– Вор залез, – неуверенно сказал Трикс. Они опасливо приблизились к двери кабинета. Вроде бы было тихо…

– А сторожевой огонек? – зашептал на ухо Иен.

– Ну… справились.

– Нет, я видел, он мимо окошка пролетал, когда в кабинете шумело…

– Может, тебе приснилось? – предположил Трикс.

Мальчики стояли, прижимаясь друг к другу и вслушиваясь в ночную тишину. На самом-то деле ночью в доме никогда не бывает совсем тихо. Шелестят за окнами листья на деревьях, шумит в щелях ветер, пощелкивает углями остывающая печка, тихо вздыхают натруженные за день половицы, поскрипывают дверные петли, в углу скребёт мышь. А сейчас тишина стояла мертвая, гробовая, будто на кладбище или в пещере.

– Никого нет! – прошептал Трикс.

– А чего шепотом-то? – ответил Иен.

– Не так страшно, – признался Трикс.

– Может, и впрямь приснилось… – виновато признался Иен. – Только странно…

Что именно странно, он договорить не успел. В кабинете что-то звякнуло и зашуршало. Потом из-под двери пробился яркий свет.

– А! – завопил Иен во весь голос.

– А! – подхватил Трикс и, твердо зная, что лучше напугать врага, чем бояться самому, ударил по двери дубиной.

– А! А! – на два голоса завопили внутри кабинета.

Обрадованный этой слабостью незваных гостей Трикс что есть силы пнул дверь, распахнув ее вовнутрь кабинета.

На письменном столе магистра горела яркая масляная лампа. Рядом, со спичками в руках, застыл светловолосый мальчишка чуть младше Трикса, в одеждах княжеского дома – белое с голубым, короткие штаны чуть ниже колен, кружевная рубашка, круглая шапочка на голове. Судя по одежде, мальчишка был пажом или младшим слугой в княжеских палатах. За его спину прятался совсем уж мелкий пацаненок, черноволосый, чумазый, одетый не в пример проще… и знакомый Триксу!

– Ага! – завопил ученик магистра Щавеля, разом приободрившись. – Ты?

Мальчишка со слишком гордым именем Халанбери, предпочитающий откликаться на прозвище «Ага», закрыл рот и всмотрелся в Трикса. Потом виновато сказал:

– Ага. Я. А ты чего сюда залез?

– Я тут по праву! – рявкнул Трикс как можно более уверенно. – Это дом моего… моего учителя. И я за ним присматриваю. А ты что здесь делаешь?

Ага просительно посмотрел на своего спутника. Тот все еще держал догорающую спичку, и как раз в этот момент огонь коснулся его пальцев. Пацан взвизгнул, выронил спичку и принялся затаптывать ее, одновременно засунув в рот обожженный палец.

– Чего визжишь, как девчонка, – презрительно сказал Иен из-за спины Трикса. – Подумаешь, пальчик обжёг… Княжеский слуга, а еще по чужим домам лазишь! Позор! Вот позовем стражу, тебя Хасс прикажет на конюшне выпороть!

Трикс поймал внимательный взгляд светловолосого мальчишки и почему-то смутился. Ему даже показалось, что тот нарочно обжегся, чтобы выгадать себе несколько мгновений и придумать ответ.

– Говори! – велел Трикс. – А ты, Ага, молчи! Зря я тебя на пристани защитил, пусть бы тебя вздули как следует!

– Это он лодку продавал, а потом ребят с рынка побил, ага, – быстро сказал малыш и замолчал.

Княжеский слуга наконец-то вытащил палец изо рта и похлопал своего маленького спутника по плечу.

– Тихо, Халанбери… Мальчики, я прошу простить меня и моего друга. Мы не знали, что в этом доме кто-то живет. Нам надо было найти пристанище на ночь, а утром мы бы ушли, не причинив дому никакого урона и разорения.

Трикс хмыкнул. Голос у мальчишки был очень красивый, хоть и совсем еще детский, тонкий, и говорил он так гладко, что сразу было понятно – с рождения состоит при благородных.

– Какие мы тебе «мальчики»! – сказал он нарочито грубо. – Ты сам-то кто такой?

– Меня зовут Тьен. Я ученик менестреля. – Мальчик снял с головы шапочку и церемонно поклонился, разводя руками.

Трикс невольно склонил голову в ответ. Если тебя четырнадцать лет учили этикету, то на определенные действия и жесты ты отвечаешь не раздумывая.

– Прошу прощения… благородный господин. Могу ли я узнать ваше имя?

– Трикс.

В глазах Тьена будто замерцали огоньки.

– Трикс… Трикс Солье, наследник со-герцога Рата Солье?

– Да, – поколебавшись, признал Трикс.

