Но офицер не стал слушать. Дал команду, скрутили солдаты Силантию руки,

погнали на работу. А когда вернулся, Никитка уже похолодел.

— Никитка, Никитка! — тормошит Силантий сына.

Лежит Никитка, не шелохнется. Валяется рядом Никиткина игрушка — солдат

с ружьем. Мертв Никитка.

Гроба Никитке не делали. Похоронили, как всех, в общей могиле.

Недолго прожил после этого и Силантий. К морозам и Силантия свезли на

кладбище. Много тогда людей погибло. Много мужицких костей полегло в болотах

и топях.

Город, который строил Никиткин отец, был Петербург. Через несколько лет этот

город стал столицей Русского государства.

ЗОЛОТОЙ РУБЛЬ

Осень 1703 года выдалась ранняя. Словно из сита, лили холодные мелкие

дожди. Задули ветры, погнали по Финскому заливу метровые волны.

В один из таких дней к Неве подошел иностранный корабль. Корабль был

датский, и приплыли на нем датские купцы.

У входа в Неву корабль бросил якорь. Идти дальше капитан не решался.

Датчане послали в Петербург за лоцманом.

Вскоре лоцман прибыл. Из-под брезентового плаща-капюшона глянуло на

капитана молодое улыбающееся лицо. Раскрытыми ножницами зашевелились тонкие,

словно шило, усы.

— О гут, зер гут!* — приветствовал лоцмана капитан.

1 Гут, зер гут! — Хорошо, очень хорошо! (нем.)

Лоцман прошелся по палубе, пощупал снасти, придирчиво осмотрел паруса

и реи.

Всю дорогу лоцман молчал. Ловко перебирая рулевое колесо, он осторожно

вводил корабль в Неву.

— Гут, зер гут! — говорил капитан.

Русский датчанам понравился. Прощаясь, капитан подарил лоцману золотой

рубль.

Три дня судно разгружалось. Пока русские перетаскивали на берег пузатые

бочки и тяжелые ящики, датские моряки ходили по городу. С самого утра

отправлялся на берег и датский капитан. Капитан знал, что на улицах Петербурга

можно повстречать русского царя. А взглянуть на Петра капитану очень хотелось.

Слава о царе Петре к тому времени уже обошла весь мир. Однако датчанам не

везло.

И вот однажды капитан встретил лоцмана.

— О майн фрейнд!х — радостно приветствовал датчанин старого знакомца.

«А что, если поделиться с ним своей неудачей?» —подумал капитан.

Узнав, в чем дело, лоцман оживился, обещал помочь.

Слово свое лоцман сдержал. Через несколько дней датских моряков пригласили

в дом петербургского генерал-губернатора Александра Даниловича Меншикова.

В просторном губернаторском доме собралось человек сто. Были здесь и знатные

особы, и совсем неприметные люди — русские купцы и офицеры. Вскоре к гостям

вышел и сам хозяин.

— Его величество царь Петр Алексеевич, — произнес Меншиков.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Петр.

Датский капитан взглянул на царя и ахнул. По комнате, прогибая половицы,

шел лоцман.

Заметив датчанина, Петр улыбнулся. Лукаво заблестели большие глаза,

приветливо зашевелились усы-ножницы.

Капитан растерялся, стал низко кланяться и что-то быстро-быстро заговорил на

родном языке.

— О чем сказывает господин датский капитан? — обратился Петр к

переводчику.

— Ваше величество, — ответил переводчик, — капитан говорит о каком-то

рубле. Капитан просит не гневаться и вернуть ему рубль.

Петр рассмеялся.

— Купцы и корабельщики, — обратился царь к датским морякам, — вы первые,

что с миром пришли к нам, в древние русские земли. Слава вам, датские

мореходы. Жалуйте к нам в моря. Купцы датские и немецкие, английские и шведские,

жалуйте все, всем места хватит. За то мы и бились за море, за то и

положили здесь русские головы.

Потом, наклонившись к переводчику, Петр тихо сказал:

— А капитану передай — рубль я ему не отдам. Рубль — он не краденый.

Скажи, царь за здоровье датских моряков тот рубль пропил.

1 Майн фрейнд! — Мой друг! (нем.)

Глава четвертая

ОПЯТЬ НАРВА

СНОВА ПОХОД

— Государь! — Меншиков осторожно потряс Петра за плечи. — Проснись.

