Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Думается, что Михаил Гордеевич, суровой рукой трактовавший в походе логику Гражданской войны, зачищая два месяца свой путь от большевиков, анархистов и просто новоявленных степных разбойников-экспроприаторов чужого добра, понимал, что ожесточения здесь он встретит гораздо больше. Что Дон и Кубань станут аренами противостояния России старой и России советской. Что смута станет гибельной для Отечества, в котором он жил, которому служил, которое защищал и которое видел в грезах.

Еще будучи в Яссах, когда добровольческая бригада только-только начинала собираться с силами, Дроздовский сказал своим первым сподвижникам:

— Грозный призрак междоусобной брани повис над Россией…

Теперь же, в Новониколаевке, он мог сказать своим „первопоходцам“ несколько иное:

— Мы с вами пришли на поле российской междоусобной брани. Она уже для нас не грозный призрак…

В дроздовском „Дневнике“ появились записи, которые стали последними. Сделаны они в станице Новониколаевке. Строки скупые, но в них сказано все о том, как разворачивалась на азовской окраине Дона Гражданская война со стороны белых:

„Решили спешно идти на Федоровку. Скорее вперед, не дать большевикам опомниться. Скорее на соединение. Хотя сильно хотелось постоять — казаки исключительно радушны. Только что сообщили: в добровольцы записались 44 женщины!!! Я побежден…

Много добровольцев из простых казаков — сразу видно, воины.

А ведь по роду занятия — те же крестьяне, как и солдаты.

Станица богатая. Прекрасные чистые дома, преимущественно каменные, обстановка с запросами культуры. Сады, все цветет.

Особое чувство — первая станица. Мы у грани поставленной цели. Иные люди, иная жизнь… Много переживаний — что-то ждет впереди. Большевики, по-видимому, всюду бегут, всюду у них паника…

В станице и соседних поселках идет обезоруживание неказачьего населения.

Тюрьма пополняется изо всех закоулков. Казаки волокут за жабры вчерашних властелинов — колесо истории вертится.

Много главарей расстреляно…“

…Отдых в Новониколаевке не затянулся совсем не потому, что полковник Дроздовский желал сыграть на упреждение, заявив о себе как новоявленной силе белых. Она действительно могла внести сумятицу в стан противника. Ночной покой нарушили красные, вернее, сведения об их приближении к впереди лежащему Таганрогу по донской земле. Еще не светало, как командира бригады разбудил Войналович:

— Михаил Гордеевич, не сердись, что потревожил. Вестник прискакал из слободы Платовой, которая наша, казачья.

— Кто на подходе — германцы или большевики?

— Красные. Идут вдоль Миусса от Мелентьева. По правому берегу колонна человек в шестьсот, другая колонна приблизительно по берегу моря — человек четыреста.

— Артиллерия, конница у них есть?

— О том точных сведений нет. Якобы пушки имеются.

— Что это за отряды?

— Скорее всего, отрезанные от Ростова отряды.

— Что платовцы?

— Опасаются больше колонны, которая идет правым берегом Миусса. Паром через него испортили. Но будет ли от этого толк, бродов через реку хватает и в низовьях.

— Ясно. Что известно о Таганроге?

— Таганрог уже сильным составом заняли немцы.

— Как они ведут себя?

— Пока трудно сказать. Пока известно, что с белыми донскими казаками конфликтовать не собираются, а большевики от них сами уходят. У Таганрога тихо.

— Их намерения проявляются?

— Кажется, что ждут подкреплений и собираются идти на Ростов.

— Ничего, мы их обгоним. Поспешим и раньше швабов займем станицу Синявскую. А та перед самым Ростовом стоит. Кто сейчас в нем?

— Точных сведений нет. В Ростове, кажется, большевиков уже нет…

Озадаченный рано поутру Дроздовский решил помочь отряду казачьей самообороны слободы Платовой отразить двигавшиеся на нее колонны красных отрядов. Прежде всего ту из них, что двигалась по правому берегу реки Миусс. Он отдал начальнику бригадного штаба следующие распоряжения на ближайшие час-два.

— Колонны большевиков надо не пропустить к Платовой и изловить. Бригада выступает в восемь часов двумя колоннами — по правому берегу Миусса и на Федоровку.

