В семь растолкали вернувшиеся с обследования пациенты. Не найдя у них страшных хирургических заболеваний, отправил всех по домам. В восемь на негнущихся ватных ногах вышел в непривычно пустой приемник.

Повсюду виднелись следы бурлившей ночной жизни. Валялись фантики из-под конфет, пустые обертки из-под печенья, кексов и колбасы, несколько пустых пластиковых бутылок из-под минералки и соков. Под покосившимся стулом выделялась накрытая белым пластиковым стаканом опорожненная бутылка водки. Хрустящие под ногами хлебные крошки позволяли судить, что здесь же ее и распили, торопливо заев черным хлебом. Повсюду чернели разбросанные окровавленные бинты и засохшие растрескавшиеся капли крови. У входа в рентген-кабинет синели мокрые мужские трусы в веселый белый горошек. На полу у лаборатории свернулись пополам довольно чистые полупрозрачные стринги и один зеленый носок без пары. Да, похоже, оживленно протекала ночная пятница.

– Ну что, Дмитрий Андреевич, как пятничное дежурство? – поинтересовался Леонид Михайлович, попавшийся мне на пути.

– Нормально, – выпятил я опавшую грудь. – Жить можно! Даже как-то немного грустно, что все закончилось.

– Ну, еще до сдачи дежурства целый час остается.

– Продержимся! – самоуверенно махнул я рукой.

– В хирургии всякое бывает, – многозначительно возразил старший хирург.

Не успел он закончить фразу, как, не выключая бойкой мигалки, к подъезду приемника подскочила «Скорая». Прободная!

Доставили больного с перфоративной язвой желудка. Разъев стенку органа, язва лопнула, причиняя своему хозяину невыносимую боль. Молодой парень, худой как щепка, стонал на носилках, по серому лицу катились неконтролируемые слезы.

– На рентген! – коротко бросил я и стал помогать выгружать больного. На рентгеноснимке явственно проступал свободный газ в брюшной полости, который мог очутиться только из образовавшейся дырки. – В операционную!

Пока возили на рентген и подымали в операционную, наступило время пересменки. Несмотря на все мои усилия хоть кого-то расшевелить, раньше десяти часов операцию не начали. Похоже, это плохая местная традиция. Освободился только к полудню.

За дежурство мы осмотрели 91 человека, осуществили девять операций, умерло двое человек. Скончавшихся людей не лицезрел, так как они попали напрямую в шоковую операционную после 17–00, минуя приемный покой.

Доплелся до метро, сел в первый попавшийся вагон и заснул мертвецким сном. Нужную остановку, само собой разумеется, проехал. Впереди три дня выходных, потом новое, полное впечатлений дежурство. Во вторник отвечаю за шок.

За три дня удалось полноценно восстановить силы и с новым усердием приступить к исцелению страждущих. На каждое дежурство иду как на праздник. Хирургия – моя стихия.

«Ни дня без операций», – заявлял в свое время профессор Ратнер о нашем предназначении. «Ни одного дежурства без спасенной жизни!» – вторю я корифею.

Знакомый маршрут – дом, метро, больница. Вбегаю в «предбанник» больницы. У входа резко торможу. Впереди две широкозадые тетеньки неожиданно заслонили собою весь проход. Неторопливо перемещают свои округлые формы через узкие двери. Беззаботно щебечут, не замечая образовавшуюся сзади пробку.

– Гала, представь, а твой ей и говорит: «Мол, вечером сам к тебе приду!» Представляешь, Гала? – морщит потный лоб та, что чуть спереди.

– Каков наглец! – трясет следом тремя подбородками вторая дама. – Меня, значит, побоку? На молоденьких потянуло! Я ему устрою!

– Да, Гала, такой вот кобель твой Мишка!

– Я ему сейчас позвоню! Узнаю, где он! – неожиданно останавливается в проеме Гала и принимается судорожно рыться в сумочке, выискивая мобильник. Очередь сзади напирает, я упираюсь в массивную попу, на ощупь похожую на гигантский холодец. – Мужчина, не напирайте так! – визжит обладательница курдючных полушарий. – Что это вы ко мне прижимаетесь?

– Да больно надо! Вы проход, пардон, своей попой заклинили! – мягко подталкиваю за желеобразную талию недовольную женщину к входу, и мы резво так попадаем в холл. Быстро огибаю ее и, не оглядываясь, ускоряю шаг.

