бумаги смотрят сидят.

Он махнул с раздражением рукой и откинулся на спинку

диванчика, потом повернулся к собеседнику.

– А все потому, что строгости настоящей нет. Бывало,

начальник войдет, так дрожат все, а нынче начальник – не пищи,

а то сам вылетишь, вот и идет все дуром. Ведь в одиннадцать

часов ушел! Где может пропадать человек?

Из кабинета напротив вышел служащий в пиджаке и

косоворотке и, наткнувшись глазами на курьера, удивленно

сказал:

– Товарищ Анохин, ай уж снес?

– Какой там снес – не ходил еще! Сухов кудай-то

запропастился, отойтить нельзя. Ведь вот сукины дети!..

– Ты смотри, опоздаешь так. В такую лужу тогда посадишь,

что и не выпутаешься.

– Да нет, опоздать не опоздаю, еще полтора часа времени

есть,– только досада берет, что головы пустые, ничего с ними

делать нельзя.

Служащий ушел, а курьер продолжал:

– Сейчас кажный против прежнего вдвое меньше работает. У

нас уж чего только не делают: и номерочки придумали, чтобы

все вовремя на службу приходили, и расписываться заставляли –

ни черта не выходит. Вот этот Сухов пошел – там всего на

десять минут дела, а он второй час где-то путается,– пойди его –

учти. Конешно, человек рассуждает таким манером: «Прохожу я

395

час или десять минут, все равно я больше того, что получаю, не

получу».

– Я вот кассира второй день дожидаюсь,– сказал человек в

пиджаке,– вчерась сказали, что в банк ушел за деньгами, а

покамест он ходил, четыре часа подошло, кассу закрыли. Сейчас

тут сидит, а кассу все не открывает, потому что, говорят, счета

какие-то проверяет.

– А у тебя у самого небось там дело стоит! – сказал курьер.

– А как же! Меня там двадцать человек десятников

дожидаются, а тех своим чередом кажного небось человек по

пятьдесят рабочих ждут. Я тут папироски вторые сутки курю, а

они небось там тоже покуривают... Беда... А вот уж на серый

хлеб перешли.

– С таким народом и на черный перейдешь,– сказал курьер и

вдруг вскочил с места.– Вот он, лихоманка его убей! Где тебя

душило? – крикнул он на вспотевшего малого в картузе,

который показался в дверях с разносной книгой.

Малый снял картуз, утер рукавом лоб и, огрызнувшись,

сказал:

– Где душило!.. Нешто их поймаешь. Один придет, другого

нет. Накладную выписали,– подписать некому. А тут – глядь,

закрыли. Там до часу только принимают.

– Э, черт!.. Ну, сиди тут, сам понесу,– вам поручи – и не

обрадуешься.

Курьер снял с гвоздя картуз и пошел к двери.

– Пойду и я, видно,– сказал человек в пиджаке.

– Отдать бы нас на выучку к немцам,– сказал курьер, когда

они вместе вышли на улицу,– вот это был бы толк. Вон, погляди,

пожалуйста, как работают,– сказал он, указав на стройку, по

которой ходили мужики в фартуках,– ты погляди, как он идет:

вишь, нога за ногу заплетает.

– Что ж, он строит не себе,– вот и ходит так.

– Да он и себе-то стал бы строить, все равно то же было бы.

Вишь, теперь вовсе остановился, зевает на прохожих.

Когда курьер с человеком в пиджаке повернули за угол, в

углублении около стены дома они увидели толпу: стоявшие

сзади приподнимались на цыпочки, стараясь заглянуть в

середину.

– Чтой-то там? – сказал курьер.

– Так на что-нибудь глазеют,– сказал его спутник.

396

Курьер поднялся на цыпочки. Там стоял человек и показывал

машинку для резки овощей. Он брал морковь, всовывал в

трубочку, вертел ручку, и из машинки выскакивали фигурные

кружочки моркови. Все стояли и смотрели, подходили новые

зрители и, приподнявшись на цыпочки, замирали на месте,

глядя, как выскакивают кружки.

Покупать никто не покупал – очевидно, машинка никому не

была нужна.

