Рассказ матери был страшен для Степана. Глубокую тревогу вселял он в него. Объяснял

причину грубости отца и вызывал жалость к матери.

Вспомнились разговоры в школе о старинных ненецких обычаях. О тяжести, о

ненужности этих обычаев...

О том обычае, про который рассказала Степану мать, он слыхал ещё до школы. Но он не

знал, что и его мать, и его отец были во власти этого обычая. По тому, как говорила мать, по

тому, как ругался, пил и играл отец, понял Степан, что выполнение обычая старины принесло

горе и его отцу, и его матери.

Долго не мог заснуть Степан. Из своего детства он вспоминал картины семейных

раздоров, свои слёзы, когда отец избивал мать...

И он решил поговорить завтра с отцом. По-хорошему поговорить, как говорил в школе.

«Отец поймёт, – думал он, – и не станет обижать мать».

КОГО ВИНИТЬ?

1

Проигрыш посмотрел на Степана остекленевшими от хмеля глазами:

– Зачем приехал?

Степан не заметил, что отец пьян, и сказал весёлым голосом:

– За тобой.

Хлопнул Проигрыш ладонью по столу.

– Кто послал? Матка?..

– Нет, я сам, – заторопился Степан, – сам хотел ехать. Думал, ты ждёшь. Меня, думал,

ждёшь.

– Тебя? Зачем мне тебя ждать? Играть со мной на пару приехал?

– Нет.

– Нет? Поезжай обратно!

– Не поеду без тебя.

– Не поедешь? Как не поедешь? – удивился Проигрыш, не ожидавший таких твёрдых

ответов сына.

Степан нахмурился...

– Не поеду!.. Сказал тебе... Зачем ещё спрашиваешь?

Такая решительность понравилась Проигрышу. Он ухмыльнулся:

– Ты смелый, как я.

Похвала вызвала у Степана прилив горячей крови к голове, блеск в глазах и решимость к

ещё большей смелости.

– Кончай играть. Поедем! – сказал он отцу таким тоном, как будто имел право

приказывать, как будто бы он сейчас не только равен отцу, но и чем-то выше его.

– Кончать? Ты кто, что приказываешь мне?

Степан на одно мгновение встретился своими глазами с глазами отца и сказал, улыбаясь:

– Я – сын твой Степан. Говорю тебе, моему отцу: кончай играть!

В пьяной улыбке расползлись губы у Проигрыша. Мелкие морщинки, как на гусиных

лапках, появились около щелочек-глаз. Сказал по-русски:

– Сын велит ехать. Играть не велит.

– При таком-то везении, Иван Максимович? – изумился Шоркунчик, поднося стакан с

вином Проигрышу. – Да я бы три года подряд не вышел из-за стола, когда так везет. Погляди:

груда серебра да бумажек лежит перед тобой, а ты хочешь игру кончать.

Но Проигрыша не интересовали деньги. Его мысли были около нелюбимой жены,

полученной как наследство от брата, около сына Степана, умного сына, который весь в него.

Разговор с Шоркунчиком, намек Шоркунчика на то, что Степан, может быть, и не сын ему, в

присутствии Степана казались малоубедительными. Правда, жены Иван Максимович

Ванукан не любит. А парня – Степана – он любит. Парень ему дорог. Парень – хороший

стрелок. Парень знает тундру. И с парнем он, Иван Максимович Ванукан, не расстанется. Но

у жены он спросит, его ли сын – Степан. Да, он спросит! Он вырвет правду из горла жены! И

теперь же, сейчас, заставит её правду сказать.

Скрипнул зубами Проигрыш, перегнулся через стол к Шоркунчику:

– Деньги? Зачем мне деньги? Деньги не дороги. Не надо деньги в тундре. Выпить в

тундре – вот хорошо! Миколай, неси на все вина, – оттолкнул от себя все серебро и кредитки

Проигрыш. – Не играю! Будет играть! Пить вино буду: здесь попью, в тундре допью!

Шоркунчик выскочил за Николаем в сени, как всегда, когда дело доходило до продажи

шкур или до покупки водки. Зашептал тому:

– Скажи: по пятнадцать рублей за бутылку просят... Не отдают, скажи, дешевле... Иди

сюда, – завел Николая в кладовушку и дал восемь бутылок: – Положь в сено пока... Давай

деньги. Будет ли на восемь-то?.. Десять, пятнадцать, двадцать пять... Ладно. Подожди

маленько и приходи. Да не забудь: пятнадцать за бутылку.

