злободневные темы: в одной высмеивались слепые ревнители старины, в другой обличались взяточники и т. п.
И, пожалуй, сценические подмостки оказывались в эгом смысле полезнее трибуны оратора. Ведь искусство, благодаря красочности и образности своего языка, всегда действует сильнее, чем самые логичные, но сухие пояснения. Из всех же видов искусств театральное — одно из наиболее доходчивых, а по тем временам оно и наиболее массовое.
Итак, когда со свинцового неба густыми хлопьями падает снег, когда холод загоняет людей под крышу, а в изразцовых печах так уютно потрескивают дрова, — ассамблейный и театральный сезон в разгаре.
Развлечения летнего времени соответствовали этой благословенной поре года, к сожалению, столь скоротечной в здешних краях. Прежде всего, это катанье по Неве на гребных и парусных судах.
До страсти любивший все виды водного спорта, Петр всячески поощрял его развитие среди своих подданных. В один прекрасный день петербуржцы узнали, что они могут бесплатно, «от казны» получить яхты и вёсельные лодки. Притом им разъяснили, что новая «забава» вводится «не токмо для увеселения народа», но и «для лучшего обучения и искусства по водам и смелости в плавании».
Если с раннего утра на флагштоке Петропавловской крепости полоскался в солнечных лучах морской флаг, привыкшие к дисциплине жители «парадиза» спешили к своим судам. Коли ты предпочитаешь веселой прогулке мягкую постель, плати штраф. А те, кто поразворотливее, давно уже на месте. Сборный пункт у крепости. Маршрут — по Неве до Екатериненгофа. Там остановка на несколько часов, можно погулять и подкрепиться — угощение приготовлено заранее.
Маленькая «невская флотилия» из пятидесяти или шестидесяти судов легко скользит по водной глади. Свежий ветерок надувает паруса, играет пестрыми вымпелами. Мерно взмахивают веслами одетые в белые рубахи гребцы. На яхтах вельмож — музыканты, волторнисты и трубачи. Простые же смертные довольствуются задушевной русской песней. Немножко грустная, широкая, как сама эта чудесная река, она разливается в воздухе, подхватывается чайками и уносится ветром к зеленеющим берегам.
Из числа многих оригинальных затей Петра Великого можно признать попытку вывести в России породу карликов посредством браков. С этой целью Петр задумал женить своего любимого карлу Якима Волкова на карлице царицы Прасковьи Федоровны. Эта идея была приведена в исполнение оригинальным же образом. В августе 1710 г. последовал такой указ:
«Карл мужеского и женского пола, которые ныне живут в Москве в домах боярских и других ближних людей, собрав всех, выслать из Москвы в Петербург сего августа 25-го дня, а в тот отпуск, в тех домах, в которых те карлы живут, сделать к тому дню на них, карл, платье: на мужской пол кафтаны и камзолы нарядные, цветные, с позументами золотыми и с пуговицами медными золочеными, и шпаги, и портупеи, и шляпы; и чулки, и башмаки немецкие; на женский пол верхнее и исподнее немецкое платье, и фантажи, и всякий приличный добрый убор».
Согласно этому указу, было собрано в Петербурге и Москве около 80 карликов и карлиц, однако же сбор продолжался настолько медленно, что свадьба могла быть отпразднована не ранее 14 ноября. Накануне ее двое карликов, исполнявшие обязанность шаферов, ездили приглашать гостей в колясочке о трех колесах, заряженной одной маленькой лошадью, убранной разноцветными лентами и предшествуемой двумя верховыми придворными лакеями. На другой день, когда приглашенные гости собрались в назначенный дом, молодые отправились к венцу торжественным шествием. Впереди шел карлик, исполнявший должность маршала, с жезлом, к концу которого был привязан большой букет из лент. За ним шествовали жених и невеста с шаферами, в самых простых костюмах; потом царь, многие дамы, некоторые иностранные министры и знатные особы. Шествие замыкалось 72 карликами и карлицами попарно; карлики были одеты в светло-голубые и розовые французские кафтаны, с треугольными шляпами на головах и при шпагах, а карлицы в белые платья с розовыми лентами. После церемонии бракосочетания все отправились на Васильевский остров, в дом князя Меншикова, где молодых ожидал роскошный обед. Карлы сидели в средине; над местами жениха и невесты были сделаны шелковые балдахины, убранные, по тогдашнему обычаю, венками. Маршал и восемь шаферов имели для отличия кокарды из кружев и разноцветные ленты. Кругом, по стенам залы, сидела царская фамилия и прочие гости. Праздник кончился пляской, в которой принимали участие только карлы и карлицы. Петр усердно подпаивал новобрачных и затем сам отвез их домой и при себе велел уложить их в постель.