— Что приказано иметь в первой колонне?

— Первую офицерскую роту полка с ее пулеметами, взвод легкой артиллерии, взвод конницы и вспомогательную сотню новониколаевских казаков. Есаул Фролов эти места знает хорошо.

— Михаил Гордеевич, не мало ли этих сил будет?

— Думаю, что достаточно. В Платовой надо будет взять с собой сотни две казаков, пешую и конную.

— Остальная часть бригады пойдет на Федоровку?

— Да, Михаил Кузьмич. Мы займем эту деревню, тогда красные колонны мимо не проскочат отрядами. А рассеются — все равно всех не выловим Сейчас главное для нас будет лишить их тяжелого оружия.

— Кого ставить в авангарде?

— Конный дивизион и броневик. Я сам буду с ними…

…Бой за слободу Платову не состоялся. Отряды красногвардейцев, чтобы не оказаться между двух огней — германцами, занявшими Таганрог, и невесть откуда появившимся белым отрядом со стороны Бердянска, — отошли на север от прибрежья Азовского моря. Часть их людей из местных жителей разошлась по окрестным деревням и в сам Таганрог, до поры до времени схоронив оружие.

Вполне возможно, что дроздовцы смогли бы как-то помешать такому рассеиванию противника, но бронеавтомобиль „Верный“ при переходе по мостику через речную протоку провалился задними колесами. Сотни людей трудились часа три, пока не вызволили бронемашину капитана Нилова из беды, создавая для его подъема с помощью домкрата „фундамент из бревен“. На все предложения Войналовича выдвинуть большую часть бригады вперед Дроздовский отвечал односложно:

— Бросить нашу броневую часть через два месяца после походных тысячи двухсот верст? Ни за что!..

Конная разведка, донесения казаков Платовки говорили только об одном: берега нижнего течения Миусса от красных свободны. Тогда полковник Дроздовский приказал отряду сосредоточиться в большом крестьянском селе Федоровка и встать там на дневку. В его „Дневнике“ появилась новая, красноречивая для последних дней запись:

„Стали на ночлег в Федоровке — одной из паскуднейших областей Таганрогского округа, гнездо красной гвардии и ее штаба Отобрали всех лучших лошадей из награбленных, не имеющих хозяев. Отобрали оружие.

Много перехватили разбегавшихся красногвардейцев, захватили часть важных — прапорщика, начальника контрразведки, предателя, выдавшего на расстреле полковника и часть казаков из станицы Новониколаевской, и т. п. Троих повесили, оставили висеть до отхода, указали, что есть и будет возмездие.

Попа-красногвардейца выдрали. Только ради священства не расстреляли, ходил с ружьем с красной гвардией, брал награбленное, закрыл церковь и ограбил ее.

Левее, оказывается, шла еще казачья колонна, по Егорлыку вверх, обезоруживая население, казня виновных.

Идет очищение, идет возмездие.

Связь с правой колонной (шедшей по берегу реки Миусс — А. Ш.) установили автомобилем — там все благополучно…“

1-я русская добровольческая бригада, пополнившись донскими казаками, двигалась на Таганрог. 19 апреля белые остановились на дневку в деревне Николаевке, которая считалась пригородной Таганрога Дроздовский так описал ее в дневниковых записях:

„…Ночлег в Николаевке. Деревня большая, с хорошими домами, но нет ни фуража, ни хлеба, ни яиц. Спекулируют не только своим, но скупают и из окрестных деревень — продают и перепродают их втридорога в город. Население сильно смахивает на большевиков. Питаются за счет города“.

Здесь, в Николаевке, полковник Дроздовский узнал из частного письма немаловажную для себя новость вполне в духе Гражданской войны в России: в Киеве произошел „государственный переворот“. Суть его состояла в следующем:

Германское оккупационное командование решило сменить власть в Киеве, поскольку Центральная Рада его больше не устраивала. Был организован съезд „хлеборобов“, который 29 апреля избрал генерал-лейтенанта Павла Петровича Скоропадского, до этого стоявшего во главе военных формирований рады, гетманом Украины.

59
{"b":"268490","o":1}