Возмущение южноиталийцев оказалось настолько сильным, что они тут же начали переговоры со всеми, кто был недоволен Римом. Тайные посланники направились к этрускам, галлам-сеннонам и самнитам. Узнав о враждебной деятельности луканов, римляне отправили к ним посольство, задачей которого было запугать сабелльские племена.

Однако римляне недооценили решимость своих недавних союзников. Не дожидаясь окончательного оформления коалиции италиков, те задержали посланников и начали военные действия против римских отрядов.

В 285 г. восстал этрусский союз. Несмотря на решительный характер момента, этруски не выставили полевой армии, зато они наняли большое число сеннонов. Последние при Арреции отомстили за своих отцов, истребленных римлянами во время сражения при Сентине: они разгромили карательную армию Люция Цецилия, перебив более 13 000 врагов.

Наверное, 285 г. был самым перспективным для вмешательства в италийские дела извне. Если бы по воле судьбы Пирр в этот момент появился в Италии, он мог встать во главе значительных вооруженных сил и к тому же заставить римлян бороться на несколько фронтов.

Но Тарент по-прежнему держался в стороне, а Пирр все еще носил македонскую корону и не намеревался покидать Балканы. В итоге основной проблемой коалиции стало полное отсутствие координации в действиях. Пока на севере галлы стремились перенести фронт как можно ближе к Риму, на юге луканы по-прежнему ограничивались давлением на греческие города и блокадой Фурий. Воспользовавшись этим, римляне сумели перехватить инициативу. Сосредоточив практически все свои вооруженные силы на северном фронте, они разгромили галлов при Вадимонском озере и совершили самую настоящую этническую чистку в долины Метавры, где обитали сенноны. С 283 г. это племя исчезает со страниц истории, а на месте главного поселения галлов римляне основывают колонию Сена Галльская, которая становится одной из важнейших баз на побережье Адриатики.

После поражения галлов сопротивление этрусков приобрело пассивный характер, сведясь к защите городов и укрепленных позиций. Освободившиеся войска римляне направили на юг, по пути подавив разрозненные очаги восстания в Самниуме. В 282 г. римский консул Гай Фабриций Лусцин победил неподалеку от Фурий луканов. Римские историки в очередной раз описывают полуфантастическую картину сражения: луканское войско якобы превосходило числом римлян, но выстроилось для сражения под защитой укрепленных позиций (что, скорее всего, указывает на обратное соотношение сил: превосходство было-таки на стороне римлян). Римляне долго не решались пойти на штурм, пока некий юноша, в образе которого на помощь потомкам Ромула явился сам бог Марс, не схватил штурмовую лестницу и, прорвавшись сквозь вражеские ряды, не взошел первым на стену луканского лагеря.

Южноиталийцы не спасовали перед вмешательством небес и бежали, а их знаменитый предводитель Стений Статилий попал в плен. Сразу после этого ряд греческих городов Бруттия — в частности, Регий и Локры — приняли римские гарнизоны. Вне пределов влияния Рима оставался только «каблук» италийского сапога.

Решив не затягивать с «тарентским вопросом», римляне совершили провокацию, ставшую прелюдией к походу Пирра.

В начале 281 г, когда в Таренте праздновали Великие Дионисии[55], римская эскадра, состоявшая из десяти боевых кораблей во главе с Клавдием Корнелием, зашла в гавань Тарента. Уже древние источники не были единодушны при описании этого визита: одни утверждают, что это была своего рода дипломатическая миссия (например, Аппиан), другие — что корабли оказались в Таренте случайно, возможно спасаясь от непогоды (например, Орозий). Знаменитый немецкий ученый Т. Моммзен предположил, что эскадра направлялась в Адриатику, в Сену Галльскую, новую римскую колонию.

