При новом министре финансов И.А. Вышнеградском, сменившем в 1887 г. Бунге, особое внимание уделялось железнодорожному строительству. Был образован Департамент железнодорожных дел как структурное подразделение Министерства финансов. Началось активное строительство новых государственных железных дорог и выкуп в казну малодоходных частных железнодорожных линий. Всего за пять лет пребывания Вышнеградского на посту министра доходность железных дорог возросла вдвое, а их общая длина увеличилась почти в полтора раза.
В целом тринадцать лет правления Александра III благотворно сказались на состоянии российской экономики. Удалось добиться финансовой стабилизации, роста промышленных предприятий. В сельском хозяйстве в 3,5 раза увеличилось использование техники и урожайность повысилась на 30–40 %. Однако следует учитывать, что столь стремительное экономическое развитие свидетельствовало не только о продуманной политике выдающихся министров финансов (Н.Х. Бунге, И.А. Вышнеградского и под конец царствования — С.Ю. Витте), но и об отсталости России. Передовые в промышленном отношении страны со стабильной экономикой развиваются более последовательно и менее стремительно. Россия, хоть и сделала при Александре III значительный шаг вперед, тем не менее еще сильно отставала от развитых европейских стран.
Международные дела России к моменту вступления Александра III на престол были столь же сложны и запутаны, как и внутренние. Дело было не только в том, что дипломатическое поражение России на Берлинском конгрессе существенно понизило ее международный престиж, поднявшийся накануне и в ходе последней русско-турецкой войны. В течение последних полутора десятилетий, отмеченных австро-прусской (1866), франко-прусской (1870–1871) и русско-турецкой (1877–1878) войнами, коренным образом изменилась геополитическая ситуация в Европе. Образование мощной Германской империи нарушило зыбкое равновесие сил на европейском континенте. Ослабление Османской империи привело к усилению позиций Англии в Средиземном море и Австро-Венгрии на Балканах. В Средней Азии интересы Англии и России столкнулись настолько, что чуть не привели к войне. В этих условиях правительство Александра III приоритетное внимание уделяло балканскому региону, так как там находился ключ к главному для России вопросу о проливах. Здесь основным противником России являлась Австро-Венгрия.
Среди крупных держав, чьи внешнеполитические интересы напрямую не сталкивались с российскими, были Германия и Франция, находившиеся между собой в состоянии, готовом в любой момент перейти в войну. Германия, постоянно наращивающая военную мощь, ждала только удобного повода для нового нападения на еще не оправившуюся от поражения 1871 г. Францию. Низведение Франции на роль второстепенной европейской державы обеспечило бы Германской империи прочную гегемонию на европейском континенте, и тогда уже ничто не могло бы остановить ее продвижения на восток. Единственным противовесом, способным сдержать немецкую агрессию против Французской республики, была Россия. Поэтому германский канцлер О. Бисмарк проводил сложную политику, целью которой было добиться российского нейтралитета на случай франко-германской войны.
6 (18) июня 1881 г. в Берлине был возобновлен Союз трех императоров. Три договаривающиеся стороны брали на себя обязательство соблюдать нейтралитет, если кто-то из них окажется в состоянии войны с четвертой стороной. В этом пункте Россия явно проигрывала, так как брала на себя обязательство не препятствовать Германии в возможной войне с Францией. Зато другой пункт — «сообща следить» за соблюдением принципа закрытости проливов Босфор и Дарданеллы, направленный главным образом против английских судов, — был явно выгоден России.
Параллельно с Союзом трех императоров существовал австро-германский договор (1879), направленный против России. В мае 1882 г. к нему присоединилась Италия, и договор получил название Тройственного союза. Бисмарку удалось, играя на франко-итальянской ссоре из-за Туниса, усилить международную изоляцию Франции, а Австро-Венгрия в лице нового союзника обеспечила себе надежный тыл в случае войны с Россией.
