сторону.

— Ура! — закричал Попеншток и побежал вниз с крепостной стены.

Он вскочил на лошадь и вылетел пулей из крепости. Хотел Попеншток и тут

оказаться первым. Горн видел, как его белая лошадь, вздымая пыль, галопом

мчалась по полю. Попеншток подскакал к русским, рубанул налево, направо, повернул

коня и помчался к войскам Шлиппенбаха. Вот он подлетел к шведам, соскочил

с коня и бросился обнимать какого-то офицера.

— Молодец! — шептал Горн. — Молодец, Попеншток! — И восторженно смотрел

на корнета.

Но что такое? Потеряв шляпу, Попеншток несется назад. Вслед ему раздаются

выстрелы. Шведы стреляют в шведов! Схватил Горн трясущимися руками

подзорную трубу, стал искать Шлиппенбаха. Вот и он на коне, в окружении шведских

знамен. Но — о святая Мария! Горн смотрит и не верит своим глазам: на коне

в костюме шведского генерала сидит царь Петр. А те, кого Горн принимал за

солдат Шлиппенбаха, схватив ружья наперевес, дружно бегут к открытым воротам

крепости.

— О боже, о боже! — закричал Горн. — Ворота, скорее закрыть ворота!

Генерал побежал вниз. У самых ворот он столкнулся с Попенштоком.

Подскочил Горн к Попенштоку, осадил его белую лошадь, сдернул седока на землю.

— Вы, вы!.. — кричал, задыхаясь, Горн. — Вы, Попеншток, мальчишка! О боже,

о боже! Это все вы! Ну, где же ваш Шлиппенбах?! Рядовым, в карцер, под суд!

О святая Мария! О святая Мария!

Около трети нарвского гарнизона полегло в машкарадном бою.

По случаю удачной выдумки в русском лагере шло веселье.

Меншиков ходил важный, приговаривал:

— Бивали мы этих шведов запросто. Что нам шведы!

— Умолкни! — крикнул Петр. — Хоть ты и герой, да похвальбе знай меру!

Тьфу, тошно смотреть!

БАБАТ БАРАБЫКА

Бабат Барабыка был барабанщиком в бомбардирской роте. На всю армию не

было второго такого умелого барабанщика. Выбивал Барабыка и маршевую дробь

и все сигналы воинские знал исправно.

А еще Барабыка был известен тем, что разговаривал с самим генералом Горном.

Было это так.

30 июля, в воскресенье, русские начали обстрел Нарвы. Стреляли по бастионам

Виктория и Гонор. Отсюда, пробив в стене брешь, хотели штурмовать город. Семь

дней не отходили от пушек бомбардиры. Не отходил и Барабыка. Отложив в

сторону барабан, подтаскивал ядра, засыпал в пушки порох. На восьмой день бастион

Гонор осел. Земляная насыпь вокруг него обвалилась в ров.

— Ну, — заговорили солдаты, — теперь готовься к штурму.

В это самое время Барабыку вызвали к царю. Посмотрел Петр на раскосые

глаза Бабата.

— Татарин? — спросил.

— Калмык, — ответил Барабыка.

— Ишь ты! — усмехнулся Петр. — А тоже солдат.

— Барабанщик я, — ответил Барабыка.

— Вот ты мне и надобен, — сказал Петр. — Пойдешь к крепости, передашь

письмо нарвскому коменданту. Да смотри иди осторожно, — напутствовал Петр. —

Бей в барабан шибче, говори, что ты есть российский парламентер.

Пошел Барабыка, бьет в барабан что есть силы. Заметили шведы солдата,

перестали стрелять.

— Кто такой? — закричали, когда Барабыка подошел к крепости.

— Я есть парламентер российской армии, — отвечает Барабыка.

Скрипнули железные засовы тяжелых крепостных ворот, одна из створок их

медленно приоткрылась. Барабыка вошел в крепость.

Повели Барабыку кривыми маленькими улочками нового города мимо разбитых

и горящих домов к нарвскому замку. Перед замком — глубокий ров. Через ров —

мост. Мост поднят.

— Кто такой? — закричали с той стороны часовые.

— Я есть парламентер российской армии, — вновь повторил Барабыка.

Громыхнули тяжелые цепи, мост опустился. Барабыка вошел в замок. Повели

Барабыку по узким коридорам и крутым лестницам. Наконец вошли в большой

зал. В глубине увидел Барабыка высокого, худого старика. «Генерал Горн», — узнал

Барабыка.

Взял Горн письмо, стал читать. «Сам господь бог разрушил Гонор, — писал

Петр, — путь к приступу открыт...» Петр предлагал Горну сдать крепость и

кончить кровопролитие.

Прочел Горн письмо, уставился на Бабата.

— Иди к царю Петру, — сказал, — передай: шведы не сдаются. Понял?

— Никак нет, — отвечает Барабыка.

— Иди к царю Петру, — повторил Горн, — скажи: нет такого правила, чтобы

шведы сдавались.

— Как так — нет? — возражает Барабыка. — Есть. И при Орешке сдавались,

и при Ниеншанце сдавались. Выходит, есть такое правило. А Нарва чем лучше?

И при Нарве сдадутся.

— Что? — закричал Горн.

Налились кровью генеральские глаза. Схватил Горн шпагу, бросился к русскому

солдату;

— Вон! — закричал. — Вон!.. О святая Мария!

Так и ушел Барабыка ни с чем.

Доложил Барабыка царю все, как было.

— Ишь ты! — сказал Петр. — Так и сказал Горн: «Шведы не сдаются»?

— Так точно, бомбардир-капитан!

— А может, и прав генерал Горн? — спрашивает Петр.

— Как так — прав? — возражает Барабыка. — Я же ему говорю: «При Орешке

сдались — раз, при Ниеншанце сдались — два и при Нарве, выходит, сдаться

должны». Как же так, бог троицу любит.

— Молодец! — говорит Петр. — Мыслишь, как и пристало российскому

солдату.

— Никак нет, государь, — говорит Барабыка.

— Что — никак нет? — не понимает Петр.

— Какой же я солдат? Барабанщик я.

— Ну и что, барабанщик — не солдат, что ли? — удивился Петр.

— Нет, бомбардир-капитан, — отвечает Бабат, — какой же он солдат, раз ружья

не имеет.

— Ишь ты! — вновь усмехнулся Петр. — Ружья, говоришь, не имеешь? Ладно,

иди к ротному командиру, скажи: государь приказал ружье выдать. А про шведов

это ты правду сказал: и при Нарве сдадутся.

ШТУРМ

На следующий день русские начали штурм Нарвы. Шли на приступ тремя

большими колоннами.

Солдаты тащили лестницы и багры, оставив для облегчения в лагере походные

ранцы.

На штурм нарвской стены шел и Бабат Барабыка.

Шведы открыли огонь. Стреляли пушки из крепости и через Нарову с высоких

ивангородских стен. Ловко, страшно бились шведские солдаты. Там, где у высокой

стены бастиона Гонор русские установили штурмовые лестницы, летели на голову

атакующих камни, янтарными брызгами рассыпалась горящая смола.

По крепости на взмыленном коне носился генерал Горн.

— Шведы, шведы, — кричал он, — не посрамим шведской славы! Вперед,

шведы!

Приступ русских был неудачный. Добираясь почти до самого верха стены,

солдаты не могли закрепиться. Штурмующие отхлынули. Отбежал со всеми и

Барабыка. Установилась тишина. Никто не решался первым повторить атаку. И вдруг

недолгую тишину нарушил барабанный бой. Это в свой барабан ударил Барабыка.

Медленно, в такт барабанной дроби, он стал подходить к крепостной стене, стал

подниматься по лестнице. Шведы опешили. Они смотрели на смельчака, боясь

стрелять. А Барабыка продолжал бить в барабан, продолжал подниматься по

лестнице. И вдруг все зашевелилось, задвигалось. Русские снова бросились на штурм.

Снова раздались выстрелы, полетели камни, полилась смола.

Барабыка вскочил на крепостную стену. Кругом свистели пули, с Бабата сбило

шляпу, от горящей смолы затлел кафтан. А он стоял на самом верху и бил в

барабан.

Тра-та-та! Тра-та-та!

А оттуда, с той стороны стены, несся зычный голос генерала Горна:

— Шведы, за господа бога и короля вперед!

Однако поздно. Русские овладели стеной. Вот их все больше и больше.

А наверху по-прежнему стоит Барабыка и что есть силы бьет в барабан.

Потом забрасывает барабан за спину, сует палочки за пояс, хватает ружье и, задрав

полы горящего кафтана, прыгает вниз.

Русские врываются в Нарву. А внизу гремит голос Горна:

— Шведы, шведы, позор вам, шведы!