Вот Самойлов, Ильин, Головин. Вместе громили фашистов они под Москвой.

Испытали радость победы вместе.

Лежит на полу солдат, друзей боевых вспоминает. До слез обидно лежать

солдату. Там где-то дальше на улице бой. Там в смертной схватке с врагами сошлись

товарищи. Как же помочь друзьям?

Приподнялся солдат. Но тут же от боли вскрикнул. Опять опустился на пол.

Прошла минута. Вновь приподнялся. Боль пересилил. Встал. Сделал шаг, сделал два

к окну. Взял винтовку. Высунул дуло в проем окна. Выбрал цель. Нажал на курок.

Щелкнул курок, и только. Прикрывая своих, растратил воин последние патроны.

Нечем сражаться солдату.

Опустился боец на пол. Покидают солдата последние силы. Все сильнее сочится

кровь.

Лежит на полу солдат, друзей боевых вспоминает. Все громче и громче слышна

стрельба. Нелегко там сейчас товарищам. Чем же отвлечь фашистов?

Глянул боец на раны. На рубаху. И вдруг мысль осенила солдата. Собрал он

последние силы. Рванул гимнастерку. Скинул рубаху. Оторвал от рубахи солдат

полотнище. Провел им по ранам. Цветет кумачом полотнище. Покрылось солдатской

кровью.

Подобрался солдат к окну. К винтовке, к штыку прикрепил материю. Высунул

штык в окно. Рубином зажглось полотнище. Затрепетало оно по ветру. Заиграло,

забилось в небе.

Не ошибся солдат. Увидев красное знамя, вновь повернули сюда фашисты. Забили

опять снаряды. Зацокали снова пули.

Не утих, продолжается бой у дома. Реет над домом красное знамя. Рубином

фашистов бьет. Где-то за домом гремит «Ура!». Это в атаку идут товарищи. Но не

видел, не слышал того солдат. Закончил свой путь боевой солдат. До конца исполнил

свой долг солдатский.

Лежал на полу солдат. А рядом знамя, как часовой, стояло.

БУЛЬ-БУЛЬ

Не стихают бои в Сталинграде. Рвутся фашисты к Волге.

Обозлил сержанта Носкова какой-то фашист. Траншеи наши и гитлеровцев тут

проходили рядом. Слышна из окопа к окопу речь.

Сидит фашист в своем укрытии, выкрикивает:

— Рус, завтра буль-буль!

То есть хочет сказать, что завтра прорвутся фашисты к Волге, сбросят в Волгу

защитников Сталинграда.

Сидит фашист, не высовывается. Лишь голос из окопа доносится:

— Рус, завтра буль-буль. — И уточняет: —Буль-буль у Вольга.

Действует это «буль-буль» на нервы сержанту Носкову.

Другие спокойны. Кое-кто из солдат даже посмеивается. А Носков:

— Эка ж, проклятый фриц! Да покажись ты. Дай хоть взглянуть на тебя.

Гитлеровец как раз и высунулся. Глянул Носков, глянули другие солдаты.

Рыжеват. Осповат. Уши торчком. Пилотка на темени чудом держится.

Высунулся фашист и снова:

— Буль-буль!

Кто-то из наших солдат схватил винтовку. Вскинул, прицелился.

— Не трожь! — строго сказал Носков.

Посмотрел на Носкова солдат удивленно. Пожал плечами. Отвел винтовку.

До самого вечера каркал ушастый немец: «Рус, завтра буль-буль. Завтра у Воль-

га».

К вечеру фашистский солдат умолк.

«Заснул», — поняли в наших окопах. Стали постепенно и наши солдаты дремать.

Вдруг видят, кто-то стал вылезать из окопа. Смотрят — сержант Носков. А следом

за ним лучший его дружок рядовой Турянчик. Выбрались дружки-приятели из

окопа, прижались к земле, поползли к немецкой траншее.

Проснулись солдаты. Недоумевают. С чего это вдруг Носков и Турянчик к

фашистам отправились в гости? Смотрят солдаты туда, на запад, глаза в темноте

ломают. Беспокоиться стали солдаты.

Но вот кто-то сказал:

— Братцы, ползут назад.

Второй подтвердил:

— Так и есть, возвращаются.

Всмотрелись солдаты — верно. Ползут, прижавшись к земле, друзья. Только не

двое их. Трое. Присмотрелись бойцы: третий солдат фашистский, тот самый —

«буль-буль». Только не ползет он. Волокут его Носков и Турянчик. Кляп во рту

у солдата.

