бесшумно, выстрелы исключены: они поднимут по тревоге весь

караул. Значит, будут действовать ножом. Меткий бросок

финского ножа. Через проволоку. Надо быть сверхискусным

жонглером, чтобы с такого расстояния нож пролетел в узком

проеме и не задел проволоку. Нет, нож исключается. Будут

стрелять из бесшумного оружия - вдруг осенила его тревожная

догадка. Слабый хлопок, напоминающий треск елей в

морозном лесу. Вот оно что! И не случайно выбрали морозную

ночь, чтоб не вызвать подозрение выстрелом из бесшумного

пистолета.

От такой мысли холодные мурашки пробежали по спине.

Нет, не за свою жизнь опасался Игорь Остапов: он знает и

помнит, как умирали на войне вот такие, как он. И дело не в его

гибели, коль уж выпал ему такой жребий. Главное, что, убив

его, враги проникнут на территорию охраняемого объекта и

сотворят свое черное дело. Что именно - Игорь представлял

смутно; возможно, совершат диверсию, да мало ли что. Этого

он не должен допустить. Выстрелом из карабина он

предупредит караул. А если его сразят сразу, наповал, и он не

успеет сделать ответный выстрел?

Мысли, как спугнутые птицы, мечутся в его голове.

Зоркие глаза внимательно всматриваются в глухую пучину

леса, такую враждебно затаившуюся, зловещую. Сомнений

нет: там кто-то скрывается, крадется. Игорю показалось, как

мелькнула тень между деревьями в просветах зыбкого месяца.

Показалось или он определенно видел? Да, он уверен, он

видел. Надо что-то предпринимать. Что именно, Игорь знает.

Он подходит к столбу и нажимает кнопку сигнализации. Через

несколько минут появляются начальник караула с солдатом и,

выслушав доклад часового, уходят туда, где, по мнению Игоря,

кто-то прячется. Утопая в глубоком снегу, они вскоре исчезли,

затерялись среди одетых в белые снежные шубы молодых

елочек. Игорь лишь слышит их удаляющийся шорох. И затем

вдруг громкий голос и отчетливые в морозном воздухе слова

начальника караула:

- Вон он, красавец! Гостем незваным пожаловал.

Голос Начальника караула не сердитый, совсем

дружелюбный, и Игорь догадывается, что за красавец

пожаловал в гости к территории объекта: конечно же лось. И

как-то неловко становится солдату за свои волнения, ему

кажутся смешными и наивными недавние его предположения и

догадки. И лес совсем не кажется настороженно-враждебным,

и мороз потрескивает в елях не так трескуче. Теперь товарищи

будут подшучивать над ним: мол, сохатого принял за

диверсанта, караул зря потревожил. Мысли эта вставляли

неприятный осадок. Но появившийся начальник караула со

всей серьезностью похвалил:

- Молодец, Остапов, продолжайте так же бдительно

нести службу.

Ну правильно, а иначе как же? Мог ведь быть и не лось.

Но прежнее напряжение смягчилось, душевная тревога

улеглась, и Игорь позволил себе посторонние думы.

Собственно, посторонние они только для часового,

недопустимые, потому что отвлекают от главного - от поста,

который ему вверен, но вообще-то они не посторонние, не

чужие, а его, кровные, приятные, и никуда от них не денешься,

они всегда с тобой. Он думал о Москве, о маме, от которой

вчера получил письмо, об отце, который, должно быть, в этот

ночной час еще не спит, склонившись над чертежной доской.

Он знал странную привычку отца засиживаться за полночь,

обдумывая проекты дворцов, гостиниц, жилых домов,

санаториев и целых городов. Он гордится своим отцом, его

творчеством, целеустремленностью, восхищается его

трудолюбием и не может никак себе представить отца

военным. А ведь был когда-то, когда Игорь еще на свет не

родился, воевал, и, надо думать, хорошо, коль награжден

орденом Отечественной войны и медалью "За отвагу".

И вспомнилось, как недавно на политзанятиях,

посвященных годовщине битвы за Москву, капитан спросил, у

кого из присутствующих отцы воевали у стен столицы. Шесть

человек подняли руки. Капитан попросил этих солдат

рассказать по воспоминаниям отцов о боевых эпизодах в

сражении за Москву. Ребята рассказывали. А Игорь не смог.

Нет, он знал, как через окоп отца прошел фашистский танк -

это было его первое боевое крещение. Знал, как отец заменил

раненого командира взвода Сухова и с каким упорством и

героизмом бойцы под командованием Олега Остапова

обороняли лесной островок. Знал он и о том, как в первых

числах января сорок второго года рота, которой командовал

Остапов, выбивала немцев из сильно укрепленного села, как

водил отец своих бойцов в атаки и контратаки. Все это Игорь

знал из рассказов отца и хорошо помнил. А вот рассказать

теперь своим товарищам не мог. И вовсе не потому, что по

своему характеру он был несколько стеснительным. О чем-

нибудь ином он мог и умел рассказать красочно и ярко. Но

только не о подвигах отца. Потому что это было его, кровное, и

принадлежащее только ему, Игорю, как отцовское наследство,

- самое сокровенное и дорогое. И этим наследством он не

хотел делиться ни с кем. Он не был от природы эгоистом и

собственником. Напротив, его щедрость была хорошо

известна, с друзьями он охотно делился последним. А вот

этим, отцовской славой, не мог, решительно не желал, точно

опасался, что от его публичного рассказа сотрутся и померкнут

боевые подвиги отца.

Золотая ладья утонула в лесной пучине, отчего звезды

стали ярче и тревожнее, и снег казался гуще, темнее, а

видимость сузилась до полсотни метров. Вдалеке послышался

скрип шагов - звуки были четкими, резкими, - они

приближались. Игорь догадался - идет ему смена.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Дождь шел третьи сутки, но уже с утра стрелка

барометра качнулась вправо, предвещая улучшение погоды. А

вообще-то лето кончилось, и теперь настоящей погоды ждать

не приходится, пойдут стылые дожди, а там, гляди, и первые

снежинки закружат в сыром воздухе, припорошат сад, и тогда

Раймоны покинут свою уютную виллу на берегу озера и

переберутся в городской дом, чтоб там прокоротать слякотное

время года. Зимой они будут приезжать сюда в хорошую

погоду, да и то ненадолго. Оскар Раймон предпочитает зимой

жить в городе, где в это время деловая активность различных

учреждений, ведомств и организаций принимает наибольший

накал, и он, известный банкир, владелец еженедельника и

книжного издательства, считает необходимым лично

находиться в бурлящем водовороте повседневных событий.

Нина Сергеевна города не любила. Его крикливая суета, шум и

грохот, сутолока и рекламные высверки, наконец, смрад

автомобильных газов казались ей безумством, которое не

может выдержать психика нормального человека. И все же

зимой волей-неволей ей приходилось жить в городе, потому

что там в это время года жил ее муж, Оскар Раймон. Нина

Сергеевна любила свою виллу, и не потому, что это была и

юридически ее вилла - подарок Оскара, а потому, что здесь ей

нравились окрестности: они напоминали пейзаж ее далекой

родины - России. Здесь она находила душевный покой и

нравственное умиротворение. Даже ненастная погода не могла

испортить ровного настроения этой уже немолодой женщины,

увенчанной копной седых волос, которые придавали ей

целомудренную строгость и величавое достоинство.

Нина

Сергеевна

придерживалась

однажды

установленного для себя распорядка. Утром, после сна,

тридцать минут плаванье в домашнем бассейне; в хорошую

погоду - в озере; в городской квартире бассейн заменяла