если мы старое правление свалим, то наладим дело с одной

прибылью без дефицита, и в благодарность за поддержку из вас

никого не уволим, так как производство будет расширено.

И служащие согласились поддерживать, так как пить-есть

каждому надо.

Старое правление было смещено, и назначение получили

Хрущев и Таскин.

На другой день к ним пришел делопроизводитель и сказал:

– Товарищи, моя сестра была нагло уволена прежними

арапами. Необходимо восстановить справедливость, принять ее

обратно.

– Где она? Давай сюда,– сказал Хрущев.

И, когда пришла сестра делопроизводителя, Хрущев привел

ее в канцелярию и сказал:

– Вот жертва произвола прежних арапов, которые в

учреждении завели кумовство и увольняли работников, не

имевших сильной протекции. Предоставляю ей место с

повышением.

Раздались дружные аплодисменты.

Потом к Таскину и Хрущеву стали приходить их

родственники и знакомые. Они, даже не заходя в правление,

сначала ходили по учреждению и с интересом осматривали его,

как осматривают дом, доставшийся по наследству.

Но, когда Хрущев и Таскин говорили им, что не могут их

взять на службу, они обижались и говорили:

– Хорош родственник, помнит о своих родных, нечего

сказать. Пока мы ему были нужны, так он около нас

околачивался, а теперь нос задрал и сделать для нас ничего не

хочет. А почему же сестру делопроизводителя взял? Чужих

устроить можно, а своих нельзя?

Потом к Хрущеву пришли родственники жены, сначала

отказал им. А дома – надутые физиономии и целый скандал.

Пришлось двоих взять.

Когда этих взял, тогда к Таскину пришли три родственника и

при его отказе указали на то, что Хрущев ведь взял своих

родственников, почему же он не может?

Пришлось, скрепя сердце, взять и этих троих.

Потом пришли с записками от важных лиц.

Им отказали.

258

Но они сказали, что почему им отказывают, а своих

родственников принимают?

Пришлось взять и этих. Потому что, если им отказать, сам

недолго продержишься. А пить и есть надо.

А потом в правление пришел делопроизводитель и сказал:

– Как же нам быть-то?

– А что?

– Да столов не хватает.

– А, черт... ну, посадите по два человека за стол.

– Какой там – по два, когда уж в иных местах по три сидят.

Такая скученность, что дышать нечем. Ведь люди по шести

часов в учреждениях сидят.

– Может быть, поубавить немного? Ведь тут много

родственников прошлого правления.

– Неудобно... Они же на нашей стороне были. Лучше столов

еще заказать, кстати, столяры тут внизу толкутся, точно святым

духом учуяли, что пожива им будет.

В правление вбежал Таскин и торопливо сказал:

– Черт возьми, вот положение, ей-богу! Надо еще одного

человека устроить. Ну, прямо, понимаешь, сил никаких нет! Им

толкуешь, что невозможно, что учреждение – это не вотчина,

деньги не мои, а народные,– нет, они знать не хотят. Да еще

намекают на то, что свинью мне подложат, заметочку в газеты

дадут. Что тут делать?

– Что делать? Придется взять,– сказал Хрущев.– Хорошему

человеку отказать можно, а вот таким сволочам – опасайся. А

чтобы штатов не раздувать, придется отдавать ему сдельно.

– Да ведь этак вдвое дороже выйдет!

– И втрое заплатишь, по крайней мере, расход в другую

статью можно перевести. А то что же у нас на один штат-то

сколько выходит! И так вон столярам сейчас целый подряд на

столы дали. А ради этого план производства пришлось

расширить. Хорошо его на бумаге расширить, а как на деле

будем расширять – неизвестно.

А между тем уже начиналось брожение. Почти открыто

кричали, что это не учреждение, а какая-то вотчина, что

правление принимает на службу своих родственников и по

разным записочкам, от ворот, а через биржу труда поступить и

думать нечего.

