и Петренко. Погиб Бондаренко. Погиб Трофимов. Нарсунбай Есебулатов убит. Шопо-

ков. Все меньше и меньше солдат и гранат.

Вот ранен и сам Клочков. Поднялся навстречу танку. Бросил гранату. Взорван

фашистский танк. Радость победы озарила лицо Клочкова. И в ту же секунду

сразила героя пуля. Пал политрук Клочков.

Стойко сражались герои-панфиловцы. Доказали, что мужеству нет предела. Не

пропустили они фашистов.

Разъезд Дубосеково. Поле. Холмы. Перелески. Где-то рядом петляет Лама.

Разъезд Дубосеково — для каждого русского сердца дорогое, святое место.

«ЗНАЙ НАШИХ!»

Явилась она, как птица. Словно с неба, словно из снега, словно из дивной

сказки.

Суровые бои идут на северо-западе от Москвы на Ленинградском шоссе. Фашисты

прорвались к городу Клину. Отходят советские роты. Поднялись бойцы на пригорок.

Слева низина. В низине покрытая льдом река. Здесь собрались фашисты. Жмутся

один к другому. Много их — сотни, а то и тысяча. К новой атаке тут сборный

пункт.

Смотрят бойцы на фашистских солдат. Кто-то сказал:

— Э-эх, картечью бы в это месиво.

— Верно — картечью, — подтверждает второй.

— Да, картечью бы в самый раз, — соглашается кто-то третий.

Размечтались солдаты.

— Эх бы пушку сюда, — произнес один.

Второй добавляет:

— А к ней — снаряды.

— И смелых ребят к орудию, — включается третий.

Мечтают солдаты. И вдруг с той, с другой стороны оврага, на такой же высокой,

как эта, круче появилась артиллерийская упряжка.

Протерли глаза солдаты — считай, мерещится. Нет! Все настоящее. Лошади.

Пушка. Два солдата. Офицер при пушке.

Посмотрели артиллеристы в низину. Тоже заметили там фашистов.

Остановились.

Смотрят солдаты на пушкарей. Словно с неба, словно из снега, словно из сказки

они явились.

Постояли артиллеристы минуту над кручей и ближе к фашистам — на полном

карьере — слетели вниз. Видят фашисты артиллеристов. Гадают: куда это мчит

упряжка? Да и чья, сразу не разобрали. Пока разбирались — упряжка рядом.

Развернули солдаты пушку. В ствол вложили снаряд с картечью.

— Ну, знай наших! — прокричал офицер. — Огонь!

Чихнула картечью пушка. Выстрел, за ним второй.

— Знай наших! Знай наших! — кричал офицер. — Огонь! Огонь!

Третий выстрел. Четвертый. Поднял снежные вихри пятый.

— Знай наших! Знай наших!

Покрылась телами фашистов низина. Те, кто остался жив, бросились вверх по

крутому склону, как раз туда, где стояли солдатские роты. Встретили их

пулеметным огнем солдаты. Довершили отважное дело.

Когда бойцы вновь посмотрели вниз, не было там упряжки. Скрылась она из

вида. Как птица, как песня. Как пришла, так и ушла, словно вернулась в сказку.

Долго стояли над кручей солдаты.

Кто же герои? Кто эти дерзкие артиллеристы? Так и не узнали о том

солдаты.

«Знай наших!» — вот и все, что на память об отважных бойцах осталось.

ОРЛОВИЧ-ВОРОНОВИЧ

Не утихают бои под Москвой. Рвутся и рвутся вперед фашисты. В середине

ноября 1941 года особенно сильные бои развернулись на подступах к городу Истре.

Немало и здесь героев. Гордятся солдаты младшим лейтенантом Кульчинским,

гордятся заместителем политрука Филимоновым, гордятся другими. Насмерть стоят

солдаты. Отважно разят врага. Выбивают фашистских солдат и фашистскую

технику.

Как-то после тяжелого дня собрались солдаты в землянке, заговорили о

подвигах. О летчиках речь, о танкистах — вот кто народ геройский!

Сидит в сторонке солдат Воронович. Тоже о смелых делах мечтает. Только

не танкист Воронович, не летчик. Скромная роль у него на войне. Связист

Воронович. Да и характером тих, даже робок солдат. Где уж такому мечтать о

подвиге!

И вдруг порвали где-то фашистские мины связь. На поиски повреждения и

отправился солдат Воронович.

