Смотрят солдаты с тревогой вслед. Смотрят на бегущего русского и сами
французы.
— Камрады, — кричит Дуга, — дядька Матвей погибает! Дядька просит зо-
ды! — И флягой пустой, как паролем, машет.
— Во-о-ды! — несется над полем.
Французы хотя и враги, а тоже ведь человеки. Непонятна им русская речь.
Однако сердцем людским понятно — неспроста побежал солдат.
Расступились французы, открыли дорогу к ручью. Стих на участке огонь. Не
стреляет ни эта, ни та сторона. Замерло все. Лишь:
— Дядька Матвей погибает! — режут воздух слова солдата.
Добежал Дуга до оврага. Зачерпнул флягу воды студеной, в разворот — и
помчался назад коридором солдат французских.
Подбежал он к дядьке Матвею, снова стал на колени, голову поднял, флягу
поднес ко рту. Смочил лоб, височную часть.
Приоткрыл Бородулин глаза, вернулось к солдату сознание, признал молодого
друга:
— Где же ты водицу, родной, достал?
Где?
Из сердца достал солдатского.
РЫЖИК
Родился он маленьким-маленьким, рыженьким-рыженьким, словно в беличью
шубку одет. Поднялся на хилые ножки, удивленно глянул на белый свет и нежно
заржал.
— Рыжик! — вырвалось у кого-то.
Так и остался лошаденок при этом имени.
Прошло три года. Рыжик вырос, окреп. Не конь — загляденье. Шея тонкая,
ноги стройные. Буйным ветром летит по полю.
Вскоре Рыжик попал на военную службу. Определили его в гусарский полк к
самому командиру. Однако не понравился чем-то коню гусарский начальник. То
ли годами полковник стар, то ли сердце имел недоброе. Не подпускает Рыжик
к себе командира: бьет копытом, рвет удила.
Разозлился полковник, отдал коня своему адъютанту. Однако и тут неудача.
То ли зелен-молод совсем адъютант, то ли душа у него нехрабрая. Не признает
конь офицера, свечкой вздымает к небу.
Намучились в гусарском полку с конем. Наконец решили отчислить упрямца.
Да только тут влились в русскую армию казаки генерала Платова. Казак Савостин
и выпросил Рыжика.
Почуял Рыжик славную руку хозяина. Савостин лихой казак. Савостин всегда
впереди. И Рыжик привык к почетному месту. Смирились другие кони, почтительно
уступают ему дорогу.
Гордится Рыжик своим хозяином. И Савостин к Рыжику, как к лучшему другу.
Сам его кормит, сам его поит. Сам чистит и гладит коня.
В самый разгар Бородинской битвы Кутузов отдал приказ казакам генерала
Платова и кавалерийским полкам генерала Уварова быстрым маршем пройти по
французским тылам, ударить противнику в спину.
Помчались лихие кавалеристы, с криком и шумом обрушились на неприятеля.
Не ожидали французы русских в своем тылу. Завязался горячий бой. Дрогнула
французская конница. Врезались казаки в ряды французской пехоты, прошлись,
как ножом по маслу.
В это время Савостина ранило. Вылетел казак из седла, рухнул на землю.
Проскочил Рыжик с разгона сквозь французский заслон, остановился. Повел
головой. Вначале тихо, потом громко заржал. Много тогда коней без седоков
оказалось. Стали лошади собираться около Рыжика. Привыкли ходить за ним.
Создался целый табун. Заметался по полю Рыжик — ищет хозяина. И
другие кони за ним то в одну, то в другую сторону. Хоть лошади и без
седоков, да в общей массе и они боевой отряд — завидя их, разбегаются враз фран-
цузы. 152
Разыскал Рыжик Савостина. Взобрался казак на коня. Полетел догонять
товарищей. Мчится Рыжик по полю, голову держит высоко-высоко.
Лихим назвать бы его, а не Рыжиком. Да только клички даются с
детства.
ПТИЦА-СЛАВА
Солдат Изюмов до Бородинской битвы ни разу не отличился. Хотя и мечтал
о славе. Все думал, как бы ее поймать.
Еще в самом начале войны у Изюмова произошел такой разговор с каким-то
солдатом.
— Что такое есть слава? — спросил Изюмов.
