требованию Тараса выйти из своих квартир, подвергались избиениям со стороны восставших Козаков и крестьян.

Восстание захватило Конецпольского врасплох, почти без войска. Он однако поспешил против Козаков, собирая по пути шляхетские ополчения. При его приближении козаки из-под Киева отступили за Днепр и расположились лагерем около Переяславля. Повторилась кампания, напоминавшая события 1625 г., но гораздо более благоприятная козачеству, так как последнее на этот раз не было захвачено врасплох. Польское войско делало усилия взять козацкий табор, но это ему не удалось. Понесши огромные потери, Конецпольский принужден быта начать переговоры: положение его было тем затруднительней, что восстание отрезало ему сообщение с западными провинциями. Но и среди козацкого войска, очевидно; наступило раздвоение — умеренные элементы начали опять поднимать голос. В конце концов козаки согласились принять условия Куруковского трактата 1625 г., взамен чего Конецпольский должен был признать полную амнистию для всех участников восстания. Молчаливым соглашением было установлено, что в фактические отношения козаков и Украины Конецпольский не будет вмешиваться. Выписчики обещали разойтись по домам. Официальным гетманом был назначен некий Орендаренко.

Таким образом, если козакам и не удалось добиться юридического расширения козацких привилегий, к которым стремился Тарас, требуя отмены куруковских ограничений, то фактически они удержали свои позиции. Некоторые формальные уступки также были ими достигнуты, что, может быть, было ответом на петицию Козаков правительству. Реестр был увеличен до 8 000, что представляло, впрочем, цену лишь в смысле прибавки жалованья, так как фактического значения реестр не получил; обещано было удовлетворение «как относительно их прав, таки в вопросе религии».

Война с Москвою, затем со Швецией заставляла польское правительство дорожить козаками: выписчики были призваны на службу и все куруковские ограничения остались в забвении. Но более дальновидные в политическом отношении представители козачества не удовлетворяются уже этой фактической свободой от правительственных ограничений, а стремятся легализировать ее и доставить козачеству влияние на государственную жизнь Польши. Эту программу особенно ясно видим у тогдашнего гетмана Петражицкаго-Кулаги (1631 — 2) Во время безкоролевья по смерти Сигизмупда III (1632) козаки выступают с требованием допущения их к участию в выборе короля и с своей стороны заявляют сыну Сигизмунда Владиславу о своей готовности поддерживать его кандидатуру даже вооруженной силою. При этом они выступают не как репре-

зентанты только своих сословных интересов, а как представители украинского народа; в петициях, присланных на избирательный сейм 1632 г„ они на первом месте ставят требования, чтобы «народ наш русский пользовался принадлежащими ему правами и привилегиями», а православное духовенство нигде не подвергалось ограничениям в свободном отправлении своих функций и пользовании церковными имуществами и не терпело притеснений от униатов. Для себя козаки ходатайствовали только о прибавке жалованья и обеспечении прав Козаков, проживающих и помещичьих имениях: нужно сказать, что эти столкновения козачьих «вольностей» с помещичьими правами составляли один из наиболее щекотливых пунктов в общественных отношениях юго-восточной Украины, Помещики никак не хотели отречься вполне от своих прав по отношению к «покозачившимся» подданным, и вопрос этот постоянно всплывал при определении козачьих отношений.

Эти козацкие петиции, поддержанные вдобавок вооруженными манифестациями, не остались вполне бесплодными. Несомненно, они сильно повлияли на благоприятное решение вопроса о православной иерархии, как он был поставлен в так называемых «пунктах успокоения русского народа», выработанных сеймовою комиссиею. Главными борцами по этому вопросу выступили украинские парламентаристы посольской палатыволынские, браславские и киевские депутаты, давно уже, в виду непреклонности в религиозных вопросах кор. Сигизмунда, поставившие своею задачею, добиться улучшения религиозных и национальных отношений в момент бескоролевья. Украинская шляхта, уже сильно разреженная маосовым отпадением своих сочленов от веры и народности своих предков, напрягла все свои силы и действительно с чрезвычайной энергией и самоотвержением выступила с своими требованиями, главным образом в вопросе о признании православной иерархии и прав православных. Владислав, носившийся с планами войны с Москвою и обеспокоенный известями об агитации в пользу Москвы, которую вели среди Козаков представители киевских духовных кругов, с своей стороны энерги. чески поддерживал требования православных и несмотря на упорное сопротивление клерикально настроенного сената провел помяпутые «пункты» . Этими пунктами, подтвержденными присягой новоизбранного короля, официально признавалась рядом с униатской восстановленная православная иерархия и православная церковь, свободное исповедание православия и т. д.

Мир однако ее был продолжителен. Крайние элементы среди коэачества были так сильны, что с ними трудно было совладать. Кулага-Пстражицкий, напр., навлек на себя упреки в излишней уступчивости правительству, хотя в действительности это обвинение не имело за собой ника-

М,С. Грушевский

ких данных. Он был сменен, а потом и убит; главной Причиной неудовольствий были его усилия удержать Козаков от морских походов, которые предпринимались Низовцами и грозили испортить отношения к правительству и воспрепятствовать осуществлению лояльной программы умеренных. На ряду с этим имела также решительное значение и агитация со стороны киевских духовных кругов, непримиримо настроенных по отношению к правительству и враждебных всякому оппортунизму. Официальное признание православной иерархии и назначение новых епископов (между прочим Петра Могилы, сменившего представителя непримиримых, Исаию Копиеского), положили конец этой агитации и улучшили положение представителей умеренной политики. Последним удалось еще продержаться несколько лет, хотя положение их становилось все более затруднительным. Набеги Козаков на турецкие земли вызывали ряд новых сеймовых постановлений против них; между прочим, решено было построить крепость на Днепре, чтобы воспрепятствовать походам Козаков на море. Подобные планы возникали и раньше, но на этот раз такая крепость была действительно построена, у первого порога и, названа Кодаком. Помещенный здесь гарнизон не замедлил дать себя почувствовать козакам разными притеснениями и придирками. Все это вызвало сильнейшее раздражение среди Козаков.

Рассчитывая на шведскую войну, начинавшуюся тогда на балтийском побережье и потребовавшую сейчас же и козацких контингентов (польское правительство рассчитывало воспользоваться козаками на море, за полным отсутствием флота у Польши и козацкие чайки действительно произвели здесь большой эффект) — козаки решили воспользоваться этим моментом, чтобы отделаться от ненавистного надзора. Козацкое войско, под предводительством героя морских походов, Сулимы, неожиданным нападением захватило Кодак, разорило, а гарнизон избило.

Козаки надеялись, что правительство, нуждаясь в козацком войске, не будет очень строго к такому своевольству. Но сейм, весьма неблагоприятно относившийся к военным планам Владислава и пресекавший одну за другою все войны, какие он начинал, успел в самом начале прекратить и шведскую войну. Представители польского правительства, поддерживавшие сношения с козацким войском — в особенности Лука Жолкевский (брат гетмана) в качестве переяславского старосты игравший роль главного комиссара по козацким делам, начали стращать Козаков новым походом Конецпольского, с другой стороны нустили в ход подкупы среди козацкой старшины, и достигли того, что последняя не допустила восстания. Реестровые удержали Низовцев и выдали предводителей козацкого погрома — Сулиму и других, они были отосланы в Варшаву и казнены.