Через дверь в конце студийного коридора можно было попасть на крышу. За дверью узкий мостик вел мимо дымовых труб и потолочных окон к нескольким шатким деревянным ступенькам, соединявшимся с пожарной лестницей. Дверь на крышу обычно не запиралась. Сотрудники станции время от времени выходили на мостик покурить.

Была половина второго, и «КОИФ» передавала песни группы «Крю-катс»[3]. Боб Посин принес контракт, подписанный с «Автораспродажей» Полоумного Люка, и снова куда-то ушел. За столом в общем отделе Патриция Грей печатала счета, сверяясь с бухгалтерской книгой. В аппаратной, откинувшись на спинку кресла, говорил по телефону один из дикторов и ведущих станции Фрэнк Хаббл. Из динамика в углу под потолком пели «Крю-катс».

Дверь с лестничной площадки открылась, и вошел еще один ведущий программ – высокий, худой, в свободном пиджаке, с пачкой пластинок под мышкой. Вид у него был довольно озабоченный.

– Привет, – поздоровался он.

Патриция оторвалась от пишущей машинки и спросила:

– Слышал, что передает наша станция?

– Нет. – Джим Брискин сосредоточенно искал, куда бы положить пластинки.

– Поступил материал от Полоумного Люка. Хаббл и Флэннери уже давали его в эфир. Часть идет в записи, часть – вживую.

Губы вошедшего неспешно растянулись в улыбке. У него было длинное, лошадиное лицо, большая нижняя челюсть – как у многих радиоведущих; спокойный взгляд светлых глаз, пепельные волосы с залысинами.

– Что там?

– Магазин подержанных автомобилей на Ван-Несс.

Его мысли были заняты послеобеденной программой «Клуб 17», которую он вел: три часа музыки и разговоров для подростков.

– Ну и как?

– Ужас какой-то.

Она положила перед ним страницу отпечатанных материалов.

Прижав пластинки локтем к бедру, Джим принялся читать.

– Может, ты позвонишь Хейнзу, прочтешь ему это, чтобы он получил какое-то представление? Боб говорил с ним, но исключительно о доходах, о содержании – почти ни слова.

– Постой, – сказал он, читая.

«1 А: Купив СЕГОДНЯ автомобиль у Полоумного Люка, вы получите ОТЛИЧНУЮ машину! БЕЗУПРЕЧНОЕ качество на долгие годы! Полоумный Люк ГАРАНТИРУЕТ!

2 А (эхо): ОТЛИЧНУЮ! БЕЗУПРЕЧНОЕ! ГАРАНТИРУЕТ!

1 А: ОТЛИЧНЫЙ автомобиль… ОТЛИЧНАЯ обивка… ОТЛИЧНАЯ СДЕЛКА от Полоумного Люка, чей автомагазин занимает ПЕРВОЕ МЕСТО по объемам продаж среди ВСЕХ автодилеров в районе Залива.

2 А (эхо): ПЕРВОЕ! ПЕРВОЕ! ПЕРВОЕ!»

Указания к тексту обязывали диктора сначала записать эхо: собственный голос должен был идти контрапунктом, как бы отскакивая сам от себя.

– Ну и что?

Джим не увидел в тексте ничего ужасного – обычная реклама подержанных авто.

– Но это придется читать тебе, – пояснила Пэт. – Во время «музыки для ужинающих». Между увертюрой «Ромео и Джульетта», – она заглянула в программу, – и «Тилем Уленшпигелем».

Джим снял трубку и набрал домашний номер Теда Хейнза. Через минуту он услышал размеренный голос Хейнза:

– Да, слушаю.

– Это Джим Брискин.

– Из дому звоните или со станции?

– Про хохот ему расскажи, – подсказала Пэт.

– Что? – отозвался Джим, закрыв рукой трубку.

И тут он вспомнил.