Петр приподнял голову и, не открывая глаз, перевернулся на другой бок.

— Государь, проснись, — вновь повторил Меншиков.

— Пошел вон! — ругнулся Петр и стал натягивать на голову одеяло.

— Проснись же, государь! — не отставал Меншиков. — У Нарвы неспокойно,

к крепости идет генерал Шлиппенбах.

— Что?! — Петр вскочил с кровати, схватил Меншикова за отвороты кафтана,

притянул к себе. — Что? Шведы — к Нарве?!

— Да, государь.

Петр отпустил Меншикова, зашагал по комнате из угла в угол. Потом

остановился, вонзив взгляд в Меншикова, сказал:

— Данилыч, час пробил. Пока Нарва у шведов — жить нам в страхе. Ступай,

кличь генералов, снова быть битве.

На следующий день русские войска спешно выступили в поход. И вот опять

дорога. Как тогда, четыре года назад. Идут войска, движутся пушки, длинной

вереницей тянутся обозные телеги.

И вновь по дороге несется царский возок. Догоняет Петр русские полки,

останавливает лошадей, кричит:

— Здорово, молодцы!

— Здравия желаем, бомбардир-капитан! — отвечают солдаты.

Идут солдаты стройными рядами. Тра-та-та, тра-та-та! — выбивают походную

дробь барабаны, развеваются пестрые полковые знамена.

А высоко в небе светит солнце. Носятся в теплом воздухе стрижи. Где-то

впереди раздается солдатская песня. Слышна команда:

— Лева нога вперед! Права нога вперед! Шире шаг!

Стоит Петр в возке. Снял шляпу. Развевает ветер Петровы кудри. Смотрит

Петр на войска, говорит Меншикову:

— Данилыч, смотри: российская армия идет наша, новая! Побьем шведа, а,

Данилыч?

— Побьем, государь! Ей-ей, побьем! — отвечает Меншиков.

— То-то, — говорит Петр. — Чай, на печи не лежали! — и весело, по-детски,

смеется. Потом вдруг меняется в лице. — Но, но, — говорит Меншикову, — не

хвастай! — Садится и начинает смотреть в небо, в безбрежную синь, в неохватную

даль.

Войска идут к Нарве.

МАШКАРАДНЫЙ БОЙ

Подошли русские к Нарве. Послали разведку. Оказывается, Шлиппенбах еще

далеко.

Остановились войска на правом берегу Наровы. Стали готовиться к штурму.

Однажды к Петру подошел Меншиков.

— Государь, — обратился он, — разреши учинить машкарадный бой.

— Что? — переспросил Петр.

— Машкарадный бой, говорю, — повторил Меншиков и зашептал царю что-то

на ухо.

А на следующее утро к коменданту Нарвы генералу Горну прибежал корнет

Попеншток.

— Генерал, генерал! — закричал Попеншток. — К Нарве идет Шлиппенбах,

русские готовятся к бою!

Схватил Горн подзорную трубу, бросился к крепостной стене, посмотрел:

действительно, русские строятся. Носится по полю Меншиков, машет шпагой, куда-то

показывает. Посмотрел Горн на запад — правильно, там, за лесом, поднимается пыль.

— О, слава тебе, святая Мария! — проговорил генерал. Потом повернулся к

Попенштоку, сказал: — Жалую вас, господин корнет, капитаном.

В это время вдалеке раздались два выстрела, потом еще два и еще. Это был

шведский условный сигнал. Горн приказал ответить. С крепостной стены гаркнули

пушки.

А вскоре из-за леса стройной колонной появились и сами шведы.

Заколыхались желтые и белые шведские знамена, заняли всю ширь дороги

синие мундиры шведских солдат. Развернулись шведы во фронт, выкатили вперед

пушки и открыли огонь. Русские стояли спиной к крепости, лицом к войскам

Шлиппенбаха.

И Горн подумал: «А что, если ударить русским в тыл? Шлиппенбах —

спереди, войска из крепости — сзади, зажать русских в тиски, разгромить, как тогда,

четыре года назад, удержать шведскую славу».

Горн отдал приказ. Распахнулись крепостные ворота, выскочила конница, за

ней побежали пешие отряды. Русские заметили вылазку, дрогнули, подались в