В этот период получают новое развитие сосуществовавшие ранее тенденции «двух уровней» национализма и патриотизма — «земельного» и общегерманского (имперского), притом, казалось бы, распад империи должен был оставить только один — земельный уровень. Но общая антинаполеоновская борьба, объединившая все слои германского общества, и что особенно важно, представителей интеллектуальной элиты, которые на следующем этапе возьмут на себя реализацию национальных целей, отодвинули на второй план представителей старой имперской нации. Несомненный интерес для исследователей проблемы национального развития Германии в XIX в. представляет в этой связи позиция правящих домов и высшего чиновничества, так как их роль в национальном строительстве в начале века была далеко не однозначной.
После 1795 г. Пруссия, занятая польскими делами, 11 лет не участвовала в антифранцузских коалициях. По второму (1793) и третьему (1795) разделам Речи Посполитой к Пруссии отошли Данциг (Гданьск), Торн (Торунь), Позен (Познань), основная часть Подляшья и Мазовии с Варшавой. За эти годы прусскому государству, с одной стороны, удалось значительно расширить свои владения, но с другой — оно утратило прежний престиж и силу позиций в переговорном процессе. Эти соображения, а также усиление французского влияния на всей территории Германии заставили Пруссию вступить в 4-ю антинаполеоновскую коалицию и начать войну против Франции. Молниеносный разгром пруссаков под Йеной и Ауэрштедтом, а затем оккупация Берлина и значительной части Пруссии показали, что армия, созданная Фридрихом Великим, не конкурентоспособна в современной войне. Окончательно судьбу Пруссии решил мир в Тильзите (1807). Прусское королевство сохранилось на политической карте Европы исключительно благодаря настоянию русского императора Александра I, однако в его составе осталась только Восточная Пруссия, Померания, Бранденбург и Силезия (менее Уг территории). Парижская конвенция 1808 г. определяла, что оккупация Пруссии (157 тыс. иностранных солдат) должна будет сохраняться до тех пор, пока ею не будет уплачена огромная контрибуция (140 млн франков), а численность прусской армии не должна превышать 42 тыс. человек. Тильзитский мир стал вершиной не только карьеры и могущества Наполеона, но и разгрома и унижения Пруссии, а также поворотным пунктом в ее истории.
Поражение армии убедило власти в Берлине в необходимости проведения широкомасштабных реформ, инициатива и определение общего направления которых принадлежали высшему прусскому чиновничеству под руководством в 1807 г. Г. фон Штейна, а затем вплоть до 1822 г. — К.А. Гарденберга. В результате аграрной реформы 1807–1811 гг. была отменена личная зависимость крестьян и установлены порядок и размеры выкупа земли и повинностей. Муниципальная реформа (1808) ввела ограниченное самоуправление в городах, в том же году были созданы 5 министерств современного типа и введена должность обер-президента в каждой провинции. В 1810–1811 гг. произошла ликвидация средневековой цеховой системы и введена свобода предпринимательской деятельности. В 1807–1814 гг. в ходе военной реформы, имевшей особенно ярко выраженную национальную окраску, произошла демократизация армии (отменена привилегия дворянства на занятие офицерских должностей), введена крюмперская система, вскоре переросшая во всеобщую воинскую повинность, и создан ландвер (своего рода народное ополчение). В 1812 г. образование стало всеобщим и государственным, а в ходе финансовой реформы проведена еще одна секуляризация и модернизирована система налогообложения.
В большинстве германских государств в этот период также были проведены реформы, в ходе которых была создана эффективная централизованная система управления и введено государственное регулирование. Уничтожены сословно-корпоративные привилегии, декларированы равенство граждан перед законом, гарантии безопасности и собственности, равное налогообложение и т. д. В рамках реформы судопроизводства разделены функции управления и юстиции, введена независимость суда, несменяемость судей. В ходе церковных реформ была подтверждена веротерпимость, равноправие конфессий, а также введен государственный контроль над церковью, уничтожены монастыри, священники стали государственными служащими с государственным же содержанием. В 1807 г. конституция была введена в Вестфалии, в 1808 г. — в Баварии; основой для участия в работе представительной власти теперь являлся имущественный, а не сословный ценз.
Прусские реформы стали ответом на поражение, унизительные условия Тильзитского мира и оккупацию. Эти же причины легли в основу нового этапа национального движения, получившего в первую очередь национально-освободительную окраску. Его ядром стали тайные патриотические организации, в том числе «Тугендбунд» и гимнастические общества, целью которых была пропаганда патриотических идей. Важным моментом для развития этого движения была имевшаяся у него активная поддержка в прусском министерстве (Штейн, Гнейзенау, Клаузевиц и др.). Все они из-за гонений, спровоцированных Наполеоном, вынуждены были эмигрировать в Россию, откуда и началось, в рамках Заграничного похода русской армии, освобождение Германии от французского господства. Калишская декларация 1813 г., обещая возврат Германии свободы и независимости, впервые обращалась не только к князьям, но и к «народам Германии», сделав их субъектом политики. Следует отметить, что развернувшееся в стране партизанское движение часто опережало инициативы властей. Воззвание прусского короля Фридриха Вильгельма III «К моему народу» появилось только через три с лишним месяца после выхода частей генерала Йорка из состава армии Наполеона и начала активных военных действий против него на всей территории Пруссии.
Весной-летом 1813 г. война была, прежде всего, национальным делом немецкого народа, однако с осени, по мере вступления в 6-ю коалицию все новых государств и интернационализации конфликта, инициатива перешла к властям, в первую очередь австрийским, а война все больше становилась традиционной кабинетной войной под руководством К. Меттерниха и А. Веллингтона. Следует отметить, что уже в 1813 г. Меттерних выступал активным противником национального движения, понимая, что его целью является не только освобождение от французского господства, но и политическая эмансипация широких общественных слоев, что в корне противоречило принципам его консервативной политики. Именно выжидательная, а иногда и враждебная позиция прусских и австрийских властей, не готовых возглавить в полной мере национальное движение, не позволила сделать следующий шаг — ввести в Пруссии и Австрии конституции, которые могли бы стать залогом поступательности процесса национального строительства. Именно такое, всячески демонстрируемое желание вернуться к старым сословным порядкам, реставрировать не только сметенные революцией и войной режимы, но и лишить широкие общественные слои их завоеваний, привело к тому, что, когда военные действия переместились на территорию государств Рейнского союза, выяснилось, что его профранцузски настроенные жители вовсе не рады возвращению в орбиту австро-прусской политики. Общественное мнение в этих государствах посчитало поражение Наполеона откатом назад и возвращением к старым порядкам и заявило о своем нежелании возвращаться к прошлому.
Для патриотов в 1810–1814 гг. лояльность по отношению к собственным государям подчас оказывалась сильнее, чем общегерманское дело борьбы с Наполеоном, а под Отечеством они все-таки в большей степени понимали отдельные княжества и государства, чем достаточно эфемерную единую Германию. Следует заметить, что для национального движения периода антинаполеоновских войн вовсе не был характерен антимонархизм. Главным лозунгом освободительной борьбы был: «За короля и Отечество», причем требования введения конституции были обращены именно к монарху, т. е. эти две тенденции — монархическая и конституционная — благополучно уживались и даже дополняли друг друга. Следует еще раз подчеркнуть, что основным в этот период оставался именно земельный патриотизм, тесно связанный с верностью «своему» монарху. Саксонские части остались верны французскому императору, последовав за своим курфюрстом Фридрихом Августом I. И все же в ходе Освободительной войны национальное самосознание стало признаком уже не только образованной элиты, но и широких крестьянских и городских слоев.
