- Твою оперу!!!
Перед лицом оторопевшего Михалыча мелькнула серая тень. В лаборатории творился хаос: визг Муськи, крики жертвы... Вопль начальника отдела мог поспорить с воем сирены воздушной тревоги. И тут случилось самое неприятное. Борис Моисеевич завалился со всего маху на стол, всем лицом впечатавшись в клавиатуру.
Стенды озарилась синим свечением. Вой турбины сотряс стены, моментально заложило уши. Муська в ужасе улизнула под шкаф, Михалыч выронил сигарету. И по закону подлости - прямо за шиворот несчастной жертве мстительного грызуна. В этот трагический момент турбина взвыла как-то по особенному, обиженно-громко.
Викторин внезапно остановился, увидев странную радугу над цехом...
'Ну, теперь буду счастливым',- усмехнувшись, подумал Викторин.
Сине-зеленая молния ударила из турбины. Зеленый свет вспыхнул перед его глазами, и тьма поглотила сознание.
III. Initium (Начало, лат.)
'Серебристая тень' набирала скорость, уверенно наматывая километры Минского шоссе. Руки привычно держали руль. Он любил скорость. Запах салона, тепло и уют машины создавали беззаботно-приятное настроение. И только чувство все нарастающей скорости волновало кровь, адреналин возбуждал, как женщина. '...Все пройдет, как с белых яблонь дым, увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым... нет, еще есть порох в пороховницах - пока еще руки крепко держат руль'. Он придавил педаль газа и увел машину влево. На скорости обошел впереди идущую машину сопровождения. В окнах салона успел заметить обеспокоенные лица охраны.
'Нет, ребятки, 'старая гвардия' еще поучит вас молодых, как надо рулить. - Он был доволен и даже, пожалуй, счастлив. - И никто не надоедает всякими делами, не пристают, не дергают с всякими вопросами. Ему уже давно все надоело. Он бесконечно устал. Но даже дома нет покоя... Доченька. Как он радовался ее рождению, - сердце кольнуло, старческая слеза застила правый глаз. Теперь, когда ее видел при встрече, он понимал - дочь приехала не просто так. Тоже, как и всем окружающим, ей от него что-то надо. - Мужики её эти надоели, не пойми что. И выпивать стала, куда Юра смотрит? И сын... тоже непутевый, пьет. И ведь добрый, хороший парень - столько надежд с ним связывал. Хотя конечно есть и моя вина, мало уделял им внимания. Вот и вырастил 'цветы жизни'. - Эх, ... - в огорчении он ударил рукой об руль. - А ведь всю свою жизнь все делал для партии, для народа, для страны, для победы. Надо же и здесь нет покоя, мысли эти проклятые лезут в голову!' Он увидел стремительно приближающийся поворот. Притормозив, повернул резко, как умел и любил, с визгом тормозов вправо. День заканчивался. Солнце уже приближалось к закату, отбрасывая длинные тени на землю. Наверно из-за этих теней он и не заметил МАЗ, огромной скалой вдруг возникший перед капотом машины. В последний момент охранник, сидящий справа, рывком рванул руль влево, уводя машину из-под фронтального столкновения. Страшный удар сотряс воздух. Лобовое стекло рассыпалось, под двигателем разрасталась лужа. Над капотом парило.
Сидящий за рулем пожилой с крупной, седой головой, человек уронил голову на руль, потеряв сознание. Чёрный ЗИЛ-117 резко затормозил, развернулся поперек, перегородив дорогу. Быстро захлопали двери. Четверо из охраны рванули к разбившейся машине. Бледный, краше в гроб кладут, полковник Медведев первый подбежал к 'Роллс-Ройсу', рванул дверь водителя. Увидел 'деда' без сознания, завалившегося на руль. Осторожно, взяв двумя руками, прислонил голову старика к подголовнику. Левая бровь была рассечена, показалась кровь. Лицо выглядело безжизненно бледным, дыхание не прослушивалось.
- Ну! Жив!?...
Яркий свет ослепил. Он наполнял всю душу какой-то блаженной невесомость и легкостью. Странное, неведомое доселе состояние охватило сознание Викторина. 'Что со мною?! - подумал он. Оглянувшись вокруг, увидел, что необыкновенный, невиданный прежде свет объял его. Викторин чувствовал себя спокойно и хорошо. Свет манил к себе и звал. И он не мог сопротивляться этому зову, и полетел навстречу. Настораживало, пожалуй, лишь необычное ощущение отсутствия тела. Но было так хорошо. Его охватило состояние счастья и покоя.
