Полковник поведал нам, что там, в Грозном, ему пришлось хуже, чем в Афганистане, что те полгода чеченской командировки оставили глубокий след в его душе. И он покидал Чеченскую Республику с тяжелым сердцем.

Я тогда на лекции подумал: ведь и Ахмед и полковник в одно и то же время находились тогда в Грозном. Какие-то считанные километры отделяли их друг от друга. Но один находился в Ханкале, под прикрытием бронетехники, а у другого даже крыши над головой нормальной не было: оперировали в подвале. Любой отморозок мог зайти в операционную и одной автоматной очередью или брошенной гранатой прекратить все. Охраны как таковой не было.

Одного бесперебойно снабжали и медикаментами, и инструментарием, эвакуировали в глубокий тыл тяжелораненых. У другого в руках только мастерство хирурга да то, что удается найти в разбитой больнице и аптеках, плюс принесенное добрыми людьми. Раненых любой сложности эвакуировать было просто некуда.

Полковник вспоминает полгода, проведенные в Чечне, как страшный сон и благодарит судьбу, что остался живой и здоровый. А Ахмед уже 15 лет ТАК живет.

«Ахмед, – задаю я вопрос новому знакомому, – как вы жили, когда Ичкерия образовалась и престали от России зависеть?» – «А никак, – отвечает. – Как земские врачи работали. Больных-то меньше не стало. Зарплату не платили, на работу каждый день выходили, но денег не видели. Новая власть не особо врачей жаловала». И в тот момент никуда не уехал. Остался, чтобы разделить со своей республикой ее страдания.

И во вторую Чеченскую кампанию не уехал, там же работал всю войну. У Ахмеда одна запись в трудовой книжке: о принятии на работу в грозненскую больницу на должность врача-хирурга. В других местах работать не пробовал.

Сейчас жизнь в Чечне налаживается, больше оперируют заболевания, чем ранения, но и они еще нет-нет да и попадаются. Руководство республики печется о своих докторах, посылает их на учебу в Москву и в Питер. И они стараются оправдать оказанное доверие. Могу с уверенностью констатировать, что Ахмед не пропустил ни одного занятия. Чего не скажешь о других курсантах.

Вообще, интересная это штука – учеба для взрослых врачей. Занятия проводятся интенсивно. Опытные преподаватели стараются довести до каждого новые веяния и напомнить подзабытые старые дисциплины. Лекции сочетаются с практическим посещением хирургических отделений разных стационаров. Желающие могут поучаствовать в операции, правда, далеко не в роли оператора.

Если по-серьезному отнестись к учебе, то на самом деле можно здорово пополнить багаж знаний. Но, увы, все хорошее разбивается о человеческий фактор. Многие коллеги с периферии, чего греха таить, как ушли в алкогольную кому, так еле вышли из нее к экзаменам. Не понимаю таких! Стоит ехать за тысячи верст, чтоб месяц пропьянствовать, не просыхая.

К счастью, таких товарищей в нашей группе оказалось немного. Большинство курсантов все же интересовались не горячительными напитками, а культурными ценностями Северной Пальмиры. Среди нас были и такие, которые успели побывать и в театрах, и на выставках, и в музеях, не жалея своих ног. Они не только пополнили багаж знаний, но и получили духовно-эмоциональную зарядку на долгое время.

На занятиях постоянно присутствовали 10–15 человек из 30. Руководство курсов закрывало глаза на такие мелочи. Был бы один, читали бы лекции все равно. Все прекрасно понимали, что это формальность, которая дает право продлить рабочий сертификат. Конечные оценки будет ставить сама жизнь.

Разговаривал с коллегами из других регионов: как у вас? Прихожу к грустному выводу, что российский бардак присутствует везде. От Балтийского моря до Тихого океана везде одно и то же. Самая сложная проблема – нехватка кадров на селе. В каких-то местах приходится посылать работать специалистов на село вахтовым методом. Видимо, не скоро придет уровень европейской медицины в наш дом.

Профессор, заведующий кафедрой, читает нам лекцию о повреждениях органов брюшной полости. Он приводит свои наблюдения при оказании хирургического пособия в Израиле. Привезли их в рядовую больницу наподобие нашей ЦРБ. Внезапно подвозят раненого прохожего: где-то что-то взорвалось. В Израиле этим никого не удивишь. Быстро провели диагностический поиск, выполнили компьютерную томографию брюшной полости. Имеет место повреждение селезенки, продолжающееся кровотечение в живот.