Притащили друзья крикуна в окоп. Передохнули и дальше в штаб.

Однако дорогой сбежали к Волге. Схватили фашиста за руки, за шею, в Волгу

его макнули.

— Буль-буль, буль-буль! — кричит озорно Турянчик.

— Буль-буль, — пускает фашист пузыри. Трясется, как лист осиновый.

— Не бойся, не бойся, — сказал Носков. — Русский не бьет лежачего.

Сдали солдаты пленного в штаб.

Махнул на прощанье фашисту Носков рукой.

— Буль-буль, — прощаясь, сказал Турянчик.

МАМАЕВ КУРГАН

Лейтенант Чернышов красавец. Брови дугой, как месяц. Кудри черны, как

смоль.

14 сентября 1942 года. С новой силой фашисты идут в атаку. Семь дивизий

штурмуют город. Три тысячи орудий ведет огонь. Пятьсот фашистских танков

железной ползут лавиной.

Особенно кровопролитные бои идут за Мамаев курган. Мамаев курган — самая

высокая точка в городе. Видно отсюда далеко-далеко. Видно и Волгу, и степи, и

левый заволжский берег.

Уже несколько раз вершина кургана переходила из рук в руки. То теснят

фашисты наших бойцов, то прорвутся к вершине наши. То держат вершину наши. То

вновь у фашистов она в руках. Пять раз водил солдат в атаку лейтенант Чернышов.

Брови дугой, как месяц. Кудри черны, как смоль.

Начинает Чернышов шестую атаку, а сам вспоминает первую.

Добежали тогда бойцы почти до вершины. Шли перебежками. Залегали.

Пережидали страшный огонь противника.

Поднимались и снова бежали вперед.

— Вперед! Вперед! — до хрипоты, обезумев, очумев от боя, кричал лейтенант

Чернышов.

Вновь залегли солдаты. Переждал лейтенант Чернышов и опять:

— Вперед!

Лежат солдаты, не поднимаются.

— Вперед! — кричит Чернышов. Схватил автомат, тронул дулом одного,

второго. — Вперед!

Лежат солдаты.

Подкатила здесь к сердцу злость. Перекосилось лицо от крика. Саблей

сломались брови. Скулы корежат рот.

— Вперед! — кричит лейтенант Чернышов.

Лежат солдаты.

Вдруг объявился рядом с лейтенантом сержант Куценко.

— Они же мертвые, товарищ лейтенант, — тихо сказал Куценко.

Вздрогнул лейтенант Чернышов, глянул кругом, на курган, на солдат. Понял —

солдаты мертвые. Живы только они вдвоем — он, Чернышов, и сержант Куценко.

Отошли назад с высоты к своим.

Здесь внизу у кургана назначили Чернышова командовать новой группой. Снова

в атаку ходил Чернышов. Вновь захлебнулась в крови атака. Не достигли они

вершины ни в третий, ни в четвертый, ни в пятый раз.

Ночь наступила. Вся ночь в атаках. А когда забрезжил рассвет — страшно

взглянуть кругом. Склоны кургана в солдатских трупах. Словно устав в походе, прилегли

на часок солдаты. Сыграй им побудку — сейчас проснутся.

Не проснутся уже солдаты. Сном непробудным спят.

— В атаку! — снова прошла команда.

Снова к вершине ведет Чернышов солдат. «Эх, силы бы свежей, силы!» Вдруг

слышит — раскатом грома гремит «Ура!». «Что бы такое?» Решает — причудилось.

Обернулся. К кургану подходят свежие роты. В шеренгах бойцы как литые: один

к одному по мерке. Это из-за Волги с левого берега пришли на помощь гвардейцы

из 13-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Родимцева.

— Ура! Ура!

Влетели бойцы на вершину. Как волны в прибой, ударили.

В наших руках вершина.

Стоит на вершине лейтенант Чернышов. Рядом стоят солдаты. Тут же сержант

Куценко. Смотрят на Волгу, на дальние дали, на левый заволжский берег.

— Все же наша взяла, — произнес лейтенант Чернышов и вдруг по-детски

радостно рассмеялся. Скинул пилотку. Вытер пилоткой вспотевший лоб.

Поднял на Чернышова глаза Куценко. Что-то хотел сказать, да так и застыл.

Смотрит: где же лейтенантские черные кудри? Как лунь, в седине голова Чернышова.

Лишь брови все так же дугой, как месяц.

ЗЛАЯ ФАМИЛИЯ

Стеснялся солдат своей фамилии. Не повезло ему при рождении. Трусов его