— Вот что, девка. Давай-ка ты сама. Не век же тетя Лиза тебе стирать будет.
Вера берется с опаской, потом расходится.
— Ты осторожней, не повреди его, — говорит тетя Лиза. — Ишь ногти-то отпустила.
— Да я осторожно.
Тем временем в печи разгорается все жарче, плита раскаляется все больше, и работа убыстряется. Тетя Лиза беспрестанно бегает от плиты к столу, от стола к плите, досаливает, кладет приправы, присматривается, как стирается платок, налаживает пяльцы и в то же время следит за Светланкой, которой надоело играть одной и которая тянется к взрослым. За хлопотами она постепенно расходится, забывает об усталости, о головной одури из-за прерванного сна — обо всем на свете, кроме сиюминутных забот.
Когда входят зятья и бодрыми голосами докладывают, сколько накололи, им никто ничего не отвечает. Очень удивленные, они начинают присматриваться к тому, что происходит в избе.
А тут, оказывается, идет самый натуральный аврал. Вера орудует возле плиты, а тетя Лиза сосредоточилась на платке.
Он уж вымыт, тщательно прополоскан и аккуратно отжат. Теперь тетя Лиза расправляет его на пяльцах. Шелковую нитку она нацепляет одной рукой, а другою придерживает ближний угол. Но пяльцы, стягиваемые платком, перекашиваются, норовят выскользнуть. Рук у нее уж не хватает, и она поддерживает другой угол ногой. Но и этого недостаточно, поскольку вскоре начинают косить остальные два угла. И тут тетя Лиза останавливается в полном затруднении.
Вера выглядывает из кухни, бросает на мужиков, наблюдающих за работой тети Лизы, сердитый взгляд и кричит:
— Да чего вы стоите, как остолопы! Подержите пяльцы!
— Да за что держать-то?
— За углы — за что ж еще!
Михаил хватается за два угла и моментально выправляет весь деревянный квадрат.
Но вот платок растянут и занимает свое место между стенкой печи и кроватью. Вера бросает все кухонные дела и бежит к нему. Лицо у нее раскраснелось от плиты, от беготни, от возбуждения, челка выбилась из-под косынки, в глазах — нетерпение. Она с жадностью всматривается в свою преображенную работу.
— Теть Лиз, я отнесу ее в комбинат пуховых платков.
Тетя Лиза придирчиво присматривается к паутинке, подходя то с одной, то с другой стороны.
— Рановато тебе еще на комбинат, — наконец говорит она после длительного осмотра. — Там вон какие мастерицы. С ними сравненье выдержать надо. А ты научись еще красивей делать, тогда и иди. Тебя сразу там и запомнят. А вот на базаре с ним совсем не стыдно показаться. Там и к другим присмотришься.
Загоревшись, Вера загадывает еще что-то и просит тетю Лизу показать ту паутинку, которую та недавно начала. Рассматривает она ее долго и пристально. Потом спрашивает:
— Вот эти два узора как называются?
Тетя Лиза говорит.
— Я их срисую..
Вязать по срисованному — это и из старых мастериц далеко не каждой дается. Они за это чаще всего и браться не решаются. А Вера взялась смело и теперь уж набила руку. Тут немало сказались не только преимущества молодости (острота зрения, сообразительность), но и усвоенные когда-то на уроках навыки рисования, основы черчения и геометрии, развивающие пространственное воображение.
Наблюдая за тем, как движется карандаш по бумаге, тетя Лиза говорит:
— Вот узоры срисовываешь, а платки все маленьки вяжешь. А ему, узору, простор нужен, поле нужно. А в маленьком один узор на другой лепить будешь, что ли. Надо большой начинать.
— Начну большой, — уверяет Вера. — Как-нибудь соберусь, приду к тебе одна и начну.
Наконец, с платком покончено. С дровами тоже: все наколото, перенесено в сарай и уложено аккуратными штабелями. И картошка на сковороде подоспела, а в кастрюле тоже доходит. Тщательно перетираются и расставляются рюмки, тарелки, вилки и ложки. Заносятся две вытащенные из погреба трехлитровые банки с соленьями, нарезается сало и колбаса.
В этот момент чувствуется даже некоторая торжественность. Все настроены приподнято и очень заботливы друг к другу. А настроение это срегулировано и момент этот подготовлен, словно невидимой палочкой регулировщика, тети Лизиной рукой. Но об этом, конечно, никто не догадывается, в том числе и сама тетя Лиза.
