Однако ни того, ни другого не было выполнено и прекрасная кавалерийская бригада была бездумно отдана на растерзание русской артиллерии, которая максимально воспользовалась предоставленной возможностью.

Вот сведения по одному из полков, и это далеко не полные данные: «Правофланговый взвод 13-го полка пострадал больше других от ружейных пуль с нашего правого фланга. Капитан Олдхэм, старший офицер 13-го полка, в то время ехавший на очень красивой лошади серой масти, был убит вместе с ней от разрыва снаряда. Лейтенант Монтгомери из того же взвода тоже был убит; был убит капитан Гоуд, а его брат был ранен этим утром»{817}.

Отличились в истреблении британцев стрелки 6-го стрелкового батальона майора Аминова, уже получившие опыт стрельбы по союзникам во время сражения на Альме. Практика пошла им на пользу: 3-я и 4-я роты, «…скрытые в колючих кустах, покрывавших место схватки, стрелки как были рассыпаны в цепь, так и встретили молодецким огнем атаку неприятельской конницы…».{818}

Первыми в дело пошли картечные гранаты. Уже доказавшие свою эффективность на Альме, когда англичане буквально выкосили ими сомкнутые ряды батальонных колонн Владимирского пехотного полка, эти снаряды вновь продемонстрировали, что списывать артиллерию в запас преждевременно.

Картечные гранаты как новый вид снаряда для поражения живой силы причислены к изобретениям английского артиллериста капитана Генри Шрэпнела. В 1803 г. гранаты конструкции Шрэпнела были приняты на вооружение Британской армии. Они довольно быстро продемонстрировали свою эффективность против пехоты и кавалерии. До сих пор снаряд, наполненный пулями, называют шрапнелью, хотя снаряд был изобретен в России за полтора века до появления на свет английского капитана.

Граната представляла прочную полую сферу, внутри которой находились пули и заряд пороха. Отличительной особенностью являлось наличие в корпусе отверстия, в которое вставлялась запальная трубка, изготовленная из дерева и содержащая некоторое количество пороха. Эта трубка служила одновременно запалом и замедлителем. При выстреле еще при нахождении снаряда в канале ствола воспламенялся порох в запальной трубке. При полете снаряда происходило постепенное сгорание пороха в запальной трубке. Когда этот порох выгорал полностью, огонь переходил на пороховой заряд, находящийся в самой гранате, что приводило к взрыву снаряда. В результате взрыва корпус гранаты разрушался на осколки, которые вместе с пулями разлетались в стороны и поражали противника.{819}

Важной особенностью конструкции было то, что длину запальной трубки можно было изменять непосредственно перед выстрелом. Таким образом, можно было с определенной точностью добиться подрыва снаряда в желаемом месте.

^{Атака Легкой бригады. Рисунок Томаса Баркера. Явная фантазия автора по теме личного участия генерала}

Кардигана в бою под Балаклавой. Шрапнель прекрасно показала себя в Крымской войне. Этой теме посвящена прекрасная книга генерала Бормана, изданная в Брюсселе в 1862 г.{820} Современные исследователи часто упускают из виду применение шрапнели в то время. Она использовалась артиллерией и в полевых условиях, и даже в условиях крепостной войны. В 1855 г. англичане использовали шрапнельные снаряды даже для 68-фунтовых пушек. По воспоминаниям очевидцев, разрывы шрапнели буквально смели с бруствера Третьего бастиона русских пехотинцев во время летнего штурма Севастополя.{821}

Возвращаемся на поле боя. Англичан было откровенно жалко: «…Войска наши смеясь смотрели на это похождение, осыпая безумцев картечью и пулями, сознавая, что эта горсть всадников совершает перед ними бесцельное ристание для потехи вероятно своему начальству, наблюдавшему с высоты за прекрасной картиной».{822}

Особенно страдали их фланги, строй инстинктивно сжимался к центру и, таким образом, русская артиллерия, сама того не желая, помогала всадникам держать подобие строя. Орудия тут же перешли на учащенный огонь, но остановить приближавшихся британцев уже не могла, хотя и наносила им заметные потери, заставляя то и дело смыкать разорванный строй.

