Большая часть ранений была нанесена артиллерийскими снарядами. Особенно досталось от них русской и английской кавалерии, а также туркам. Остальные ранения были самыми разнообразными.

У англичан в Тяжелой бригаде ранения в основном были причинены холодным оружием, а также пистолетными пулями.{990} Хотя было несколько случаев ампутации конечностей (например, в 1-м драгунском полку), в других случаях у медиков не было большой работы. Но в Легкой бригаде картина была иной. Раненые шли потоком, состояние многих было тяжелым. В основном люди были искалечены артиллерией и значительно меньше — холодным и ручным огнестрельным оружием. Врач 17-го уланского полка сам вынес тяжело раненного командира капитана Морриса. Увидев, что офицера нет среди вышедших из боя, он отправился его искать и нашел почти у русской батареи. Несколько раз ему пришлось саблей отгонять казаков, пытавшихся взять его в плен. Позднее он стал первым медиком Крымской войны, награжденным Крестом Виктории.{991}

Еще одну обширную категорию раненых составили травмированные во время кавалерийских столкновений. Многие оказались на медицинских пунктах с тяжелыми ушибами, сотрясениями мозга (их определяли часто как контуженых), переломами рук, ног, ребер.

^{«Возвращение после доблестной атаки»: английский рисунок начала XX в.} 

Пленные

В эту категорию попали главным образом солдаты и офицеры английской Легкой бригады, которых то тут, то там обнаруживали после ее гибели русские. Одни, обессиленные, избитые или израненные, сами приходили на русский медицинский пункт у Черной речки и просили медиков о помощи. Получив ее, в своем большинстве оставались там. покорно ожидая разрешения своей дальнейшей судьбы.

Под занавес Балаклавского сражения солдаты и казаки принесли туда же вместе со своими товарищами «раненых пеших турок и кавалеристов-англичан», и всем независимо от национальности была оказана помощь.

Затем пленных, вплоть до их отправки вглубь России, поместили в деревне Чоргун, большая часть которой была предоставлена в пользу лазаретов. «…Англичане гласно заявляли свое удивление русской гуманности и знаниям; одни турки только все побаивались, что их откармливают на убой. Последние все что-то вымаливали и в чем-то уверяли — вероятно, в своей простоте считая ласковое с ними обращение в лазарете только временным».{992}

Среди пленных находился некий рядовой Сэм Паркс, вестовой командира 4-го легкого драгунского полка подполковника Педжета. Хотя обстоятельства его пленения более чем странные, он оказался среди первых, кто был награжден Крестом Виктории. Вероятно, причиной тому стала не столько личная доблесть солдата, сколько близость к благородному начальнику.

Попавших в плен жалели. Русские видели, что сделала их артиллерия с красивой и храброй британской кавалерией и отдавали дань мужеству солдат и офицеров, не по своей вине попавших под истребление.

К турецким солдатам, попавшим в плен, русские относились лучше, чем англичане, когда они были еще свободными. В основной массе османские солдаты и офицеры «оседали» в центре России, в Курской или других центральных губерниях, и безбедно дожидались окончания войны. Однажды турецкие пленные «…имели дневку в г. Судже одновременно с Рижским драгунским полком, следовавшим на театр военных действий. Для драгун судженцы приготовили на городской площади столы, накрытые подобающим такому случаю образом. То, что происходило далее, очевидец описал следующими словами: «бывши на площади, они (турки) вмешались в толпу русских солдат и жителей, где происходило веселье. Пленных турок жители пригласили к общему столу — они пили водку сколько хотели и кричали «Ура, Николай!». Когда песенники начали петь плясовые песни, то некоторые турки пустились и в пляс».{993}

На фоне всего изложенного выше вряд ли приходится удивляться тому, что в конце войны и вскоре по ее окончании 59 пленных подали курскому губернатору прошения о приеме в русское подданство.{994}

^{Оставшиеся в живых после атаки Легкой бригады 13 (25) октября 1854 г. Большая часть персонажей имеет портретное сходство с настоящими участниками событий. Самый интересный из них стоящий в центре рядовой 11-го гусарского (11th (Prince Albert's Own) Regiment of (Light) Dragoons (Hussars) полка Вильям Пеннингтон «звезда» лондонской сцены, которого неприятности очередного любовного скандала вынудили уйти на военную службу. Рисунок Леди Батлер.} 

Некоторым повезло меньше. В этот день еще никто не знал, что спустя полтора века Крымскую войну назовут джентльменской, и сильной любовью к врагу не страдал. Русские, особенно уже бывшие в Альминском сражении, вообще не склоны были к сантиментам и не слишком колебались в вопросах судьбы противника. Особенно если тот еще не решился сделать выбор: продолжать драться или сдаться в плен? Примерно это случилось с офицером африканских егерей, на тело которого наткнулся офицер Владимирского пехотного полка Розин.{995}

В числе пленных русских, оставшихся в руках англичан, в основном были кавалеристы. Отношение к ним было совершенно различным. Сразу после схватки пытались добить, потом переходили на помощь. Злоба рассеялась вместе с пороховым дымом. Как всегда.

Штаб-ротмистр Киевского гусарского полка Беслан Абуков, уже будучи отставным майором, вспоминал: «…13 октября 1854 года, раненный в ногу и голову под Балаклавой, оставался 3 суток с убитыми на поле сражения, был поднят английским офицером и отправлен в Константинополь военнопленным, откуда через 8 месяцев, в июле 1855 года, возвращен в Россию как неспособный поднять оружие. За отличие в этой кампании и полученные мной тяжкие раны удостоен ордена Св. Владимира с мечами».{996}

Несколько пехотинцев, оказавшихся в плену, удивили французов своей истощенностью и большими козырьками из картона, которые были пришиты к фуражкам. Это объясняли большим распространением глазных заболеваний (вероятно, что-то вроде коньюктивита), при которых солнечные лучи причиняли большие страдания глазам.{997} Трудно сказать, при каких обстоятельствах они попали в плен, но больше всего похоже, что, пользуясь суматохой, к неприятелю переметнулось несколько вновь прибывших в Крым солдат 12-й дивизии из числа поляков, решив не испытывать судьбу дальнейшим участием в боях.

ПОТЕРИ

«…Воображение поражала вовсе не цифра погибших (такие ли гекатомбы видел Крым в эти годы!), но непростительное, ничем не извиняемое легкомыслие, вызвавшее катастрофу».

Е. Тарле. «Крымская война».

Сравнительно с другими сражениями Крымской кампании Балаклавское было не самым кровавым. Трудно не согласиться с образным высказыванием Тарле, что «…воображение поражала вовсе не цифра погибших (такие ли гекатомбы видел Крым в эти годы!), но непростительное, ничем не извиняемое легкомыслие, вызвавшее катастрофу».{998}

Но не будем думать, что масштаб военного события определяется числом отдавших Богу душу. К сожалению, именно по этой причине многие склонны считать его всего лишь незначительным авангардным делом.

Для Балаклавы число убитых и раненых — всего лишь сопутствующий результат. Русские не ставили целью истребление союзников, им хватило бы вполне того, чтобы они убрались подальше, потеряв контроль над территорией. А еще лучше, погрузились на корабли и убыли из Крыма, хотя на это надежда была слабая. Как бы то ни было, молох войны безумствовал и не всем удалось дожить до конца этого дня.

Русские

Общие потери: убиты 4 офицера и 124 нижних чина; ранены 1 генерал, 32 офицера и 448 нижних чинов; без вести пропало 15 нижних чинов.{999} Общее соотношение к общему числу войск, участвовавших в операции, официально обозначено в 3,9%.{1000} Это средний уровень потерь.