Наконец, все усаживаются. Михаил открывает бутылку и разливает по рюмкам. И тут слышится стук в дверь.
Входит женщина лет за тридцать, темноглазая, с чуть смуглым приятным лицом. Эту приятность выразительно оттеняет отличной выделки вовсю распушившийся серый пуховый платок, повязанный по-особенному, зубчиками вперед и взбитый высоко кверху — изыск на местный манер. Следом появляется крепкого сложения мужик.
Поздоровавшись, она опускает платок на плечи, он снимает шапку, и возле ее черных густых волос с двумя серебристыми нитями как-то особенно ярко и даже вызывающе вспыхивает его пламенно-рыжая голова. От этого сочетания на кухне пахнуло чем-то развеселым, игриво-цирковым, и один из зятьев, не удержавшись, выкрикнул:
— Вот это здорово!
Тетя Лиза встает из-за стола и радостно всплескивает руками.
— Вот уж нежданные-негаданные гости пришли ко времю! — восклицает она. — Ну, проходите, проходите скорей.
Женщина стряхивает с платка снег и прямо от порога начинает пенять:
— Тетя Лиза, я на тебя в обиде. Ну, ведь мимо ездишь, бываешь в нашем краю, а все не зайдешь. Не дождались вот, сами приехали.
— Ну и хорошо. Ну и молодцы.
— Молодцы-то, молодцы, а чего сама не заходишь?
— Да некогда все…
— Что у тебя за дела? Одна живешь, хозяйства нет.
Тетя Лиза хочет сказать в оправдание, но не находится и только виновато разводит руками. Она ждет, пока новые гости раздеваются, приводят себя в порядок. Ее она ласково называет Нюрой, его Федей. Происходит новое рассаживание.
— Вы как раз вовремя подоспели, — говорит второй зять пришедшим, заметив, что они тоже достают бутылку.
Наконец, все поднимают рюмки и, дружно пожелав здоровья тете Лизе, пьют. После этого мужики, посопев, крутят головами, женщины морщатся, все закусывают и начинают наперебой хвалить тети Лизины помидоры. Помидоры и в самом деле отменны — солены и кислы в меру, и даже чуть сладковаты, а уж ядрены, как самый крепчайший квас.
— Даже в нос шибают, — замечает один из зятьев.
Тетя Лиза отпила всего глотка два, аккуратно закусывает и с удовольствием слушает похвалы. Потом начинает представлять вновь прибывших гостей, адресуясь главным образом к Вере:
— Вот, — она кивает в сторону Ани, — тоже платошница хороша. Вместе мы мытарились по квартирам.
И они наперебой начинают вспоминать, как мытарились и как Аня училась у тети Лизы вязать.
— Одни теплы вяжешь?
— Теплые, тетя Лиза. Паутинкам так и не успела выучиться, мы ведь тогда разъехались.
Разговаривая, Аня посматривает на платок, растянутый на пяльцах, и затрудняется что-либо сказать. Она не видит в нем тети Лизиной работы. Но с другой стороны, если он в ее избе, значит ее. Похвалить платок Аня не может. Отозваться плохо тоже нельзя. Все это ее до того мучит, что мешает вести разговор.
Тетя Лиза, заметив ее взгляды и славно угадав затруднения, поясняет:
— Племянница вот вязала. Недавно выучилась.
Аня облегченно вздыхает и начинает расхваливать платок. Для начинающей вязальщицы он и в самом деле неплохой.
Тем временем подоспевает тушеная картошка с курицей; тетя Лиза и Вера раскладывают ее по тарелкам. Все опять пьют, закусывают и хвалят на этот раз картошку.
Потом слышится стук в дверь и входят окутанные паром и разрумянившиеся от мороза Оля и Света. Они ездили на выходные в деревню к родителям и теперь вернулись с вечерним поездом.
Девушки раздеваются, суетятся со своими шубками, ищут, куда бы их лучше пристроить, чтобы не испачкать о побелку или не свалить в какую-нибудь кастрюлю либо ведро. Потом распаковывают свои сумки и начинают доставать оттуда грузди, сметану, домашней выпечки сдобы и так далее. Все это сопровождается шумными разговорами, шутками, смешками. Вообще, в кухонной половине поднимается сутолока, неразбериха. И в этой сутолоке вдруг слышится смешливый голос Светы:
