руки в бока, важно проследила, как он работает. Знала - все, кто может

видеть, смотрят на нее.

- Что, тетка, проверяете, какой косец? - хитровато глянул председатель.

Он вытер немужицкой ладонью лицо:

пот разъедал глаза.

- Косец, не секрет, управный! - отозвался в тон ему Миканор. - Нанял -

не жалею! Косец - молодец!

- Косец - игрец! Да очень же старается!

- Марку ж надо держать! Чтоб не осрамиться сразу!

- Перед кем же ето такой старательный?

- Как перед кем! Перед хозяином! Перед Миканором, дядькой Даметиком!..

- Косец - молодец! Не сумневайтесь, тетко!

Сорока взглядом кольнула Апейку:

- Агитировать за колхоз прибыл?

Апейка воткнул косовище, затаил улыбку.

- Да нет же! Видите, помочь вот Миканору надо! По службе человек занят,

а отец - старый!.. - Уловив хитрый, испытующий взгляд женщины, с усмешкой,

доверительно наклонился к ней. - Ну, и, признаться, заработать хочу!

Зарплата малая!

- Совсем обеднел: год не пил, два - не ел! В чем только душа держится!

- Сорока подтрунивала так же игриво: понимала шутку. - Что ето власть твоя

обеднела так?

- Да власть тут ни при чем! Дорого все! - Апейка видел: за шуточками

баба выпытывает что-то, ждет, нарочито серьезно, озабоченно спросил: -

Может, вам надо помочь?

Она будто и не удивилась:

- Поможешь! Вспашешь с ладоньку - беду наведешь на Сорокину головоньку!

Скосишь какую частицу - кулачкою назовешь молодицу. Мол, батраков нанимает

- семь потов выжимает!..

- Вам, тетка, не страшно! - засмеялся в ответ на Сорокины присказки

Апейка. - Вам сделаем исключение: у вас особые условия, вы - вдова!

- Вдова - сама себе голова! А как начнется коллективизация, дак не

поглядите, скажете: иксплутация!

- Дак, может, теперь и мне эксплуатацию припишут? - в шутку перепугался

Миканор.

- Упишут! Сама в сельсовет схожу! Начальству в уши нажужжу.

Как ни показывала себя беззаботной Сорока, пошла назад, чувствовал

Апейка, недовольная: ничего толком и не вызнала! Вскоре за ней наведался

Андрей Рудой; курил, рассуждал о большой политике, осторожно, дипломатично

подходил тоже: какие важные дела привели сюда председателя райисполкома?

Гомонил, суетился Зайчик; молчал больше, внимательно, вдумчиво слушал

Чернушка; гостей за день перебывало у Апейки достаточно. Он все

посмеивался, уверял: помочь Миканору приехал и заработать надо. Он видел,

что никто не верит ему, и был доволен той загадочностью, которая росла

вокруг него, вызывала к его визиту все больший интерес. С этой

загадочностью росло будто и значение его приезда сюда.

Не было ничего удивительного в том, что под вечер, когда стала спадать

дневная горячка, людей снова потянуло к Миканорову огоньку. Потянуло

далеко не всех, многие из хозяев неотрывно приросли к своим возам, своим

наделам, как некиим рубежам обороны, настороженно следили издалека, будто

ждали вражеского нашествия. Огни, что неспокойно краснели по всему болоту,

напоминали Апейке бивуаки времен войны, как когда-то под Рачицей или под

Микашевичами... Перед боем...

Видно, многих из тех, что сидели в обороне около возов, представляли у

Миканорова огонька жены. Женщин было больше среди тех, кто окружал Апейку.

Они держались вместе, то гомонили меж собой, то прислушивались к тому, что

говорили мужчины с начальником; больше всех - Андрей Рудой, который

добивался какого-то "научного" подхода...

- Дак скоро в коллектив нас погонят! - вломилась вдруг грубо Сорока.

Апейка заметил: на людях она как бы похвалялась своей грубоватостью, -

смотрите, мол, какая я смелая!

Она обрезала Андрея, возмущенного ее некультурностью, намеренно резко

повторила:

- Скоро?

Апейка спокойно, устало, с какой-то вялой усмешкой сказал:

- Не скоро.

- Не скоро? - Сорока на мгновение растерялась: не ожидала такого.

Женщины заволновались.

- Не скоро. - В тишине, готовой взорваться, добавил:

Совсем не будут. Гнать - не будут.

- Неужели? - выказывая всем мудрость свою, не поверила Сорока. Не

только не скрывала, - похвалялась: не верьте никто; я не верю, и вы не

верьте!

Женщины, готовые было успокоиться, настороженно примолкли. Смотрели на

Апейку, ждали.

- Не будут. Сами проситься будете - придет пора!

- Ага! - насмешливо отозвалась Сорока. Ее весело поддержали.

- Будете! - Пророческая уверенность Апейки заставила притихнуть.

- Да мы еще посмотрим: принимать или не принимать! - помог Миканор.

- Тетку Авдотью отставить надо сразу! - подал звонкий голос Хоня. -

Чтоб хорошенько попросилась!

- А как не будем проситься? - опередила Сороку горячая Чернушиха.

- Попроситесь! Увидите, где выгода, - попроситесь! Каждый ведь добра

себе хочет!

Тут забурлил нетерпеливый, беспорядочный гомон. Казалось, никто никого

толком не слушал, все говорили, иногда кричали, высказывали свое,

передуманное; сыпала какими-то присказками Сорока, багровела Чернушиха,

вертелся, дурачился Зайчик. Апейка и не заикнулся, чтоб унять волнение,

ринуться защищать свое, сосал себе самокрутку из газеты, утомленный, с

виду безразличный. Это злило и вместе с тем смущало; шум то нарастал

свирепо, то падал, обессилев, - вскоре и совсем утих.

Как последний шум ветра, что промчался над лесом, было недовольное,

удивленное:

- Чего ето в коллектив всех обязательно?

На щеках Чернушихи пылали два неспокойных пятна, глаза посверкивали,

укоряли. Андрей Рудой помог Апейке, тоном знатока терпеливо разъяснил:

- Коллектив - ето чтоб нужду крестьянскую одолеть ловчей. Рычаг, так

сказать.

- Ты, Андрей, помолчи! Сами знаем, что рычаг!.. Не у тебя спрашивают!

Апейка выпустил изо рта дым, сбил пальцем с папиросы нагар. Глянул

спокойно, как бы не понимая:

- Так вам же, должно, говорили - чего!

- Говорить-то говорили. Да мы что-то не уразумели.

- Чего-то не можем уразуметь.

Видел, понимал: ждали, надеялись, - может, что-либо новое, не слыханное

ни от кого, скажет. Может, тайну какую, никем не открытую, откроет. Ждали,

- видел по глазам, что наблюдали за ним то с надеждой, то с недоверием, с

неприязнью, - ждали не безразлично. Ждали, как всюду в эти дни. В другом

ряду вдруг увидел удивительно знакомое лицо; вспомнил сразу: тот, что

сидел когда-то в боковушке за помощь бандитам. Василь Дятел. Во взгляде

парня, или уже мужчины, были и надежда и настороженность; настороженность

как-то особенно бросалась в глаза, - видно, оттого, что посматривал он

исподлобья. "Смотрит все также..." - мелькнуло невольно в мыслях.

- Чего ж тут не уразуметь такого? - будто удивился Апейка, стараясь

придумать, как повести дальше разговор.

- Да вот не можем...

Помолчал. Было слышно только, как звенят комары. Ломило руки, спину.

Вопрос сам возник:

- Уморились?

Не ждали этого. Не сразу будто и поняли.

- Чего тут. Известно... - отозвалось несколько голосов.

Среди них один был Василя Дятла. Отметил про себя между прочим: смотрит

на него как на знакомого, не отрекается.

"Но доверия - не много..."

- И я. Я так, можно сказать, совсем... запарился... - Шевельнул

плечами, не скрывая: - Спину, будь она неладна, ломит! - Он виновато,

подтрунивая над собой, покачал головой, перед всеми признал слабость свою:

- Запарился! ..

- Ето я запарил! - засмеялся, попробовал поддержать Апейку Миканор.

- Старался очень! - сказал Даметик. - Не передохнул ни разу!

- Не говорите неправду, дядько! И отдыхал и работал не больше других!