Приглашают еврейские коллеги посмотреть, как они будут оказывать помощь раненому. Профессор думает: пойду гляну, как в Израиле селезенки убирают. У нас в России это пока единственный способ остановить кровотечение – лишить человека данного органа.

Пострадавшего взяли не в операционную, а в специальную ренгеноаппаратную. Под контролем рентгена через сосуды на ноге завели в артерии селезенки специальные маленькие шарики, которые, как тромбы, залепили место ранения. Все! Кровотечение остановлено. Излившуюся в живот кровь и сгустки собрали через маленький прокол специальным отсосом.

К вечеру пациента отпустили домой. Так вот. Это обычная, по их меркам, ЦРБ.

Кто-то скажет: Израиль, мол, маленькая страна, там возможно развить подобную медицину и поднять на небывалую высоту новые технологии. А у нас если огромная, то и делать ничего не надо?

Из всех больниц, что довелось посетить, в память врезались две. Одна инфекционная, имени Боткина, о ней чуть позже. Вторая больница № 14 имени Володарского на улице Косинова, недалеко от метро «Нарвская».

В почти пятимиллионном Санкт-Петербурге, чтобы показать количество стационаров, оказывающих бесплатную хирургическую помощь больным с гнойной патологией, достаточно пальцев одной руки. Почему так сложилось? Непонятно. Никто не может мне дать вразумительного ответа.

По опыту знаю, что гнойная хирургия всегда превалирует. Преобладает амбулаторная патология, что естественно. Чаще гнойничковым поражениям подвержены пальцы конечностей, которые возможно лечить в поликлинике. Но на такое огромное население мегаполиса явно недостаточно гнойных коек. Осложненных нагноительных заболеваний, требующих порой непростых хирургических вмешательств, с каждым годом становится все больше.

Среди таких пациентов львиную долю занимают асоциальные слои населения и гастарбайтеры. Но очень проблематично пристроить больного с фурункулом или флегмоной в стационар. Мест нет! Койки все переполнены. В обычных хирургических отделениях лечить гнойные заболевания запрещено. Эта патология требует отдельных палат, перевязочных, операционных и т. п.

Больница № 14 – единственная больница, которая оказывает круглосуточную помощь больным с гнойной патологией. В Питере имеются еще три больницы, содержащие в своей структуре отделения гнойной хирургии. Но там всего лишь отделения. А Володарка – специализированное учреждение, где несколько отделений разбиты по анатомическому признаку.

Мы занимались на отделении кисти. Там был превосходный коллектив, возглавляемый профессором кафедры хирургии, доктором медицинских наук. Им разработана уникальная методика по лечению больных с гнойными заболеваниями кисти.

Кисть – сложный анатомический орган. Без него человек становится инвалидом. Недаром говорят: как без РУК. Здесь, в больнице имени Володарского, всех без исключения пациентов оперируют под наркозом, независимо от сложности патологии. Будь то небольшой гнойник на пальце или огромная межмышечная флегмона предплечья. Операция проходит ТОЛЬКО под общим обезболиванием.

И второй момент авторского метода. После стихания воспаления все раны зашивают, причем полукосметическими швами. Как известно, ушитая рана лучше и быстрее заживает. Швы также накладывают исключительно под наркозом.

Дело поставлено на широкий поток. Одних больных подвозят в операционную, перекладывают на операционный стол, усыпляют и оперируют. Пока они просыпаются, уже везут следующих. Причем все делают абсолютно бесплатно: все пациенты равны, неважно, к какому слою населения ты принадлежишь.

Прекрасно организованная хирургическая помощь блекнет на том фоне, где ее осуществляют. Т-образное здание, построенное с 1928 по 1933 год в стиле конструктивизма, похоже, с момента пуска в эксплуатацию ни разу не ремонтировалось. Снаружи оно выкрашено желтоватой краской, цвета «детской неожиданности», издалека не производит впечатления медицинского учреждения. Внутри и вовсе царит такая разруха, что просто язык не поворачивается назвать помещение клиникой.