Разговор этот подняли те, кому было отказано. Его

поддержали те, кто оказался обиженным. В особенности сильно

259

волновались три преданных делу работника – Сущев, Ласкин и

Шмидт.

И когда столяры привезли столы к учреждению, они

кричали, показывая на столы из окна:

– Вот как расходуются народные деньги! И все это для кого?

Все для своих протеже. А моего брата вышвырнули в два счета,

человека, который за них же стоял. Посмотрите на склады,

сколько там народу: заведующий, да еще при нем заместитель,

да два бухгалтера, да две машинистки, да три счетовода, да два

курьера!! Да еще мы знаем, что сверх штата напихано, работа

сдельно отдается... Поддерживайте, мы их к черту спихнем.

– Что же, мы вас поддержим, а вы потом половину из нас

прогоните?

– Мы боремся не с вами, а с заправилами, которые мотают

народные деньги.

– Тогда – другое дело.

Делу дан был ход. Приехали комиссии. Стали проверять.

Оказалось катастрофическое положение: рассчитано было

прибыли на семьсот тысяч, а оказалось убытку на те же семьсот

тысяч.

– В точку!... Как при прежних, только цифры больше...

Копейка в копейку подгоняет. Ну, прямо нечистая сила работает.

А мы уж под будущую прибыль триста тысяч заняли. Дом, что

ли, на нехорошем месте стоит, черт его знает, в чем тут дело...

– Нет, тут не в месте дело,– кричали Сущев, Ласкин и

Шмидт,– а в том, что деньги народные. Кабы они на свои деньги

дело вели, так небось не набрали бы столько народу, а из

каждого бы последний сок выжимали. А раз деньги народные –

вали и свата, и брата, и записочников. Тут чистой миллион

прибыли должно быть, а у них семьсот тысяч убытку. Да и как

убытку не быть – и автомобиль у них, и командировки черт ее

знает куда, и чего только нет. Одним словом, народные деньги.

Поддерживайте, надо изжить эту заразу!

Через неделю были назначены перевыборы правления. Все

отмечали безусловную правоту и мужество выступавших

Сущева, Ласкина и Шмидта и возмущались запутанными

объяснениями прежних арапов и раздутыми штатами.

А внизу, прячась от проходивших по лестнице, толклись

почему-то столяры и поглядывали наверх, где производились

перевыборы.

– Вы чего тут собрались? – спросил швейцар.

260

– Так... ожидаем...

Стена

Председатель правления одного из советских учреждений

сидел у себя в кабинете, потом встал и стал зачем-то мерять

комнату шагами вдоль и поперек.

Вымерив, остановился, погладил затылок и посмотрел

вопросительно на стену, обведя ее всю взглядом.

Потом вышел из кабинета и, заглянув в соседнюю комнату,

где сидели машинистки, тоже провел глазами по стене.

Потом позвал управдела.

– Иван Сергеевич, а не находите ли вы, что из этих двух

комнат можно одну сделать? Тогда бы тут заседания правления

можно было устраивать. А машинисток наверх перевести.

Управдел тоже посмотрел вопросительно на стену, постучал

по ней пальцем и сказал:

– Можно. Стену эту высадить – пара пустяков. И обойдется

не дороже сотни, много – полторы, с отделкой.

– Ну, вот и прекрасно.

Через неделю председатель ходил по комнате, соединенной

из двух в одну, мерял ее шагами и говорил:

– Вот это комната, так комната! Только что-то она уж очень

велика вышла?

– Это так кажется с непривычки,– сказал управдел.– Только

вот машинистки недовольны, говорят, что их в собачью конуру

законопатили.

– Потерпят, что ж делать-то!

А еще через неделю председателя перевели в другое

учреждение.

Заступивший его место новый председатель пошел обходить

учреждение для знакомства со служащими. Наверху к нему

подошли машинистки и сказали:

– Нам здесь очень тесно, нельзя ли нас устроить там, где мы