Работник просто не ахти!.. И работа - будь она неладна!

- Отвык, фактически, от сельского труда!

- Ето - не в канцелярии! - будто поддержал Дятел.

- А собирался еще на работу наниматься! - незлобиво припомнила Сорока.

- Собирался - признаю! Было такое! И теперь не отказываюсь, вот посплю

- отойду! И - пожалуйста, нанимайте!

Только чтоб заплатили хорошо! И - чтоб харчи! И жиры чтоб, и мясо!

- Ага, захотел! С такими харчами я и сама работала б днями и ночами!..

Да еще что ты там наработаешь! Может, не столько наработаешь, сколько

съешь!

- Работать буду, не жалея спины! Только ведь сами знаете, работа не

легкая! Помахать косою, поднявшись ни свет ни заря! Вы ж, видать, спать не

дадите!

- Не дам!

Апейка переждал смешки, заговорил, будто и не шутил совсем:

- Махать косой - это еще не все! Сами знаете. Надо ведь будет и носилки

с сеном таскать целый день!

- Да в такую жарищу, не секрет!

- Дорогой ты работник, человече! Дорогая торба - не стоит горба!

Поклонюся богу - другого попрошу на подмогу!

- Работа, тетка Сорока, дорогая! Как раз для горба!

Наживу что у вас или не наживу детям своим, а горб, видно, будет!

- Будет. Не обойдешь!

- Согнет в крюк!

- Трудное, фактически, крестьянское дело! - философски обобщил Рудой.

- Тяжелое. Не мешало б и облегчить! - согласился Апейка. Он вдруг

почувствовал, как уходит слабость, усталость, как подхватывает задорное

упорство. Сказал горячо: - Не мешало б! Думаете, кроме вас, не болит это

ни у кого?

- А то болит?! - бросил Дятел.

- Болит.

2

Опыт крестьянского парня, волостного и районного руководителя, давно

научил Апейку ценить в каждом разговоре конкретность, деловую точность.

Люди не переговаривались, даже от комаров не отмахивались, когда Апейка

стал рассказывать, какие машины видел он недавно в Минске, выпущенные для

крестьян. Она была словно необычайная красавица, та конная косилка, о

которой рассказывал Апейка в красном, зыбком отсвете Миканорова костра.

Василь Дятел будто воочию видел, как хорошо сидеть на удобном сиденье

косарю, видел, слышал, как бегают-чикают проворные зубы-ножи, подрезая

траву. А разве хуже те конные грабли: сиди себе да потягивай ручку,

пружинистые железные грабли-вилы будут отбрасывать сзади чуть ли не целые

копны. Косилки и грабли тут, в болотных местах, пока не всюду можно

пустить, но на многих сенокосах они смогут работать. А молотилка

тракторная - посмотрели б: громадина - как припятский пароход, не успеешь

оглянуться - гумно целое снопов обмолотит! Ну, а машина, что копает

картошку: есть и такая - картофелекопалка; это - просто чуда, иного не

скажешь!

- Много чуд! Да денег - пуд! - первая вернула людей на землю Сорока.

Апейке снова бросилось в глаза: Дятел, у которого только что сквозь

недоверие пробивалось восхищение, кивнул согласно: правильно говорит!

- Пуд не пуд, а кое-чего стоит! - Апейка не спорил. - Один бедняк не

купит!

- Ну вот, вот! Я ж и говорю! - Дятел теперь не кивнул - смотрел остро,

ждал, что будет дальше.

- В том и загвоздка: один не разгонишься!..

- А зачем вам одной такие машины! - перебил Миканора, удивленно глянув

на Сороку, Апейка. - Некоторым из них - целого села мало!

- Все коллектив, коллектив! - визгливо, со злостью и отчаянием,

ворвалась Кулина Чернушкова.

Враз тишины, внимания как и не было. Снова запальчиво, беспорядочно

доказывали Апейке, Миканору, Хоне, друг другу: "Какой коллектив, если один

- одно, а другой, вроде бы, другое!" - "Ето ж, если б все одно тянули!" -

"Один спит, другой в носу ковыряет, а ты - разрывайся!.." - "Землю отдай,

хозяйство!.." - вставил свое Дятел - наболевшее, будто злобное.

