- Надо послать разведать, - быстро сообразил

Брусничкин.

- Послать-то некого. Разве что наших ординарцев.

- Конечно, пусть Чумаев и Коля добегут и выяснят, -

охотно согласился Брусничкин. - Сенцо нам не помешает.

Ординарцы ехали сзади на второй подводе, и Глеб сразу

же распорядился, назначив Чумаева старшим, и предупредил:

- Будьте осмотрительны.

Это обычное в таких случаях предупреждение

встревожило Сашу. Сердце матери всегда настороже и в

тревоге, когда рядом с ее ребенком ходит опасность. Она тоже

шепотом напутствовала сына:

- Смотри, сынок. Говорят, в лесах полно немцев, которые

из окружения выходят.

- Да что ты, мама, какие там немцы, - небрежно

отмахнулся Коля. В парнишке заговорило мужское самолюбие.

- А хоть бы и немцы - у нас есть чем угостить. - И Коля хлопнул

правой рукой по кобуре нагана, а левой достал из кармана

гранату-лимонку и широко заулыбался.

Саша только вздохнула и сокрушенно покачала головой.

Подумала: "Совсем еще дитя, а вишь как хорохорится. Хорошо,

что рядом будет Чумаев: этот - мужичок осторожный, зря

голову под пулю не подставит. Семь раз отмерит, прежде чем

отрезать". Успокоила себя таким образом.

О том, что Чумаев осторожен и трусоват, знали многие в

артиллерийском полку и незлобиво подшучивали над

ординарцем комиссара. Чумаев не обижался: пускай себе

болтают, его от насмешек не убудет. Насмешки - не пули, они

безопасны, особенно если к ним привыкнуть и не обращать

внимания.

Тяжело идти по целине. Рощица только кажется, что

близко, а на самом деле до нее километра полтора набежит,

если не с гаком. Коля идет впереди: ему что, он легкий, не

проваливается - его снежный наст держит. Шустрый парень.

Чумаев даже завидует ему. Он всем завидует: шустрым и

нерасторопным, толстым и тонким, здоровым и больным.

Такой у него характер, у Егора Чумаева. Не завидует, пожалуй,

только Кузьме Акулову: в душе считает его поступок не

подвигом, а глупостью.

Справа - лес, впереди рощица насквозь

просматривается, за ней действительно что-то чернеет. Пока

трудно сказать, что именно: может, деревья, а может, и стога.

Полковник в бинокль смотрел, ему видней. А у Чумаева нет

бинокля. И у Коли нет. Но он глазастый, молодые глаза хорошо

видят. Только что он в стогах понимает. Одним словом,

москвич, горожанин. Слева - косогор, на нем стайка берез

одиноко и сиротливо молчит. Должно быть, там хутор был, да

от него ничего не осталось, опереди, за рощицей, в мглистой

дымке темнеет лес. Леса, леса Подмосковья.

Когда добрались до рощицы, Чумаев оглянулся: дорога,

по которой шел полк, теперь безлюдна, артиллеристы

скрылись за бугром. И Чумаеву стало как-то не по себе,

тоскливо и одиноко. В голову лезут всякие беспокойные мысли.

И день под стать его мыслям: серый, угрюмый, без просветов.

Небо слилось с землей, размыло горизонт, все потонуло в

сумерках, хотя время к полудню приближается. Мороз ослаб, и

ветра нет. Тихо.

Чумаев не поспевает за Колей. Мальчишке что: он

налегке, с одним наганом, а у Егора винтовка, она, считай,

десяток наганов перетянет, если на весы бросить. Да гранаты.

Да вещевой мешок. А Коля свой на санях оставил. Мог и

Чумаев оставить, но решил, что так надежней. Вещмешок

всегда при себе сподручней держать. Чумаев еще в середине

рощицы, а Коля уже на противоположной опушке.

Остановился, поджидает старшого вперед смотрит и по

сторонам. Впереди тихо, только на западе за бугром,

скрывшим полк, слышна далекая стрельба. Справа лес угрюмо

молчит, и в этом его молчании кроется нечто загадочное и

таинственное.

- Ну вон, смотри, - указывает Коля на два стога, до

которых от них метров двести.

- Точно, полковник не ошибся - сено, - говорит Чумаев.