– Я вас узнал, ваша светлость со-герцог Трикс Солье. – Тьен поклонился еще раз, совсем уж низко. Но на колени не опустился. – Я видел вас во время визита вашего славного батюшки к регенту Хассу.

– Какой я со-герцог? – горько спросил Трикс. – Сатор Гриз узурпировал трон. Я всего лишь беглый сирота… и ученик волшебника… Только я тебя не припомню.

– Откуда благородному Триксу Солье помнить каждого слугу в княжестве Дилон? – почтительно произнес Тьен. – Но я вас запомнил. Вы были очень добры к слугам и веселили княжну, когда ей было грустно…

– Да ну ее, – отмахнулся Трикс. – Делать ей нечего, вот и грустит. Могла бы и вмешаться, когда Сатор власть захватил!

– Правит Хасс, – мрачно сказал Тьен. – А регент Хасс… он не очень-то озабочен справедливостью.

– Ею никто не озабочен, – согласился Трикс. – Что ты делаешь в моем доме, менестрель? Попробуй-ка убедить меня не вызывать стражу. У тебя есть две минуты!

Халанбери взял Тьена за руку и сказал:

– Может, мы…

– Молчи! – оборвал его Тьен. – Благородный Трикс, простите нас за вторжение. Дело в том, что я прогневал регента Хасса. Сегодня он принимал делегацию витамантов с Хрустальных островов, и во время разговора я случайно оказался рядом… я знаю язык витамантов, на котором они говорили…

– Ну?

– Я узнал, что регент Хасс близок к измене. Он хочет выдать княгиню Тиану, порученную его опеке, за главу витамантов, волшебника Эвикейта. Тогда княжество достанется Хассу, а глава витамантов породнится с правящей фамилией. Король немолод, и говорят, что он не может иметь детей. Наследники Эвикейта и Тианы будут претендовать на трон.

– Тиану? Она же еще совсем малявка, ей в куклы играть! – воскликнул Трикс. – Хотя… нет, подросла, конечно. Но все равно… если витаманты затеют новую войну… и захватят трон… Хассу тоже достанется. Он что, дурак?

– Он тоже старый, – грустно сказал Тьен. – Он, наверное, не совсем чтобы злой. Но ему не хочется умирать. А если власть в королевстве возьмут витаманты, и он будет им верно служить, то сможет прожить сколько угодно. Хоть сто лет, хоть тысячу. Говорят, Эвикейту – семь с лишним сотен лет!

Трикс схватился за голову.

– Это же измена трону! – выдавил он. – Это же такая измена, всем изменам измена! Как он мог? Хасс ведь сам благородных кровей!

– Все хотят жить, – пискнул Халанбери. – Папа часто говорит: кровь аристократа и землекопа – она одинаково красная.

Трикс повернулся к Иену, который что-то уж слишком долго молчал. И обнаружил, что оруженосец смотрит на него широко раскрытыми глазами.

– Ты чего?

– Так… так ты всерьез? Ты настоящий Трикс?

– Иен, ты дурак? Меня же еще барон Галан признал!

– Так ведь… барон хитрый… он и тебя называл Триксом, и меня… – Иен покраснел. – Я… ваша светлость! Я если бы только знал, что ты настоящий, я бы не убежал!

Трикс досадливо махнул рукой и снова посмотрел на Тьена. Тот терпеливо ждал.

– Ну ты и влип, менестрель, – сказал он. – Простому человеку мешаться в заговоры – самое последнее дело. Как тебя регент на месте не зарезал?

– Я убежал. Я об голову регента разбил чашу с хмельным медом, потом фарфоровую вазу с прахом великого рыцаря Андронаса, потом кинул еще четыре тарелки. Но тарелки были золотые, они не разбились, только синяков ему наставили. Регент выскочил за дверь и запер ее. А там был потайной ход в сад… регент про него не знал.

– Понятно. – Трикс кивнул. – Вот чего на горе сплошь люди с факелами… Повезло тебе.

– Повезло, – грустно сказал ученик менестреля. – Мне Халанбери помог. Ты не смотри, что он совсем маленький. Он хороший друг.

Халанбери заулыбался, но тут же посерьезнел. И Тьен, и Халанбери с ожиданием смотрели на Трикса.

Приятно было сознавать, что от твоего решения зависит что-то настолько серьезное. Честно говоря, даже в те счастливые времена, когда Трикс был полноправным наследником со-герцога Рата Солье, от него зависело немногое. Ну, конечно, для подравшихся или напроказивших мальчишек, которых отправляли к Триксу «на суд», все было очень серьезно. Трикс прекрасно понимал, что правителю необходимо уметь принимать решения, быть и суровым, и добрым, поэтому всегда старался разобраться до конца, прежде чем огласить свой приговор. Но даже если бы он ошибся, самое страшное, что случилось бы, – порция розог по чьей-то не слишком виноватой (в этот раз) заднице.