Некоторые, бежавшие очень поспешно, очевидно, по

срочному делу, тоже вдруг останавливались и стояли довольно

долго, с сосредоточенным молчанием глядя на выскакивавшие

кружки.

– Купить, что ли, хочешь? – сказал спутник курьера, дернув

его сзади за рукав.

– Нет, так посмотреть. Куда ж мне ее? И придумают тоже.

Вот людям делать-то нечего. Заместо того чтобы полезное что

выдумать, они вон фигурки из моркови выдумали резать. Ой,

мать честная, как бы не опоздать,– сказал испуганно курьер и

хотел отойти, но в это время продавец сказал:

– А теперь я переставлю эту пружинку сюда, беру яблоко,

кладу об это место, и что происходит...

Курьер остался на месте, чтобы посмотреть, что произойдет.

Но у машинки что-то испортилось, и продавец, сконфузившись,

стал исправлять ее, а из публики стали доноситься иронические

замечания:

– Села...– сказал кто-то.

– Покамест на машинке настругаешь, без машинки уж

пообедать успеешь.

Остальные стояли и покорно ждали, когда будет исправлена

машинка.

– Ну, это никогда не дождешься,– сказал курьер,

повернувшись, несколько человек тоже отошло было, но в это

время машинка оказалась исправленной.

– Теперь смотрите, что будет,– сказал продавец.

– А, будь ты неладен,– сказал курьер,– простоишь тут, потом

сломя голову бежать придется.– И стал смотреть, как яблоко

начало вертеться на машинке и с него длинной полосой сходила

кожица.

Иронические возгласы замолкли, повернувшиеся было

уходить – остановились опять.

397

– Ведь что глупей всего,– сказал курьер, покачав головой,–

машинка мне эта ни на черта не нужна, самому спешить нужно,

а вот стоишь и смотришь. Вишь, сколько народу собрал, а у

людей небось дело поважней его машинки. У, сукины дети!..

И он хотел было уходить, но в это время сзади кто-то сказал:

– Старичок, посмотрел,– отходи, дай место другим,– ведь все

равно не купишь.

– Тут места не заказанные,– сказал курьер обиженно и

упрямо продолжал заслонять собой дорогу хотевшему

посмотреть человеку.

– Вот черт-то,– сказал человек, желавший увидеть машинку,–

старый человек, а недотрога.

– Они тоже старые всякие бывают,– отозвался кто-то.

Курьер упрямо продолжал стоять, не оглядываясь, не

обращая внимания на выпады против него.

– Теперь кладем сюда репу!..

Курьер машинально взглянул на городские часы, бывшие

напротив, и вдруг, расталкивая толпу, бросился чуть не бегом по

улице.

– Что он, очумел, что ли? Вот чумовой черт! – говорил какой-

то человек, прыгая на одной ноге, так как курьер отдавил ему

ногу.

– Так и знал, что опоздаю,– говорил курьер сам с собой.–

Закрыто!

Когда он через полчаса вернулся измученный назад,

служащий в косоворотке стоял в коридоре и с нетерпением

поглядывал в окно на улицу. Увидев курьера, он бросился к

нему.

– Где тебя черти душили?

– Где душили... нешто их, чертей, на месте найдешь! Один

придет, другого нет. А тут два часа подошло – глядь, закрыли.

398

Экономическая основа

I

Лиза Чернышева, красивая тридцатипятилетняя женщина в

мехах, артистка одного из лучших театров Москвы, встретила на

улице бедно одетого человека, в котором узнала своего прежнего

жениха, когда-то сына богатого владельца многих домов, по

фамилии Болховитинов.

Встреча эта всколыхнула в ней прошлое, казалось, давно

позабытое, и поразила ее восприимчивую душу жестокостью

жизни, которая из богатого и в то же время чудесной души

человека сделала бездомного, безработного бедняка.

Она взяла с него слово, что он непременно зайдет к ней

сегодня.

Придя домой, Лиза Чернышева сказала прислуге Насте:

– Когда придет господин, по фамилии Болховитинов,

впустите его, а для остальных меня сегодня нет дома.