энергию. Он медленно, твердо водил взглядом по рядам, по лицам, порой
останавливался, с вниманием всматривался, изучал, с каким-то своим выводом
шел дальше. То и дело Галенчик отрывал от зала взгляд, черные блестящие,
навыкате глаза его прощупывали того, кто стоял у края стола. Когда он
поворачивал голову, на худой, птичьей шее Галенчика обозначался большой
кадык, во всем его облике было нечто птичье, угрожающее. Из всех троих
Галенчик привлекал наибольшее внимание: казалось, что не Белый, а Галенчик
- главный здесь, председатель...
Первым вызвали секретаря райкома товарища Башлыкова. Свет падал немного
со стороны и спереди, поблескивал в гладких, без сединки волосах, выделял
крепкий, чистый лоб, крупный нос, плечи; свет обозначал каждую впадинку,
каждую морщинку, делал Башлыкова немного старше; однако и в таком свете
было видно, какой он молодой, сильный, красивый. Это впечатление силы и
красоты подкрепляла уверенная осанка, строгий, хорошо пригнанный защитного
цвета китель, сдержанный и в то же время энергичный голос. Было заметно,
что он чувствует себя прочно, что его ничто не беспокоит. Ровно, отчетливо
и вместе с тем скромно говорил он о своей жизни. Родился в тысяча
девятьсот четвертом году, в Гомеле, в рабочей семье. Отец - рабочий на
железной дороге, и сам он - рабочий с малых лет; сначала - на железной
дороге, затем - на электростанции. С юношеских лет в комсомоле, потом - в
партии. Во время работы на электростанции был выдвинут на руководящую
комсомольскую работу, оттуда послан учиться в Минск, на шеети- месячные
курсы руководящих комсомольских работников.
После курсов выдвинули на партийную работу, в управление железной
дороги. Скромно, просто сказал Башлыков, что из управления железной дороги
он направлен партией на руководящую работу в Юровичский район секретарем
райкома.
- Никаких колебаний в проведении партийнойхлинии не было, - добавил он
громко и твердо, как бы подводя итог своему открытому жизнеописанию. - Ни
в каких антипартийных группировках и блоках никогда не участвовал. Вел и
буду вести с ними самую беспощадную борьбу, как и со всеми теми, кто будет
пытаться отклонить нас вправо- или влево от генеральной линии партии. - Он
уже кончил, но, вспомнив, досказал: - Взысканий не имею. За границей
родственников нет. Осужденных советским судом тоже нет. Ни из близких
родственников, ни из дальних...
"Ни одного пятнышка. Идеальная биография", - подумал или почувствовал,
видно, не один Апейка. Однако Апейка, который знал и помнил то, чего не
знали или не помнили другие, вместе с тем подумал: все это, будто такое
убедительное, еще не все, далеко не все, чтобы показать, чего стоит
человек как партиец. Апейке слышалась в гладеньком этом жизнеописании
будто бы какая-то фальшь, за всем этим гладеньким, ровненьким...
- Здесь поступили на товарища Башлыкова такие жалобы... - Председатель
комиссии с очень спокойным, деловитым видом, не глядя ни на Башлыкова, ни
в зал, в затаенной, настороженной тишине развернул папку, пробежал глазами
по бумажке, одной, другой, стал читать. Это были бумажки из тех, что
назывались компрометирующими материалами, которые комиссия собирала, когда
готовилась к собранию.
Башлыков вначале немного встревожился, но, послушав одну, другую,
успокоился и стоял перед столом и говорил снова уверенно, с достоинством
человека, который все, что от него зависело, делал и будет делать; который
если чего и не сделал, то лишь потому, что это не только от него зависело.