12 орудий с Федюхиных высот «попотчевали» англичан 60–70 снарядами. 8 орудий Боженова от редута № 3 встретили гостей немного скромнее — примерно 30–40 выстрелами. Но эффективность огня значительно увеличивалась, потому что он был фланговым, и едва ли не каждый снаряд, картечь, шрапнель или граната находили свои жертвы. В этом случае картечные гранаты оказались идеальным боеприпасом, выполнив свое предназначение для огня по сомкнутым строям пехоты или кавалерии.{823}

Обезумевшая масса людей и лошадей перестала быть управляемой. Ни о каком повороте назад речи не было — в тылу оглушительно лопались гранаты, подгоняя бригаду на эшафот, которым должна была стать Донская батарея.

Тяжелая бригада, которая вначале храбро рванула вслед за Легкой, вскоре была остановлена Скарлетом, который не решился атаковать под выстрелами в упор и с нескольких направлений. Потеряв нескольких человек из первой линии, Тяжелые отошли. Очевидцы описали возвращение раненного Серого, ковылявшего на лошади. Она хотя и не была ранена, но всем своим видом показывала, как ей жалко хозяина. Бедный парень, умирая, наклонялся на луку седла, его бледное агонизирующее лицо виднелось из-под огромной медвежьей шапки. Вся лошадь была покрыта кровью, и казалось, животное понимало, что везет на себе умирающего хозяина.

Ему не повезло, но еще большему количеству английских солдат вскоре не повезет точно так же.

Перед самой батареей боевой порядок британцев изменился. По-прежнему рядом держались 17-й и 13-й полки. На левом фланге отстал страдавший от русской артиллерии с Федюхиных высот 11-й гусарский.

Линия 4-го и 8-го полков распалась. 4-й вырвался вперед, 8-й потерялся в дыму и какое-то время его никто не видел.

Путь на эшафот

Финальный акт Легкой бригаде сыграла картечь Донской батарейной №3 батареи, большая часть которой досталась 13-му легкому драгунскому полку. После этого более-менее стройная атака превратилась в сумбурное действие, завершившееся разгромом. Никакая храбрость не может устоять против металлического урагана. Расстрел Владимирского пехотного полка на Альме месяцем ранее убедительно доказал, что не подготовленная атака пехоты или кавалерии против нескольких батарей, действующих особенно продольным огнем во фланг — это безумие, а если добавляется сильная фронтальная батарея — уже преступление. Если следовать этой истине, определенной законами военного искусства и доказанной кровью, то не остановивший бригаду после первого залпа русской артиллерии Кардиган — преступник, лично виновный в гибели своих солдат и офицеров.

Донскую батарею мы помним по прекрасной ее работе на Альме. Отличный командир, великолепно подготовленный личный состав, связанный не столько служебными, сколько традиционными для казачества крепкими станично-семейными узами.

Командир батареи в Балаклавском сражении — есаул Г.И. Поздеев. 1-й дивизион под командованием сотника Анисима Матвеевича Ребинина, 2-й — сотник Пономарев. В строю такие заслуженные ветераны, как, например, урядник Антип Еремкин, награжденный за Альму Знаком отличия.{824}

По казачьим понятиям, иррегулярная артиллерия не была элитой. В ней для казаков служба была совсем не такой почетной, как для их армейских коллег. Казак любым путем стремился не попасть в батареи по нескольким причинам. Во-первых, гораздо более занятое службой время, объем учебы был достаточно высоким, а с учетом времени для ухода за орудиями, оружием, снаряжением и лошадьми, казачья вольница — привычный уклад повседневный жизни — отсутствовала. Во-вторых, что было, пожалуй, важнейшим, если полки стояли рядом с родными станицами, не более чем в 15–20 верстах от них, то служба в артиллерии проходила на значительном удалении от семей. С другой стороны, казачья артиллерия имела свои сильные стороны: казаки-номера орудийных расчетов были более сметливыми, скорее обучаемыми, а офицеры, как ни странно, имели в своей среде больше людей образованных.{825}