– Нахал! – не очень гневно причитает дамочка.

– Он ничего, а, Гала? – вздыхает приятельница. Дальше не слышу, уже прохожу вахту. День начался.

Ответственный хирург по шоку отвечает за работу шоковой операционной. Сюда, минуя приемный покой, доставляют тех пострадавших, у кого, по мнению «Скорой помощи», развился шок. Хирург оценивает состояние пациентов, заполняет историю болезни, назначает необходимые анализы и обследования, вызывает дополнительных специалистов. При необходимости оперирует. Помимо этого он консультирует всех пострадавших после ДТП и кататравм, доставленных в приемное отделение и не находящихся в шоковом состоянии.

Одномоментно мы можем принять только два шока. Если заняты оба стола, отведенных для данных целей, то отзваниваемся в бюро госпитализаций, просим их пока не везти. «Скорики» – известные перестраховщики. Под маской шока везут всех, кто устрашит их своим жутким обликом.

– Дмитрий Андреевич, вы сегодня по шоку? – звонит на мобильный телефон диспетчер из приемного покоя.

– Да, я, – радостно отвечаю в трубку, пытаясь, стоя на одной ноге, попасть в штанину медицинской робы и одновременно разговаривать по телефону, прижимая его левой рукой к правому уху.

– Подходите через десять минут в операционную. Передали по рации – везут крайне тяжелый шок!

Шутки в сторону! Сосредотачиваюсь. Зову Михаила и с серьезным видом выдвигаюсь в сторону шоковой операционной. По пути раскланиваюсь с Трехлебом. Пару минут прослушиваю какие-то наставления. В конце разговора согласно киваю головой и продолжаю движение.

В операционной уже кипит работа. «Скорики», игнорируя асептику и антисептику, прямо в уличной обуви и синих комбинезонах расположились около стерильного операционного стола и перекладывают на него с носилок голого окровавленного человека.

– Множественные ножевые ранения груди и живота. Геморрагический шок, – почему-то радостно рапортует врач «Скорой». – Алкогольное опьянение.

– Кто его так?

– Жена. Достал, похоже, своей пьянкой! Взяла нож и прописала его! Давление низкое, пульс нитевидный.

– Понятно. УЗИ, рентген делали?

– Ну, коллега! Не многовато пожеланий? Наша задача – доставить его в стационар, вы уж тут сами разбирайтесь, что и как.

– То есть вы – извозчики? Привезли, бросили, а мы – расхлебывайте?! Так?

– Вы слова-то выбирайте!

– Чего мне выбирать, я говорю так, как есть! УЗИ у нас в операционной сломалось, переносной рентген-аппарат тоже вышел из строя. Придется нам его на своем горбу обратно тащить вниз, чтоб в приемном покое обследовать. Вы же мимо этих кабинетов его провезли, могли бы и завернуть по дороге УЗИ сделать.

– Послушайте, вы – хирург! Вот вы и разбирайтесь! Обследуйте, лечите!

– Будем обследовать, только стены не лечат! Миша, давай носилки!

«Скорики» ходко удалились, забрав свои именные носилки. Интерн отправился на отделение за другими.

– И долго я еще тут валяться буду? – неожиданно на фоне наступившей тишины донесся из операционной крайне недовольный голос.

На операционном столе, свесив вниз волосатую мошонку, покоилось тело, полностью лишенное одежды. Оно принадлежало относительно крепкому субъекту лет тридцати с опухшим от длительных возлияний лицом и грязными ногами. Растрепанные русые волосы почти полностью прикрыли правый глаз. Левый же, водянистого цвета, обрамленный вишневым кровоподтеком, мутным взором изучал окрестности. Субъект ковырял в носу.

– Ну, че? В натуре! Долго мне тут еще лежать? – повторно осведомился потерпевший и извлек из недр правого носового хода порядочную козюлю. Ловко скатал ее в шарик и мощным щелчком отправил на пол. – Ну, тут есть кто-нибудь? – повысил он голос и запустил палец в левую ноздрю.

– Лежи спокойно! – предупредил я пациента и принялся изучать его боевые раны. – Повернись! Ляг на живот! Подыми руку, другую! Ногу!