Шагает, идет Воронович, пробирается лесом, полем, и вот у овражка, у

прошлогоднего стога сена, стоят четыре фашистских танка. Всмотрелся солдат. Кресты на

боках. Дула пушек на него, на Вороновича, глазом змеиным смотрят.

Неприятно солдату стало. Холодок пробежал по телу. Прилег Воронович на

землю. Зорче еще всмотрелся. Видит — у танков в кружок собрались фашисты.

Соображает солдат — привал у врагов. И верно — достали фашисты еду.

Лежит Воронович. Громко стучит сердце. Один солдат и четыре танка! Уйти?

Отступить? Отползти? Укрыться?

Еще громче забилось сердце, в висках молотком застучало. А что-то внутри:

«Вот минута твоя, солдат. Вперед, вперед — там ожидает подвиг!»

Четыре танка, один солдат. Да разве тут сила к силе. Лежит Воронович:

«Четыре танка! Конечно, не к силе сила».

Но снова какой-то голос: «Вперед! Не мешкай, солдат. Вперед!»

Лежит Воронович: «Четыре танка! Отряд фашистов!» А мысли одна за другой:

«Смелее, солдат, смелее! Время не трать, солдат!»

Пополз Воронович к фашистам. Остановился. Поднялся. Швырнул гранату. Тех,

кто выжил от этой гранаты, тут же гранатой второй скосил.

Поражались потом солдаты.

— Один — и четыре фашистских танка. Орел! Орел! — смеялись солдаты. — Не

Воронович ты вовсе. Нет! Есть ты у нас Орлович!

ЛОПАТА

Война есть война. Всякое здесь бывает. Лопата и та стреляет. Москва готовилась

к схватке с врагом. Вокруг города возводились оборонительные рубежи. Рылись

окопы. Создавались баррикады, завалы, возводились проволочные заграждения,

устанавливались «ежи» и надолбы. Тысячи женщин, стариков и подростков брали в руки

кирки, ломы, лопаты...

Длинной полоской уходит ров. Вот он прямо идет, вот чуть изогнулся, коленце

сделал. Пополз чуть на взгорье. Сбежал к низинке. Пересек оголенное поле. Ушел

за ближайший лес. Это противотанковый ров. Много их у границ Москвы. И этот.

И чуть правее. И чуть левее. И дальше — за лесом. И дальше — за полем. И дальше,

и дальше — перекрывшие горизонт.

Костя Незлобии — студент-текстильщик. В землеройной студент бригаде.

Просится Костя в армию:

— Я в роту хочу. Я — в снайперы.

Не взяли Незлобина в армию. Слаб оказался зрением. И вот в землекопах теперь

Незлобии. Вместе с другими копает ров. Девушки рядом, подростки, женщины.

Старшим — старик Ордынцев.

Объясняет Костя:

— Не взяли в снайперы.

— Тут тоже, Незлобии, фронт, — отвечает Ордынцев.

— Подумаешь, фронт, — усмехнулся Костя, — канава, ров.

— Не ров, а военный объект, — поправляет старик Ордынцев.

Только сказал, как в небе низко, совсем над землей, над людьми, над окопом

пронесся фашистский летчик. Бросил он бомбу. Открыл огонь.

— Ложись! — закричал Ордынцев.

Бросились люди на дно окопа. Переждали огонь врага. Трижды в тот день

приходили сюда фашисты.

— Ну, чем же тебе не фронт, — посмотрев на Костю, усмехнулся старик

Ордынцев.

Ночь опустилась над лесом, над полем. На отдых ушли отрядники. Рядом на

взгорке стоит деревня. Расположились в уютных избах.

Только стал засыпать Незлобии, вдруг голос:

— Тревога! Тревога!

Вскочил Незлобии. Момент — на улице. Узнал, в чем дело. Оказалось, с воздуха

сброшен фашистский десант. Проснулись люди. Бегут на поле. Промчались кони —

наряд охраны. Вернулся Костя к избе, к сараю. Схватил лопату — вперед, за всеми.

Бежит к окопам, где место сбора. А здесь девчата, а здесь Ордынцев. Вдруг с

неба — солдат фашистский. Повис на стропах. И прямо в группу.

Не ожидали девчата «гостя».

— Ай, ай! — с испуга.

А Костя словно лишь ждал момента. Схватил Незлобии секиру-заступ. Фашиста