Блестящая доска на стене была занавешена черным бархатом.

Камарели подошел к ней и дернул за шнур. Занавес начал медленно раздвигаться.

Показалась черная, отполированная, как зеркало, доска, которую Камарели видел уже не один раз.

В углу, на высоте человеческого роста, темнел маленький ящичек. Это было что-то новое.

Камарели открыл крышку ящика. Внутри лежал какой-то аппарат, похожий на барометр, с колесиком, звонком и короткой, не более пяти сантиметров, металлической ручкой. Он осторожно потянул за ручку. Колесико завертелось, и в тот же миг зазвонил звонок. От ящика вверх была протянута проволока, она шла вдоль экрана, переходила на противоположную стену и там подсоединялась к маленькому четырехугольному аппарату, напоминающему электросчетчик.

Минуты две Камарели рассматривал все это сооружение, стараясь постигнуть его смысл и назначение.

Внезапно за его спиной вновь раздался звонок.

Камарели обернулся и замер от изумления.

С доски, теперь ярко освещенной, удивленно смотрела на Камарели молодая незнакомая женщина.[10]

Камарели невольно оглянулся, словно надеясь увидеть в комнате отраженную в зеркале женщину, но убедился, что в лаборатории никого нет.

И вдруг Камарели осенила догадка: перед ним телеэкран. Он немного пришел в себя от изумления. По-видимому, здесь и следует искать ключ к тайне Вайсмана.

В этот момент женщина повернулась и притворила дверь. Камарели только сейчас заметил, что на экране совершенно незнакомая комната: глухие стены без окон разрисованы странными цветами и листьями; в центре комнаты — маленький треугольный столик, три изящных деревянных стула с высокими спинками и необычной формы длинный диван.

На женщине было какое-то легкое прозрачное одеяние, оно все струилось, переливалось. Женщину словно окутывало пламя. Пламенем горели и ее волосы, а голову, как на древней фреске, венцом окружало сияние.

Женщина прошла несколько шагов, присела на диван и подала знак Камарели, приглашая сесть и его.

Он, как пол гипнозом, придвинул стул ближе к экрану.

Женщина, не мигая, смотрела ему в глаза. Взгляд этот лишал его способности двигаться, думать, проникал в душу.

Камарели казалось, что постепенно все существо его наполняется странным сиянием, и чем дольше смотрел он в ее удивительные лучистые глаза, тем глубже погружался в их неведомые глубины.

Трудно было уловить черты ее лица. Глаза, как два чудесных светоча, горели на ее лице. Осененные длинными, влажными ресницами, они то говорили о невыразимой скорби, то светились безграничной радостью.

Как завороженный, неподвижно сидел Камарели перед экраном. Прошло несколько бесконечно длинных минут.

Стряхнув с себя оцепенение, он попытался трезво разобраться в происходившем.

Да, безусловно, это — тайна Вайсмана. Но кто эта женщина? Из какой она страны? Где нашел ее экран инженера-чародея?

Вдруг его осенило: он вскочил, подбежал к столу, написал на листке бумаги по-английски, по-французски и по-немецки: «Откуда вы? На каком языке говорите?» и протянул его женщине.

Она улыбнулась. Затем встала, взяла со стола маленький черный кубик, напоминавший игральные кости, положила его в широкую черную коробку-камеру и протянула Камарели.

На черной стенке коробки возникла белая надпись. Но сколько ни старался Камарели, ему не удалось разобрать ни одной буквы.

Тогда он, жестикулируя, постарался дать ей понять, что не разобрал написанного. Женщина положила камеру на стол и в свою очередь принялась что-то объяснять Камарели: сначала сложила два пальца крестом, потом подняла правую руку к потолку, а другой указала на заднюю стену комнаты. Наконец, подойдя к стене, прислонилась к ней спиной. Неожиданно стена раздвинулась, как занавес на сцене, и показался сад. Оранжевым пламенем горела в лучах солнца листва.