- А ты почем знаешь? Может, совсем и не сено.

- А что еще?

- Солома, - вполне серьезно сказал Коля.

- Со-ло-ма, - передразнил Чумаев. - Какой спец по части

фуража объявился. Ты в деревне-то когда-нибудь бывал? Не

приходилось? Сразу видно - москвич.

- А почему не солома?

- В стогах солома? Отродясь такого не видал.

Наивность Коли раздражает Чумаева. Но Коля

настойчив, твердит свое:

- У вас не бывает, а тут может. Везде по-разному. Пойдем

проверим. Полковник что приказывал? Выяснить и доложить.

- Руками, что ль, пощупать? Глазам не доверяешь?

- И руками. Полковник как сказал? Дойти до стогов,

узнать.

- Ну и иди, если ты собственным глазам не веришь. А я

не дурак, чтоб зазря сугробы месить. Нам еще вон сколько

назад по снегу шастать. К обеду до своих добраться бы.

Коля пошел к стогам, а Чумаев втиснулся в развилку двух

берез-близнецов, прислонил к стволу винтовку, закурил. Глядя

на удаляющегося Колю, подумал: "Зарыться бы сейчас в стог

душистого сена, хранящего летнее тепло, и соснуть, как в

берлоге, часок-другой. А Коля - чудак, наивный мальчишка.

Зачем поплелся, когда и так видно. Верно говорят: глупая

голова ногам покою не дает. Ну да пусть его".

И вдруг видит, как справа от леса прямехонько на рощицу,

где он сидит, идут три немца. Сомнений никаких - определенно

немцы. Автоматы на шее болтаются, в длинных шинелях, а

головы чем-то обмотаны. Ну точно огородные пугала. Смехота

- срамота. Да только Чумаеву не до смеха. Видит, на опушке

леса какое-то шевеление. Присмотрелся: господи, царица

небесная, да там же целый муравейник немчуры, тьма-

тьмущая!

Всполошился Чумаев, екнуло сердце, холодный пот по

спине пробежал. Схватил винтовку, глянул на стога, а Коли нет.

Куда же он подевался? За стог, стало быть, зашел? "Крикнуть

ему, что ли? Предупредить? Да нет, боязно: немцы услышат. И

мешкать нельзя. Так что же делать? Вот она - смертушка-беда,

нежданно-негаданно нагрянула.

Чумаев загнал патрон в патронник и, не раздумывая, что

есть силы помчался по роще в западном направлении, куда

ушел их полк. Только бы поскорей оторваться от немцев. Пока

что они его не видят, роща скрывает. А как заметят – стрелять

начнут. Расстояние между ними постепенно удлиняется, но

пуля дура, далеко летит и за полкилометра может настигнуть.

Он изредка оглядывался, скользил поспешным, пугливым

взглядом по стогам, все Колю надеялся увидеть. Не было

Коли. Что с ним будет? Убьют или в плен возьмут. А это,

считай, что в лоб, что по лбу, один хрен. Пропал ни за что, а

вернее, из-за глупости своей. Послушался бы старшего...

...Тра-та-та... Это из автомата. Оборвались мысли о Коле.

Теперь в пору о себе подумать. Стреляют, а куда - неизвестно.

Снова очередь из автомата. И пули жиг-жиг - значит, по нему.

Выходит, заметили. Теперь дай бог ноги. А пот уже не

холодный, а горячий струится по лицу, солено попадает в

глаза. Жарко и тяжело. Сбросить бы полушубок и мешок. Все

равно лишние, только мешают. Да нельзя, не положено.

Стреляют еще, но пули уже не свистят. Возможно, с Колей

идет перестрелка. Он несколько раз падал в снег, вставал и

снова бежал изо всех сил.

Стрельба наконец утихла. Чумаев обернулся: немцы

далеко, в рощу вошли, заполнили всю до краев. Пропал Коля.

Что поделаешь - царство ему небесное. Сам виноват. Да и к

чему теперь виноватых искать. Виноватых... И вдруг эта мысль

больно ужалила Чумаева. Что он скажет полковнику? И как

полковник посмотрит на его, Чумаева, поступок? А собственно,

что он должен был сделать в данной ситуации? Помочь Коле

он все равно не смог бы, только на себя бы смерть накликал.