– во всю дверь. Как заревет... Все ребятишки, что у амвона

стояли,– так их и шибануло к стене.

– Ах, здорово...

– Ну, конечно, полонил. Да уж и старый батюшка увидел, что

тягаться ему не под силу, натужается, натужается, а ничего у

него не выходит, ну, и подал на перевод. Так когда он уходил, все

плакали. Очень уж душа хороша была у него.

– Хороша?

– Страсть.

– Народ чувствует. Что другое, а уж душу он за семью

печатями почувствует.

– Да уж народ насчет души...

– Почище архирея разнюхает,– сказал Сенька, подмигнув.

– А тебе бы только оскаляться,– сказал, недовольно

посмотрев на Сеньку, Прохор Степаныч,– тут об серьезном, а

он...

Все помолчали.

– Что-то нам завтра господь пошлет...

– Да, только надо смотреть, чтоб человек достойный был.

– А представительный из себя-то?

– Вон прасол видел его.

Все оглянулись на прасола.

85

– Ростом с Бориса будет,– сказал прасол.

– Хорош... А насчет волос как?

– Волос не видел, под шляпу были припрятаны.

– Служить будет – не подпрячет,– сказал огородник.

86

Три кита

Как только прошел слух, мужики сейчас же выбрали

комитет. А в комитет избрали трех человек: Николая-сапожника,

Степана и лавочника.

Николая выбрали за то, что он очень долго говорить мог и

выдумывать то, чего до него никто не выдумывал.

Степана выбрали за то, что у него душа была уж очень

хорошая, он всегда говорил о том, чтобы всем было хорошо и

чтобы все было по справедливости, и все были бы равны.

И совесть у него была замечательная. Он скорее своему готов

был отказать, но чужому никогда не отказывал.

Лавочника выбрали просто от хороших чувств. От этих же

чувств выбрали бы и помещика, чтобы показать, что они зла не

помнят, но не решились, побоявшись молодых, которые должны

были скоро вернуться с фронта. И потому остановились на

лавочнике.

– Он хоть жулик номерный, но деляга,– говорили мужики.

– Без жулика нешто можно, потому он тебе все знает, где, как

и что. Может, он не для себя только будет стараться, а и для

обчества.

– Довольны своими? – спрашивали соседние мужички из

слободки.

– На что лучше. Одно слово – три кита. На подбор.

Деятельность избранных распределилась очень хорошо.

Николай работал головой и языком. Он добивался главным

образом того, чтобы устроить жизнь так, как еще нигде не было.

И потому он взял на себя разработку планов, проектов.

– Главное дело – выдумать,– говорил он,– а сделать-то

всякий дурак сделает.

Но у него был один серьезный недостаток: он свои планы

никогда не согласовывал с жизнью. Чем меньше возможности

было выполнить на деле то, что он придумал, тем для него было

лучше: значит, так сразу далеко шагнул, что и рукой не

достанешь. Значит, голова работает.

А голова, действительно, хорошо работала: не проходило

дня, чтоб его не осеняла новая идея. Идей этих было столько,

что он едва успевал их выкладывать, и даже часто сам забывал

сегодня о том, о чем говорил вчера.

87

– Что ж ты, черт! Ведь вчера совсем другое говорил! –

кричали ему мужики.

– Нешто все упомнишь,– отвечал Николай,– хорошо у вас

одно дело, а я обо всем думаю.

Начал он с того, что деревню сразу превратил в столицу. По

его плану, нужно было открыть школу для взрослых, столярную

мастерскую, агрономические курсы, народный дом,

пчеловодные курсы и театр. И все сразу и в разных помещениях,

чтобы путаницы не было.

– А денег откуда возьмешь? – спрашивали мужики.

– Ерунда. По копейке со всех соберем, вот тебе и школа для

взрослых.

– А насчет столярной мастерской?

– Ерунда. По две копейки со всех соберем, вот и все.