В любом случае, даже не имея агрессивных намерений против тарентинцев (да и что могли десять кораблей сделать с одним из крупнейших городов Италии?), римляне демонстрировали свою силу и нежелание придерживаться соглашения о Лацинском мысе. Акция имела вполне определенный смысл: Таренту указывали его место — среди государств второго, если не третьего плана. Договор расторгался де-факто, без всяких предварительных переговоров и предупреждений.

Не следует ссылаться при этом на якобы устаревший к тому времени характер соглашения о Лацинском мысе Римляне, подчеркнуто следившие за соблюдением договоров и открыто гордившиеся этим, здесь предлагали тарентинцам простую альтернативу: либо проглотить оскорбление и согласиться на статус неполноправного государства, либо же высказать недовольство и оказаться лицом к лицу с сильнейшей военной машиной Италии.

Реакция тарентинцев на появление римской флотилии была очень бурной. Большая часть тарентинцев собралась в этот момент в том из городских театров, с которого открывался вид па гавань. Они были возбуждены религиозными церемониями и обильными возлияниями в честь Диониса. Увидев римские корабли, толпа бросилась в гавань. Ее возглавил демагог Филохар, один из самых ярых сторонников тарентинского великодержавия. У пришельцев, судя по всему, даже не было времени, чтобы объясниться с вожаками тарентинцев: столь внезапным и яростным оказался штурм.

Впрочем, военные корабли не удалось бы взять простым наскоком невооруженных горожан. Не позволяя волнам нападавших захлестнуть его флотилию с пристани, Клавдий Корнелий отдал приказ выходить в открытое море — но это успели сделать только пять римских судов. Остальные были окружены — и лодками, в которые попрыгали тарентинцы, и кораблями портовой стражи, которые имелись в любом прибрежном городе. Возможно, часть горожан бросилась к боевым триерам и сумела вывести несколько судов из военной гавани. Во всяком случае, развернулось импровизированное морское сражение, во время которого четыре из пяти окруженных римских трирем были потоплены[56], а одна — захвачена. На дно пошла большая часть экипажей, в том числе и римский адмирал. Пленных римлян перебили, оставшихся в живых гребцов обратили в рабство.

Произошедшее было равносильно объявлению войны. Тарентинцы даже перевыполнили ожидания римлян.

Греки не стали ждать римского ответа. Ни о каких извинениях в городском собрании не шло и речи. Напротив, были предприняты два действия, показывающие серьезность воинственных намерений тарентинцев. В Фурии направилось спешно созванное ополчение. Тамошний римский гарнизон не ждал подобной прыти от тарентинских овцеводов и торговцев. Вместо сопротивления до последнего солдата его командиры сдали цитадель в обмен на право свободного выхода.

Оказавшись в Фуриях, тарентинцы жестоко упрекали местных жителей за то, что они, греки, отдались под власть варварского племени. Римские историки сообщают о казни и изгнании знатных фурийцев и о разграблении города, однако последнее известие наверняка является преувеличением. Тарентинцы не могли позволить себе этого, ибо в борьбу против Рима вступили под лозунгом возрождения Великой Греции и не желали оттолкнуть от себя италийских эллиноа

Вторым демонстративным действием тарентинцев стало снаряжение посольства в Эпир к царю Пирру, которому не так давно была оказана важная услуга с отвоеванием Керкиры и который в связи с потерей Македонии пребывал без дела.

Послы перечисляли Пирру племена, порабощенные Римом и теперь готовившиеся сбросить тяготившее их иго: галлов, этрусков, самнитов, луканов, апулийцев… Этруски и луканы еще сопротивлялись, не желая растворяться в Римской державе. За год эпирский царь мог бы призвать под свои знамена 350 000 пеших и 20 000 конных воинов: такой армией в те времена не мог похвастаться никто.

Посольство было предварительным, и Пирр не дал немедленного согласия, однако потеря Фурий, которые Гай Фабриций, все еще командовавший южной армией римлян, откровенно проспал, а также возможность появления на Апеннинах одного из самых знаменитых преемников Александра, заставили римский сенат быть осторожным.