- Хозяйство там у некоторых! - плюнул с возмущением Миканор, едва

унялся шум. - Полоска - лапоть не вмещается! Конь - дохлятина! А трясемся,

орем! Будто дворцы пропадают!

- Дохлятина не дохлятина, а своя! - Дятел, словно его оскорбили, и не

первый раз, казалось, готов был схватить Миканора за грудки. Все шумно

одобрили Дятла.

Апейка поддержал рассудительно, не Миканора, а Дятла и других:

- Богатому жаль корабля, а бедному - кошеля!

- Вот правильно! - закивали, зашумели вокруг огня.

Дятел уставился на Апейку непонимающими, горящими глазами, успокоился,

просветлел.

Апейка переждал возгласы одобрения, помолчал, чувствуя на себе

пристальные взгляды. Будто подумал вслух:

- А только и за кошель держаться особенно не стоит!

Если, скажем, корабль выменять можно!

- Дак если ж бы знать!

- Может, выгадаешь, а может, без ничего останешься!

- И кошеля не будет! - предостерегающе высказал опасение Василь.

- Не прогадаете! - Спокойная уверенность его, заметил Апейка, многих

смущала. - Вот я говорил уже - машины.

Это - одно. Тут все ясно: получите кредит - возьмете машины... Другое -

земля. Какая она у вас - не вам объяснять: болото да песок большей

частью... - Никто и словом не возразил: тот кивнул грустно, согласно, тот

вздохнул. - Урожай - сами знаете, урожай на земле нашей - известный!

Бывает, и того не соберешь, что бросишь в земельку такую...

А она и не такая безнадежная, и от нее добиться можно чегото, если

подойти как надо. К земле тоже, сами знаете, подход нужен умелый! Нужны

удобрения! Много и разных удобрений .. Знаете, сколько получают на такой

же земле в колхозах? ..

Люди верили и не верили, но слушали так, что забывали и об усталости, и

р комарах, и о ночи, коротком времени мертвого сна. Темень то опускалась

на самый костер, то отскакивала так, что видны были вблизи неподвижные,

будто зачарованные, ветви дуба. Из темноты появился чей-то конь,

остановился, вытянув морду, смотрел на огонь, словно тоже слушал. Василь,

и не один он, диву давался, откуда столько знал юровичский гость: и

сколько где земля родит, не только у нас, а и на Украине, и в какой-то

Голландии; и чего не хватает почве; и какие богатства таятся в гиблом этом

болоте, с которого пока одна только польза - комары да малярия!

Будто мир весь сошелся сюда, к Даметикову костру: сотни колхозов были

вокруг, тысячи людей стояли, смотрели на них, ждали их решимости, звали за

собой. Как бы приблизились сюда, к Мокути, к костру, и хорошо знакомые

Юровичи, и не такой знакомый, далековатый Мозырь, и уже совсем загадочные,

только иногда слышанные в разговорах знающих людей Харьков, Ростов,

Челябинск. По всей стране старались для крестьян, для колхозов заводы

делали тракторы, молотилки, веялки, готовили удобрения. И всюду, в каждом

селе, по всей земле широкой люди тревожились, думали о колхозах;

обобществляли скот, имущество, соединяли в большие поля тесные полоски,

перепахивали межи. Вместе шли воевать с извечной крестьянской бедой...

- Только в артели, в коллективе - спасение. Только так избавимся от

голода и голытьбы. Добьемся такого, что будет хлеб на столе - и к хлебу

будет! И сами и дети оденемся как люди. Легче станет работать... Иначе не

выбьемся! Тольксктак: все вместе. Артелью.

Апейка пытливо из-под бровей глянул на одного, другого: люди еще

слушали. Ждали еще чего-то. Он снова взглянул на Василя: тот отчужденно

отвел глаза.

Миканор первый отозвался:

- Одним словом, обстановка ясная. Народ по всему Советскому Союзу пошел

в колхозы. Значит, и нам, куреневцам, пора по тому же маршруту!

- Ага! Сразу! - крикнула Сорока насмешливо.

Андрей Рудой с важным видом, поучительно возразил Миканору: