Внешние политические отношения заключали в себе огромные трудности. Хмельницкий оставил неразвязанным узел, которым он связал так поспешно Украину с Москвою — конфликт внешней политики и еще более серьезный конфликт на почве государственных отношений. Политический кругозор козачьей старшины быстро расширялся со дня на день она вырастала политически, и в умах сподвижников Хмельницкого первоначальные неясные представления вырисовывались все яснее, слагаясь в идею автономного государства, выраженную уже довольно ясно год спустя в Гадячском трактате с Польшей.

В этом государстве, стремившемся обнять всю этнографическую территорию Украины, организованном на конституционных избирательных началах, гетман являлся государем — главою всесословной, государственной организации, главою всего народа, а не только козачьего войска. Отношения этого автономного государства к московскому правительству, московскому царю, могли быть только отношениями вассалъности, признания верховенства, протектората. Московское же правительство хотело воспользоваться смертью Хмельницкого, чтобы ввести на Украине свое управление, водворив здесь своих воевод и финансовых агентов, ограни*

чить власть гетмана сферою козачьего войска и подчинить московскому патриарху украинскую церковь, до сих пор вполне автономную, признававшую над собою только вполне номинальное верховенство константинопольского патриарха. Весь строй украинского управления с его принципами свободного избрания: суверенности народа и ответственности перед ним, был противен строго монархическому строю Московского государства, с его беспощадной централизацией, и поэтому с точки зрения московской бюрократии действительно подлежал перестройке и упразднению, как предостерегал Хмельницкого шведский король.

Встречаясь с такими стремлениями московской политики, украинские автономисты, от Выговского до Мазепы, поочередно старались опереться на те же политические силы, у которых искал опоры уже Хмельницкий: на Турции и Крыме, Польше, Швеции, В союзе с ними носители идеи украинской автономии пробовали сбросить с себя зависимость от Москвы и обеспечить автономию Украины. Но у Москвы оказалась мертвая хватка. Так нерешительно приняв протекцию над Украиною, она потом, когда присоединение Украины стало совершившимся фактом. держалась за нее упорно. Убедившись, что всей Украины она удержать не в силах, Москва отказалась от земель на запад от Днепра (правобережных), оставив их Польше, к великому негодованию украинских патриотов, роптавших на это разделение украинской и теснее — козачьей территории, тем более, что этот важный шаг московское правительство сделало без их участия и ведома. Зато левобережной Украины (на восток от Днепра) и Киева с окрестностями Москва не выпускает из рук и при этом настойчиво и неуклонно, ни перед чем не останавливаясь и ничем не смущаясь, ведет политику ограничения украинской автономии, стеснения самоуправления, а в виду сопротивления козацкой старшины, чтобы подорвать ее силу и оппозицию, пользуется внутренним раздвоением, антагонизмом старшины и народных масс.

Для понимания этого политического процесса нам нужно познакомиться здесь, хотя в общих чертах, с новым строем Украины, формировавшимся в это время, и с ее общественными отношениями, так как это даст нам ключ к уразумению многого в событиях этого времени. Мы должны только помнить, что имеем дело с отношениями, еще не определившимися вполне, формами еще не отвердевшими во многом и позже недоразвившимися до полной определенности вследствие неблагоприятных обстоятельств.

Начнем с организации Украины. Основанием ее послужило старое устройство козачьего войска, выработавшееся на протяжении XVI—XVII вв., только в более широком масштабе, сообщенном ему Хмельниччиной.

²²² @

Мы знаем, что к козацкому войску, к козацкому «присуду» издавна причисляли себя значительные массы крестьянского и мещанского населения, и только репрессии и ограничения польского правительства сдерживали их возрастание. Теперь эти ограничения исчезли: цифры реестра оставались на бумаге. Потребность в военных силах заставляла, наоборот, всячески содействовать увеличению числа Козаков, причислениям в козачьему званию, и все имевшие средства снарядиться в поход и предпочитавшие свободное состояние козака беспрепятственно «писались в козаки».

Одновременно с таким расширением границ козачества козацкое устройство превращается в администрацию более общего характера. Затянувшийся конфликта с польским правительством держит край на военном положении в продолжение ряда лет, и это временное положение начинает превращаться в норму. Начальник козацкого войска — гетман со своим штабом, представлявший временное правительство края, превращается в правительство постоянное и заступает место исчезнувшей администрации польской.

Его штаб, носящий название «генеральной старшины, генеральный обозный, генеральный судьп, генеральный есаул, генеральный писарь, носящие титулы «генеральных» для отличия от таких же «полковых» чинов, появлявшихся в каждом полку и составляющих штаб и совет полковника, — получает характер совета министров при главе правительства. Край, находящийся под гетманским «региментом», разделяется на полки, и территория, из которой комплектуется данный полк, целиком переходит под власть полковника, являющегося не только начальником своего полка, как военного контингента, но и правителем приписанной к нему территории, заступая место польских старость. Уже с 1630-х гг. мы встречаемся с такими полками, связанными с известными территориями, где козачья старшина осуществляла свои административные и судебные права над козачьим населением, исключавшим себя из подсудности всякой иной администрации. Гнездятся они главным образом в королевщинах, которые правящая шляхта в первую голову уступала козачеству (полки чигринский, черкасский, корсунский, белоцерковский и т. д,), но захватывала и частные имения (видим в 1630-х гг. отдельный полк лубенский, в имениях Вишневецких).

После того, как восстание упразднило коронные староства и магнатские латифундии, козацкие власти могли закрепить за собою не только всю полноту власти по отношению к козачьему населению, но распространить ее и на другие сословия, за счет исчезнувшей старостинской и доминиальной власи. Войсковой власти подчиняется и крестьянское неслужилое население и в значительной степени также мещанское, вооб-

@ 223

ще чрезвычайно многочисленное, так как масса общин, совершенно лишенных всяких признаков торгово-промышленных поселений, называются городами, «местами». В принципе эти города и местечка должны были пользоваться самоуправлением по типу немецкого права, но военные полномочия полковника и полковой старшины на практике приводят не только к полному подчинению местечек с упрощенной, «ратушной» организацией, но и к весьма значительной зависимости более значительных городов с полной системой «магистратов» немецкого права.

В связи с военными и политическими обстоятельствами, составь этой покозаченной территории менялся; в общем она охватывала территории прежних воеводств Киевского, Браславского и Черниговского (западная Украина осталась в status quo, во владении Польши). В связи с теми же обстоятельствами менялось число полков, их имена и территории. В реестре 1049-50 г. видим 16 полков: на правом берегу Днепра Чигиринсюй, Черкасский, Каневский, Корсунский, Белоцерковский, Уманский, Браславский, Кальницкий и Киевский, на левом — Переяславский, Кропивенский, Миргородский, Полтавский, Прилуцкий, Нежинский и Черниговский. Состав полков и численность их были весьма неодинаковы; даже в упомянутом реестре число сотен в полках колеблется от 7 до 20, а козачьи контингенты от тысячи до трех слишком тысяч; в действительности же колебания были еще более значительны.

Полковая власть составляет главную основу нового строя, и с течением времени ее полнота имела тенденцию усиливаться и упрочиваться, с одной стороны приобретая все большую определенность и самодовлеемость по отношению к власти гетманской, с другой стороны — постепенно подавляя элементы народовластия во внутренних отношениях полка. Постепенно она приобретает самовластный и безответственный характер по отношению к полчанам, которым первоначально принадлежал и выбор полковника (конкурировавший однако постоянно с гетманским назначением) и решение важнейших вопросов полковой жизни. С другой стороны власть полковника чрезвычайно усиливается также в отношениях к своим ближайшим помощникам; полковой старшине и сотникам, начальникам более мелких округов, на которые подразделялся полк, и ослабленной миниатюре отражавшим собою власть полковника.