По традициям старой московской историографии, принятым новейшей русской, факты украинской истории обыкновенно включались эпизодически в традиционную схему восточно-европейской или, как она называется обыкновенно, русской истории. Последняя начиналась старейшими известиями о восточной Европе (обыкновенно — с дославянской колонизации); после обзора славянского расселения следовало изложение истории Киевского государства, доводившееся до второй половины XII в,, после чего нить повествования переносилась в великое княжество Владимирское, потом Московское, и наконец, история Московского государства переходила в историю Русской империи. Эпизодически, для выяснения некоторых моментов в политической истории Московского и Российского государства иногда включались сюда такие эпизоды, как государство Даниила, присоединение белорусских и украинских земель к великому княжеству Литовскому и уния его с Польшею, казацкие восстания, войны Хмельницкого и т. гг. Таким образом, начальные стадии исторической жизни украинского растворялись в «русской истории» , средние века (XIV—XVI) терялись в истории в. кн. Литовского и Польши, и при украинской истории как она мыслилась обыкновенно (да часто мыслится и посейчас), оставалась только эпоха «отпадения от Польши» и «присоединения к России», то есть, история украинского козачества, обрывавшаяся с упразднением гетманства или по желанию, продолжавшаяся историей украинского возрождения.
Первые попытки связать в органическое целое с этим общепризнанным украинским периодом предшествующие века исторического развития украинского народа принимались с «недоверием, раздражением, как неуместный каприз, как проявление каких-то тенденций, своего рода политиканство в науке, — как одно из проявлений «украинского сепаратизма». Однако, ближе знакомясь с новейшими построениями украинской истории, беспристрастные ученые имеют возможность убедиться, что тенденция тут не причем, и что исследование истории украинского народа в ее целом послужит ценной поправкой к сборной схеме «истории государства Российского»1.
По мере развития и движения украинской жизни вообще теряют свою остроту споры на тему национальной обособленности украинского народа, так горячо и раздражителыю трактовавшиеся еще недавно. Вопрос о самостоятельности украинской истории тоже входит в эти споры, хотя они и происходили главным образом на почве филологической, и наиболее острым и решающим пунктом в них являлся вопрос о том, является ли украинская речь самостоятельным языком, или только наречием того «русского* языка, в состав которого как другой член входит наречие великорусское с белорусским «ноднаречием». Ряд выдающихся языковедов признавал украинскую речь отдельным языком — как с другой стороны нет недостатка еще и теперь в суждениях, признающих украинскую речь только наречием. Лингвистическая Близость с соседними народами — великорусским и польским давала повод даже отрицать существование украинского народа, как такового, и его право на самостоятельное культурное и политическое развитие. Такие голоса раздавались, — да и теперь еще не перестают раздаваться, — с польской и великорусской стороны; они представляли украинскую народность только провинциальной разновидностью польской или великорусской народности, хотели видеть в ней лишь простую этнографическую массу, долженствующую служить строительным материалом для национальности польской или великорусской. Понятно само собою, что в основа и таких
1 Об этом см, мою статью: «Обычная схема «русской* истории и дело рационального уклада истории Восточной Европы* в сборнике петербургской академии: «Статьи по славяноведению*, т. I.
9
взглядов лежат тенденции чисто политического характера: они являются порождением эгоистических стремлений народностей, пользующихся преобладанием в известных частях украинской территории и стремящихся задержать украинскую народность в служебной роли навсегда. Но эти стремления очень часто прикрываются научной внешностью, в особенности в России, где украинский вопрос сохраняет свою остроту и сейчас. Представители этих течений выдвигают положение, что украинская речь, являясь наречием «русского языка», не должна развиваться в качестве литературного и культурного орудия. Украинцы должны пользоваться «общерусским» ,т. е. в действительности — великорусским литературным языком. Здесь подмениваются понятия: великорусский язык, разговорный и литературный, вовсе не составляет «общерусского» языка, а подобно украинскому является только «наречием* того идеального «русского» или восточнославянского языка, к которому возводятся современные восточнославянские наречия, но который конкретно не существует и даже не существовал никогда1. Затем, понятие языка и наречия вполне условны: они отмечают лишь известную традицию, отношения вида к роду, но безотносительно ставя вопрос, собственно невозможно установить те требования, которым должна отвечать какая-нибудь речь для того, чтобы быть признанной отдельным и самостоятельным языком. Поэтому и украинскую речь одни считают языком, другие наречием, но то или другое решение этого вопроса не предрешает культурного значения ее. Культурное и национальное значение известного языка зависит не от лингвистических определений, а от исторических условий, жизненных сил народности и культурного содержания, вкладываемых ею в свой язык. Без сомнения, культурные успехи украинской жизни последнего десятилетия изменили в пользу украинства взгляды на культурное и национальное полноправие украинской народности гораздо больше, тем все теоретические, научные аргументы, и они, несомненно, будут влиять еще сильнее с дальнейшим их движением.
Будут ли называть украинскую речь языком или наречием, все равно нужно признать, что украинские говоры составляют известное лингвистическое целое, в пограничных товарах своих приближающееся к соседним славянским языкам: словацкому, польскому, белорусскому и великорусскому, но в своих наиболее характеристических и типических диалектах отличающееся от этих соседних и наиболее близких славянских языков весьма заметным образом в целом ряде фонетических, морфологических
1 Весьма определенно выясняет эти вопросы записка петербургской академии, составленная для соображений по вопросу об отмене запрещений, тяготевших на украинском слове: «Императорская Академия Наук. Об отмене стеснений малорусского печатного слова*. 1905 г, (новое издание 1910 г.).
ЖС^Грушевашй^
i» ®
и синтаксических особенностей, Так же точно отличается украинская народность от своих ближайших соседей особенностями антропологическими (в устройстве тела) и психофизическими (в склад индивидуального характера, в отношениях семейных и общественных, в быту и культуре материальной и духовной). Эти психофизические и культурные особенности, имеющие за собою более или менее продолжительную историческую давность — долгий процесс развития, совершенно определенным образом объединяют в одно национальное целое отдельные группы украинского населения, ограничивая их от других подобных целых, и превращают в национальную индивидуальность, в народ, с долгою иеториею развития.
В настоящее время состояние украинского расселения представляется так: украинская колонизация в сплоченных массах (т.е. не считая изолированных и удаленных от общей массы колоний) окружает широкой полосою северное побережье Черного моря приблизительно между 44“ и 53“ северной широты и 38°—62" восточной долготы1. Она обнимает горную область по обеим сторонам Карпат от Магуры до Трансильванских гор и, огибая нижнее Подунавье, занятое теперь румынской колонизацией), охватывает бассейны Днестра и Южного Буга верхнее и среднее течение Западного Буга со смежными частями бассейна Сана, среднее и нижнее течение Днепра, почти весь бассейн Донца, простираясь в среднее течение Дона, и, наконец, значительные части бассейнов Кубани, Кумы и Маныча, местами проникая глубоко в горную область Кавказа и прикаспийские степи. Северной границей приблизительно служит линия р. Припети, за которую украинская территория выдвигается к северу двумя выступами, разделенными белорусским клином верхнего Днепра: в бассейне Знп. Вуга она простирается до области р. Нарева, в бассейне Десны приблизительно до области р. Судости, и эти поречья дают крайние контуры украинской территории на севере2. Южную границу составляют берега Черного и Азовского морей.