– А на агрономические курсы, значит, по три будет?..

На другой день школа и курсы отменялись, потому что у

Николая мысль направилась куда-нибудь совсем в другую

сторону. И мужики облегченно вздыхали при мысли, что одна

копейка, две копейки и три копейки останутся в кармане. И

чувствовали даже повышенное расположение к Николаю, что он

так хорошо говорил, и в конце концов ничего не придется

платить за это.

Такие перемены в решениях и планах Николая происходили

оттого, что он никак не мог утерпеть, чтобы не говорить о

задуманном со всяким встречным или первым попавшимся под

руку приятелем, И если таких приятелей попадалось десятка

полтора, то к вечеру задуманное до того ему надоедало, и так он

уставал от него, точно работал целую неделю день и ночь.

– Как у тебя голова только терпит? – говорили мужики.

– Что ж сделаешь-то, время такое, надо стараться,– отвечал

Николай,– зато теперь про нас в газетах пишут.

И, правда, писали, что в таком-то селе открылась школа для

взрослых, народный дом, пчеловодные курсы и т. д. Это

происходило потому, что Николай в волостном комитете

рассказывал председателю, как о задуманном, председатель

волостного комитета рассказывал в уездном комитете, как о

начатом, председатель уездного рассказывал в губернском,

почти как о законченном, в расчете на то, что пока он до

губернии доедет, там уж обделают дело. А тот печатал в газете,

как об открытом.

88

И не только не видели никакого убытка от деятельности

Николая, а частенько получали и кое-какую выгоду. Николай

вдруг решит разобрать на школу помещичью кухню. Разберут с

удовольствием. Но школу класть еще не начали, как у Николая

новая идея.

А кирпич лежит свободный.

А в хозяйстве он каждому нужен.

И когда Николай решит общественную библиотеку

построить, наложивши на каждого по четыре копейки, то

оказывается, что четырех копеек платить не придется, потому

что и никакого кирпича нет.

Пойдет посмотреть на то место, где лежал кирпич – его и,

правда, нет.

– Ну, и черт с ним,– скажет Николай,– какая тут библиотека,

когда бани нету, ходим все как черти немытые.

Библиотеку откладывали.

– Вот это другое дело,– говорили старички,– в баньке

попариться не грех, это всякий с удовольствием.

– Взносы небось придется на нее делать? – спрашивал кто-

нибудь.

– Нет,– отвечал Николай,– вот амбар помещичий

приспособим, перегородки из закромов высадим – и ладно.

Перегородки высаживали, и, когда приходили к нему за

дальнейшими указаниями, он раздраженно кричал:

– Ну, какого черта еще прилезли? Чего вам?

– Насчет бани...

– Насчет какой бани?

– Обчественной.

– Вот надоели с этой баней. Всю жизнь сидели без бани –

ничего, а то вдруг им баня понадобилась.

– Да нам не к спеху.

– Не к спеху, а лезешь?..

Баню пока откладывали.

– А перегородки себе взять можно? – нерешительно

спрашивал кто-нибудь.

– Можно.

– Вот так до весны подработаем,– везде чисто будет.

Когда выбирали Степана, который старался всегда, чтобы все

было хорошо, то каждый думал, что раз Степан – хороший

человек, то он уж не откажет, если, к примеру, пойтить насчет

леску попросить.

89

И так как каждому что-нибудь было нужно, то поэтому к

Степану шли все.

И он никому не отказывал. Писал на бумажке какие-то

крючки и отправлял к лавочнику для выполнения.

Но получалось всегда так, что одному даст,– глядишь –

обидел другого. Написал одному выдать корову, отобрав ее у

прасола, мужичок ушел, благословляя Степана. А через минуту

прибежал прасол, прося написать бумажку о том, что его корова

не подлежит реквизиции. Степану как-то неловко было отказать

и этим обидеть человека. Он написал и прасолу. И когда

мужичок прибежал, запыхавшись, и показал прасолу бумажку