– Не впервой. Ученого учить – даром время терять. Брось. Сам знаю.

Цена для Проигрыша оказалась безразличной, и восемь бутылок появились на столе.

Проигрыш раскупорил сразу две.

– Ваше всю ночь пили, теперь моё пить давай. Я выиграл, я угощаю. По полному стакану

пить будем, дольше помнить будем запах вина.

Выпили по стакану, по другому – три бутылки опорожнили. И Проигрыш объявил:

– С собой остатки возьму. .

Николай попросил было еще стаканчик, но Шоркунчик прикрикнул на него:

– Чести, парень, не знаешь! Не видишь – самому в чуме понадобится человеку.

Сказав всем общее «прощайте наперво», вышел, шатаясь, Проигрыш из избы, поручив

Степану везти бутылки.

2

Бессонная ночь и выпитое вино свалили Проигрыша – к чуму привез его Степан спящим.

Вдвоем с матерью пытались они разбудить Ивана Максимовича, но он только мычал да

отмахивался руками. Так и оставили его спать в санях.

– Пусть проспится, – сказала Марина, – тепло теперь, не замёрзнет.

Проигрыш проснулся только утром следующего дня.

Степан возвращался с охоты с восемью куропатками в руках и с дробовкой за плечами.

Он заметил, что отец проснулся. Захохотал:

– День весь спал, ночь всю спал.

Проигрыш не помнил, как ехал в чум. Сначала он обрадовался Степану. Смеясь, спросил:

– Как сюда попал я?

– Я привез.

В памяти Проигрыша всплыла картина игры в карты, выпивки, разговор с

Шоркунчиком... Голова сразу отяжелела от неприятных мыслей. Проигрыш отвернулся от

Степана и начал мыть снегом руки. Снегом же освежил лицо.

– Мать в чуме? – спросил у Степана, вытирая лицо подолом малицы.

– Не знаю. А в чуме, наверно: огонь в чуме.

Не глядя на Степана, Проигрыш пошёл к чуму.

Марина сидела у огня и починяла пимы Степана. Над огнём висели большой медный

чайник и чугунный котёл. Из котла шел запах вареного мяса. На маленьком столике стояло

три чайных чашки. Марина ждала мужчин к завтраку.

Проигрыш увидел это сразу, как только отдернул шкуру, прикрывавшую вход в чум. Ни

слова не сказав жене, он сел на свое место к столу.

Марина бросила, шитьё и взяла с огня кипящий чайник.

– Студеной воды дай наперёд! – приказал Проигрыш.

Марина торопливо зачерпнула ковшом из оцинкованного ведра ледяной воды. Проигрыш

жадно, большими глотками опорожнил ковш. Марина налила чашку чаю и бросила в нее

большой кусок сахару.

Проигрыш взял щепку и поболтал ею в чашке, чтобы скорее растворился сахар.

– Вина хочешь? – спросила Марина, наливая чай Степану.

– Где взяла вино?

Степан объяснил:

– Ты сам купил вчера. Мне отдал. Велел увезти. Я увез.

– Подай сюда.

Степан достал из ящика одну бутылку.

– Ещё есть?

– Есть. Ещё четыре таких.

Проигрыш был приятно удивлён.

– Н-но!.. Я забыл. С похмелья-то хорошо выпить чарочку.

Вышибив пробку, он налил сперва себе чашку. Выпил её. Налил другую, протянул

Степану.

– Хочешь?

– Не хочу.

Проигрыш предложил Марине (такой обычай – угощать всех членов семьи водкой).

Марина только обмочила губы в вине, но пить не стала.

Проигрыш выпил и эту чашку, потом стал пить чай.

Марина не села вместе с мужчинами за стол. Она выросла в семье Ионы Выучея, где все

обычаи тундры строго соблюдались, и никогда не пила и не ела вместе с мужчинами. На её

долю – долю женщины – доставались лишь остатки от питья и еды мужчин. Она стала пить

чай, когда сын и муж начали есть варёное мясо.

За едой Проигрыш допил бутылку и раскупорил вторую. Каждая выпитая чашка водки

делала его лицо всё мрачнее и мрачнее. Безотрадно тёмные мысли бродили у него в голове

при виде Марины и Степана. Без слов пил он чашку за чашкой, пока не опустела и вторая