— Слава есть птица, — ответил солдат. — Она над боем всегда кружится. Кто
схватит — тому и слава.
То ли в шутку сказал солдат, то ли и сам в подобное верил, только потерял
с той поры Изюмов покой. Все о птице чудесной думает. Как же ее поймать?
Думал об этом под Витебском. Другие солдаты идут в атаку, смело колотят
врагов. А Изюмов все время на небо смотрит. Эх, не прозевать бы волшебную
птицу! И все-таки прозевал. Слава другим досталась.
Во время боев под Смоленском опять повторилось такое же самое. И здесь
остался без славы солдат.
В огорчении страшном Изюмов. Пожаловался он товарищам на свою неудачу.
Рассмеялись солдаты:
— Славу не ловят, слава сама за храбрым летит. Она и правда как птица.
Только лучше о ней не думать. Отпугнуть ее можно враз.
И вот в Бородинском сражении солдат и вправду забыл о славе. Не то чтобы
сразу, а как-то так, что и сам того не заметил.
Битва клонилась к концу. Французы стараются вырвать победу. На русскую
пехоту были брошены кирасирские и уланские полки. Разогнали кавалеристы
коней: сторонись — любого сметут с дороги.
Глянул Изюмов и замер. Замер и тут же забыл о славе. Об одном лишь, как
устоять против конных, думает.
А кони все ближе и ближе. Растопчут они солдат. Обрушатся палаши и острые
сабли на русские головы. Изюмов даже поежился. Стоял он в самом первом ряду.
— Ружья к бою! Целься. Подпускай на убойный огонь! — раздалась команда.
Вскинул ружье Изюмов. Стрельнул. А что дальше произошло, то точно и не
расскажет. Со стороны-то оно виднее.
Стоял Изюмов секунду как столб, а потом вдруг вскинул ружье на манер
штыковой атаки и ринулся навстречу французской коннице.
Побежали за ним солдаты. И получилось, что пеший пошел в атаку на конного.
— Ура! — голосит Изюмов.
— Ура! — не смолкают другие солдаты.
Опешили французские кирасиры и уланы. На войне еще не бывало такого.
И хотя атаку свою, конечно, они не оставили, однако поколебался как-то у конных
дух. А это в сражении главное. Наполовину пропал замах.
Подлетели солдаты к французам, заработали штыками. Чудо творится на поле —
пеший конного вдруг побивает. Разгорелся солдатский пыл.
— Братцы, колите коня под брюхо! Бейте француза прикладом, коль штык
у кого слетел! — разошелся вовсю Изюмов.
Французы совсем растерялись. Все реже и реже взмахи французских сабель.
Все тише руки удар. Минута — и дрогнут французы. Вот и действительно дрогнули.
Дают вразворот коней.
Казалось бы, все. Победа уже одержана. Так нет.
— Братцы, вдогон! — закричал Изюмов.
Побежали солдаты вслед за французами. Пеший за конным бежит по полю.
Глянешь — не поверишь своим глазам.
Конечно, лошадиные ноги быстрее солдатских ног. И все же немало нашлось
французов, которым русский штык успел продырявить спины.
Даже отстав, солдаты продолжали, как копья, бросать во французов ружья свои
со штыками.
Ускакали французы. Подобрали солдаты ружья, стали возвращаться к своим.
Идут солдаты, а навстречу солдатам:
— Героям слава!
— Изюмову слава!
— Храброму честь и почет!
Обалдели от боя солдаты. Идут, ничего не слышат. Идут, ничего не видят.
Не видят солдаты. Однако мы-то прекрасно видим: птица-слава над ними
летит.
«ДАЙТЕ МНЕ ГВАРДИЮ!»
Возвышенное место у села Шевардино. Здесь напротив центра русских позиций
ставка Наполеона. Император был одет в серую походную шинель. Сидел на
складном стульчике, то и дело смотрел в подзорную трубу. За все долгие часы
Бородинской битвы он ни разу не покинул этого места.
Иногда Наполеон поднимался и начинал молча расхаживать из стороны в
сторону. В самые напряженные моменты битвы сюда долетали русские ядра.
Несколько раз они подкатывались к самым ногам императора. Наполеон не сторонился.
Он тихо отталкивал их ногой, будто то были простые камни, помешавшие во время