Ему легко было это говорить, потому что почти все жаловались в основном не
столько на самого Башлыкова, сколько на райком, на разные непорядки в
местечке, в селах, на жизненные недостатки. Были две записки с жалобами,
что не хватает соли и керосина, Он сказал, что все, что выделяют району,
не залеживается ни на складах, ни в магазинах. В одной записке возмущались
тем, что режут свиней и коров, продают мясо из-под полы: дерут с людей
шкуру. Он тоже возмутился, сказал, что партийная организация вела и будет
вести беспощадную борьбу с этими преступниками и спекулянтами. Попросил,
чтоб о каждом таком случае сообщали в милицию или ему лично. Кто-то
пожаловался, что в Березовке, когда отводили землю под колхоз, неправильно
отрезали землю. Он пообещал, что после собрания поедет в Березовку и
выяснит все сам. Жаловались, что притесняют верующих; он начал с гневом
говорить о религии, о вреде ее, самокритично признался, что общество
безбожников, учителя и коммунисты в селах неумело борются с религиозным
дурманом...
В одной записке был упрек, неожиданный для такого собрания: "Почему
секретарь товарищ Башлыков, встретясь на улице, ни с кем, кроме своих
друзей, не здоровается? Не говоря уже о том, чтоб снять шапку или
спросить, как здоровье". Когда Белый прочел этот вопрос, в зале кто-то,
видимо от неожиданности, засмеялся. Засмеялся нарочито весело и Башлыков.
- Здороваюсь!..
- Правильно написано! - крикнул кто-то из зала. - Подмечено!
Белый с интересом слушал, как по залу шел довольно дружный, недобрый
говорок.
- С людьми, которых я знаю или которым верю, я не только здороваюсь, а
и подаю руку! - попробовал перекрыть шум Башлыков. Он снова говорил четко,
ровно.
- Мало ж ты кому веришь! - поддел его кто-то из зала, громко, зло.
Снова послышался ропот - неспокойный, неприязненный.
Лицо Башлыкова побагровело. Острый взгляд побежал по рядам,
всматриваясь, ища.
- Я со всеми здороваться не могу, хоть бы и хотел, - сказал он не
смущаясь. - В районе тысячи людей! А я - один.
- Правильно, - поддержали его несколько голосов.
- Уважать людей надо! - снова прорвался тот, сильный, злой. - Нос
задираешь рано!
- Зазнался! Молод еще! - пошло снова по рядам.
- Я не зазнаюсь, - сказал он, готовый упорно защищаться. - Никогда не
зазнавался, - продолжил еще настойчивее. Вдруг, осилив шум, рассудительно,
негромко добавил: - Ну конечно, у меня тоже могут быть недостатки...
- Вот это правильно, - согласился теперь Белый. Он постучал карандашом
по графину, обратился к залу: - Какие к товарищу Башлыкову вопросы, прошу
задавать.
Стало тихо. У стены слева поднялся бородатый мужик, покашлял. Сказал,
будто со скрытым смыслом:
- Пускай скажет - работал ли в сельском хозяйстве?
Башлыков, еще с краской в лице, посмотрел внимательно в сторону
спрашивающего:
- Раньше не приходилось.
- Ясно, - проговорил мужик, снова как бы со смыслом, и сел.
Веселый женский голос спросил, почему товарищ секретарь неженатый
ходит: местечковых девчат это очень интересует. Однако Башлыков, хоть в
зале повеселело, не поддался на веселость. Еще настороженный, ответил, что
с женитьбой думает пока подождать.
- Жаль! - вздохнул кто-то игриво.
Башлыкову пришлось пережить еще несколько трудных минут, когда Белый
спросил у зала, кто желает выступить, и к столу комиссии легкой, упругой
походкой подошел Гайлис. Гайлис, не успев еще дойти, детским своим
голоском бросил в зал:
- Здесь -неразумно смеялись с записка: Башлыков не снимает шапка, не
здоровается! Ничего нет смешного. Правильно. Товарищ Башлыков не снимает
шапка, и руку не подает. Сверху глядит товарищ Башлыков на людей. Строгий
очень, особенно с теми, кто товарищу Башлыкову подчинен.
Он говорит с некоторыми подчиненными, как, простите за нехорошее слово,
как офицер. Потому что красный командир даже в армии не говорил с бойцами,
как говорит товарищ Башлыков. Он кричит в трубку: "Ви там черт знает что