В сложившейся к концу 1880-х годов международной обстановке единственным естественным союзником России могла быть только Франция. В первую очередь эти страны объединяла угроза, исходившая от Тройственного союза, направленного австро-венгерским острием против России, а германским и итальянским — против Франции. Кроме того, Россию и Францию сближали и давние культурные связи, и финансовая помощь, оказываемая французскими банками российской промышленности, и начавшееся военное сотрудничество, и т. д. На этом фоне общественно-политические различия между абсолютной монархией и республикой отступали на второй план. Французское правительство вопреки собственным убеждениям пошло на арест ряда российских политэмигрантов, а Александр III вынужден был, принимая в Кронштадте французскую эскадру, с непокрытой головой прослушать Марсельезу и поднять тост за президента Французской республики М.Ф.С. Карно.
Согласованный начальниками генеральных штабов России и Франции окончательный текст военного союза был подготовлен министрами иностранных дел двух стран и ратифицирован царем и президентом. Официально он вступил в силу 23 декабря 1893 г. (4 января 1894 г.). Русско-французский договор восстановил на какое-то время общеевропейский баланс сил, нарушенный образованием Германской империи. Но вместе с тем он явился начальной точкой в противостоянии двух мощных военных блоков, приведшем в итоге к Первой мировой войне.
20 октября 1894 г. умер Александр III, и на престол вступил последний российский император Николай И. На первый взгляд могло показаться, что новый царь получил страну в хорошем состоянии. Экономика была на подъеме, финансовая система получила устойчивую тенденцию к стабилизации, революционное движение находилось в стадии ремиссии — одним словом, ничто не предвещало близких катаклизмов. Но это было поверхностное и по сути ложное впечатление. За внешним благополучием скрывалось глубокое расхождение власти и общества во взглядах по всем коренным вопросам российской жизни. Общественные силы, лишенные на протяжении тринадцати лет предшествующего царствования возможности открыто выражать свои требования, накапливали внутри себя недовольство, грозящее будущим взрывом.
Бюрократическая коррозия, разрушающая абсолютизм, все сильнее бросалась в глаза. Начиная с эпохи Великих реформ, личная роль монарха в управлении государством постоянно падала. Дело было не только в субъективных факторах, хотя современники уже в начале XX в. все чаще обращали внимание на общую деградацию рода Романовых. Освобождение миллионов людей из-под опеки помещиков потребовало более разветвленной и сложной системы управления страной. При этом традиционно бюрократическое сознание русских царей с присущим ему патологическим недоверием к любым формам проявления общественной самостоятельности привело не только к количественному увеличению армии чиновников, но и к качественным сдвигам в самой бюрократической структуре. Внутренняя политика самодержавия все больше связывалась с именами высокопоставленных чиновников, чем с самим царем.
Чем больше монарх ощущал собственную зависимость от чиновников, тем меньше ему хотелось найти противовес бюрократизму в народном представительстве. Полагая, что выборные от народа явятся дополнительным ограничением его власти, царь упорно отказывался допустить общество к управлению страной и тем самым попадал в еще большую зависимость от бюрократического аппарата. Если простой народ в какой-то степени еще сохранял иллюзии о добром царе и злых чиновниках, то образованное общество свою неприязнь к чиновничьему миру автоматически переносило на царя. Ответственность за все должностные ошибки и преступления министров обществом возлагалась на самодержца. Формально абсолютный властитель фактически должен был отвечать абсолютно за все.
Противостояние монархии и общества на рубеже веков развивается по восходящей линии. В этой борьбе каждая из сторон отстаивает свои узкокорпоративные интересы. Многомиллионное крестьянство, составлявшее абсолютное большинство населения, фактически оказалось выключенным из этого противостояния, превратившись в разменную монету политических игр. Если монарх зависел от бюрократии, то отдельные бюрократы зависели от капризов монарха и в любой момент могли потерять свои должности. Эта непрочность собственного положения порождала в них наряду с желанием угодить царю чувство безответственности. Общественные деятели, отстраненные от управления государством, напротив, стремились всячески дискредитировать царское правительство, но при этом были столь же безответственны в своих публичных выступлениях. В мутном пространстве столкновения чиновничьих и общественных интересов сложилась благоприятная почва для созревания революционных сил, одинаково враждебных и правительству, и обществу, и народу.