Смех был фишкой Полоумного Люка. Вещающий фургон на ходу потчевал хохотом весь город, а у самого автомагазина громкоговорители, расположенные на высоких, освещенных столбах, изрыгали его на машины и пешеходов. Это был смех сумасшедшего, смех из павильона кривых зеркал. Он лился безостановочно, нарастал, потом стихал, остывал, как будто загнанный вниз, в чье-то брюхо, и вдруг вырывался через носоглотку пронзительным, визгливым хихиканьем, жеманно побулькивая. Что-то нечистое, жуткое и первобытное было в этом смехе. Потом начиналась уже форменная истерика – без всякого удержу, хохот взрывался пеной, рассыпался осколками. В полном изнеможении, вымотанный, задохнувшись, хохотун замирал. И вдруг, словно его легкие вновь наполнялись воздухом, все повторялось сначала. И так без конца, пятнадцать часов кряду, без единой передышки, раскаты этого смеха разносились над сияющими «Фордами» и «Плимутами», над мывшим автомобили негром в сапогах до колен, над торговыми агентами в костюмах пастельных цветов, над участками под застройку, офисными зданиями, центральным деловым районом Сан-Франциско, долетали, наконец, до спальных кварталов, до сплошных рядов многоэтажек, до бетонных новостроек у Залива, накрывая все дома, магазины, всех, кто жил в этом городе.

– Мистер Хейнз, – начал он, – я тут просматриваю материалы Полоумного Люка к вечерней музыкальной программе. Слушателям это не понравится, во всяком случае, тем, для кого я делаю передачу. Старушки, которые живут у Парка, не покупают подержанных автомобилей. Они выключают радио сразу, как только заслышат что-нибудь подобное. И…

– Я вас понимаю, – перебил его Хейнз, – но, насколько мне известно, Посин запродал весь эфир под материал Шарпштайна – каждые полчаса. И потом, Джим, мы же идем на это исключительно в порядке эксперимента.

– Пусть так. Но когда эксперимент закончится, у нас не будет ни старушек, ни спонсоров. А Люк к тому времени сбагрит свои девяносто партий «хадсонов-55» – или чем он там торгует, и что дальше? Думаете, он останется с нами после того, как перебьет хребты своим конкурентам? Ему это нужно только для того, чтобы избавиться от них.

– Тут вы правы, – сказал Хейнз.

– Еще бы я был не прав!

– Наверное, Посин не устоял перед соблазном.

– Боюсь, что так, – сказал Джим.

– Ну, мы уже подписали контракт. Нужно выполнить наши обязательства перед Шарпштайном, а на будущее – будем осторожнее в таких делах.

– То есть вы хотите, чтобы я вставил вот это в музыку для ужинающих? Да вы послушайте.

Он потянулся за сценарием, Пэт подала его.

– Я в курсе, что там, – сказал Хейнз. – Слышал по другим независимым станциям. Но, учитывая, что контракт подписан, я считаю, что мы обязаны отработать его. Идти на попятную – это не по-деловому.

– Мистер Хейнз, это убьет нас.

Во всяком случае, спонсоров классической музыки это точно отпугнет. Ресторанчики, которым она нужна, отвернутся от радиостанции, будут для нее потеряны.

– Давайте попробуем, а там – видно будет, – по голосу Хейнза было понятно, что он уже принял решение. – Договорились, старина? Может, все как раз обернется в нашу пользу. В конце концов, сейчас это у нас самый серьезный рекламодатель. Оцените ситуацию в долгосрочной перспективе. Ну, покапризничает кое-кто из этих мелких модных рестораторов какое-то время… Но потом-то куда они денутся? Правильно, старина?

Спор продолжался еще какое-то время. Наконец Джим сдался.

Когда они прощались, Хейнз поблагодарил его за звонок:

– Рад, что вы посчитали нужным обсудить этот вопрос со мной, потолковать в открытую.

Джим положил трубку и продекламировал:

– У Люка преотли-ичные автомобили!

– Значит, все-таки в эфир? – спросила Пэт.

Он принес текст рекламы в студию и записал на пленку часть «2 А (эхо)». Потом включил еще один «Ампекс»[4], записал часть «1 А» и наложил их друг на друга, так чтобы во время программы можно было просто включить магнитофон. Закончив, он перемотал пленку и нажал на воспроизведение. Из колонок раздался его голос – голос профессионального радиоведущего: «Купив СЕГОДНЯ автомобиль у Полоумного Люка…»

Не выключая запись, он принялся за почту. Сначала открытки от подростков с просьбами поставить что-нибудь из последних популярных песенок – он брал их себе на заметку для послеобеденной программы. Потом жалоба от одного общительного практичного бизнесмена – мол, слишком много камерной музыки в программе для ужинающих. А вот милое письмо от добрейшей старушки Эдит Холкам из Стоунстауна: она получает огромное удовольствие, слушая чудесную музыку, это замечательно, что благодаря их станции такая музыка продолжает жить.