Камарели взглянул на часы: было 11 часов утра. Он стал напряженно прикидывать, в какой стране сейчас ярко светит солнце. Восход — в Африке и на западе Советского Союза… Закат — на Тихом океане… Но осенний пожар в садах ранней весной?.. Вероятнее всего, что это в Африке.

Женщина повернулась и, сделав Камарели какой-то знак, улыбнулась, подняла руки, взмахнула ими, как крыльями. Стена опять сомкнулась. Женщина потянула за черную ручку в углу экрана.

Вдруг все исчезло — и женщина, и комната, и сад за стеной. Перед Камарели лишь холодным блеском отсвечивала черная полированная доска.

Он постоял несколько секунд перед экраном, потом опустил крышку ящичка и, задвинув занавес, нервно зашагал по лаборатории.

Да, он прикоснулся к тайне Вайсмана, но от этого она стала только еще более непостижимой, необъяснимой. Какие отношения между Вайсманом и этой женщиной? Где она теперь находится и кто она?! Уж не пленил ли этот современный маг прелестную незнакомку, чтобы получить сказочный выкуп от ее прежнего владельца? Что за глупости! Или, может быть, неразделенная любовь настолько ожесточила сердце могущественного ученого, что он заточил эту необыкновенную красавицу, отвергшую его, на каком-нибудь затерянном в океане необитаемом острове и оставил ей этот экран — единственное окно в мир, чтобы никто, кроме разгневанного возлюбленного, не мог ее видеть…

Долго размышлял Камарели, находил и отвергал всевозможные объяснения увиденному, но так и не сумел проникнуть в тайну Вайсмана.

«Необходимо хоть немного успокоиться, чтобы разобраться во всем происходящем», — решил он наконец. Погасив свет и заперев лабораторию, он вернулся к себе. Но не стал ни читать, ни работать — переоделся и вышел из дому.

Свежий воздух приветствия знакомых, привычный гомон тбилисских улиц постепенно помогли ему обрести спокойствие.

Он спустился по улице Чавчавадзе и, не торопясь, пошел по проспекту Руставели.

Смятение улеглось, но лицо женщины, столь неожиданно возникшей в зеркале, все еще стояло перед его глазами.

Постепенно в сознании начало созревать решение удивительной загадки. «Вайсман — выдающийся ученый. Что же удивительного, если он так блестяще разрешил проблему передачи изображения на дальние расстояния? А разве его летаргин — меньшее чудо, менее гениальное изобретение? Да, все это так».

И все же где-то в самых дальних тайниках сердца у Камарели что-то дрогнуло. Изобретением Вайсмана или прекрасным лицом незнакомки вызвано это волнение?

Камарели усмехнулся: недоставало только влюбиться в видение. Приближаясь к Дворцу правительства, он уже окончательно справился со своим волнением. Впечатлительный от природы, он умел контролировать свои чувства.

Легко и весело взбежал Камарели по ступеням широкой лестницы Дворца правительства.

Камарели вернулся домой глубокой ночью. Весь день он работал много и плодотворно, и сейчас был доволен собой. Как здоровому ребенку, присуща потребность двигаться, играть, шалить, так и Камарели необходимо было работать, трудиться, созидать, находить все новое применение своей бурной, кипучей энергии, — это была его стихия, воздух, которым он дышал.

И сегодня он с обычным увлечением занимался любимым делом. Но к привычному чувству радости прибавилось что-то новое: в тайниках сердца продолжал жить чарующий образ незнакомой женщины.

В самый разгар работы, в момент ожесточенного спора или спокойной беседы с друзьями перед внутренним взором Камарели возникали полыхающие огнем глаза, волосы, и незримые крылья надежды переносили его в таинственный, неведомый мир. Ему удавалось иногда совершенно отрешиться от видения, и тогда ясные глаза его по-прежнему горели уверенностью и энергией.

Камарели разделся. Выключил свет. Лег. С удовольствием потянулся на широкой постели. Усталое тело жаждало тишины и спокойствия.

И вдруг в темноте ярко вспыхнул экран и заискрились удивительные глаза незнакомой женщины.