'Так вот оно как происходит', - подумалось Викторину. - 'Слава Богу - на Небе. А я все же опасался, не хотелось попасть к 'рогатому', - подумал инженер.- О..! Наконец встречусь с отцом, который неожиданно умер два года назад'.
В душе зародилось чувство огромного, абсолютного счастья. Трофимов радостно рассмеялся.
Однако напротив себя инженер увидел не отца, а невысокого, коренастого человека, откуда-то смутно знакомого. Это был пожилой, лет восьмидесяти старик, явно довольно красивый в прошлом, с лицом, на котором выделялись густые черные брови. Он удивленно осматривался вокруг.
- Да это что же такое... я умер что ли? - спросил старик.
- Разве непонятно? - ответил Трофимов. - Теперь все. Мы на небе, а дальше, если память не изменяет, будет Суд Божий. 'Нет, где я его видел?' - подумал он.
- Так все же есть бог! - воскликнул старик. - Говорила мне мама, надо было все же ее слушать, ...а вот товарищ Суслов и другие товарищи, все же не правы. Жаль что теперь, - огорченно замолчал незнакомец, но после нескольких секунд молчания продолжил. - Не подскажешь товарищам. А надо бы подправить курс партии. Да, о чем это я? Мне теперь это ни к чему. Хотя много сил потрачено ради партии и народа. И народ это ценил. Вот маршала Советского Союза мне дали, три звезды Героя - ценят Генерального Секретаря.
Инженер мысленно ударил себя по лбу. 'Узнал! Это ж Брежнев Леонид Ильич!'
- А может бога и нет. Ни ангелов, ни райских ворот не видно - из чувства противоречия, присущего большинству российских интеллигентов, заметил Викторин и тут же, стремясь сгладить неловкость, продолжил. - Вот не ожидал что на том свете с Вами, Леонид Ильич, познакомимся. Меня зовут Виктор Иванович Трофимов, инженер-конструктор, погиб по непонятной мне причине. Ну а про Вас, я все знаю. Вы умерли во сне десятого ноября 1982 года, от тромба. Ну и как Вам здесь?
- Ну, Виктор, я, в общем, чувствую себя хорошо, даже отлично, как в молодости, а легко-то как... И не болит ничего. Витя, подожди. Что ты говоришь? Умер в восемьдесят втором году? Я же попал в аварию сегодня, пятнадцатого сентября восьмидесятого года. И я не путаю, голова как часы работает. Это ты что-то перепутал.
- Да нет, Леонид Ильич, не путаю. Придется вам кратко рассказать, что было после вашей смерти.
Рассказ, несмотря на старания рассказчика, получился длинным, но время 'на том свете' течет по другому. Если там вообще время есть... После окончания рассказа Ильич, потрясенный, долго молчал, потом, побагровев лицом, высказался.
-П.....и страну комбайнеры! - и выдал такое многоэтажное, живописное описание всех основных фигурантов недавней истории России, что Викторин впал в изумление.
- Это что же?- Продолжал разгневанный Брежнев. - Мы, коммунисты, кровь проливали, войну выиграли. Голод терпели, разруху. Страну отстроили. Ночей не спали, не доедали, крепили щит Родины, достигли паритета с Америкой. Я столько лет работал, на бабу заскочить было некогда. Мало мне челюсть фашисты в войну разбили, все здоровье угробил - спать не мог. Просился два раза на пенсию, товарищи не пустили. 'Вы наше Знамя партии, не можем без Вас. Больше отдыхайте'. Так меня эти... уверяли! Остался ради страны. По воле партии и народа. А этот ставропольский секретарь, колхоза бы ему не доверил, все по ветру развеял, вместе со свердловским алкашом. Ну, я им!
В этот, несомненно, прекрасный и вдохновенный момент гнева генсека, что-то будто ухватило Викторина за ноги и рвануло вниз. Сознание постепенно выныривало из глубины беспамятства. Второе пробуждение было гораздо хуже первого. Внутри все болело, ныло и страдало.
'Что со мной? Тело будто отлежал - все иголками колет, ватное, как не свое. Никак не могу понять, что со мною и где я. Неужели опять на земле? - только не это!' - неожиданно появившиеся звуки пробили тишину вокруг.
