великана высоко вздымались к небу в своем гордом
одиночестве, равнодушные к утлому суденышку, проходившему, не
оставляя следов, где-то у их подножия.
Но на восточном небосклоне разгорался свет; ночные
картины исчезали, и «Южный Крест» под ритмичные удары машины
устремлялся вперед в новые районы, навстречу новым чудесам
природы, на которые пытается пролить свой первый слабый
свет человеческая наука.
С утра 10 февраля все наше внимание было приковано к Be-
ликому ледяному барьеру, который в небольшом отдалении стал
ясно виден теперь. Мне сразу же бросилось в глаза, как сильна
напоминал он наружную стенку ледниковых языков,
спускавшихся в бухту Робертсон.
Правда, этот ледяной барьер был несколько выше, и, как.
раз в том месте, где мы находились, он преграждал путь на юг.
Высоту Барьера существенно увеличивал сток в море ледника,
лежавшего меж вулканами Эребус и Террор, но, как уже
упоминалось, высота Барьера к востоку резко понижалась (с 20О
до 100 футов).
Мне тотчас стало понятно, что этот знаменитый ледяной
барьер, скрывающий от людей тайны Южного полюса, не что
иное, как самая крайняя оконечность гигантского ледника,
текущего от Южного полюса к северу.
Уже сэр Джемс Кларк Росс установил, что Барьер тянется
на сотни миль к востоку. Однако, поскольку Росс и его
спутники не имели возможности изучить в непосредственной
близости ледник Южного Ледовитого океана, они восприняли эту
ледяную стену, ставшую непреодолимым препятствием для их
дальнейшего движения, как необъяснимое явление природы.
При ознакомлении с Барьером, который более полувека
преграждал путь людям, мы смогли оценить пользу опыта,
накопленного в истекшем году в районе бухты Робертсон.
Кое-что здесь было и новым для меня, но, вообще-то говоря,
все это являлось повторением того, с чем приходилось
сталкиваться нам при поездках по ледникам Мёррея и Дугдейля;
только здесь все представало в более грандиозном и
неприступном виде.
Эта гигантская ледяная плита—первая ступень тяжелой
лестницы, ведущей к Южному полюсу,—состояла, вероятно, на,
далеком юге из бесчисленных ледников, которые, достигнув
океана, круто обрывались. Колоссальное давление,
испытываемое низвергавшимися ледовыми массами, спаивало их в
единое целое. Это же давление после образования за счет
различных ледников сплошного ледяного плато двигало гигантскую
ледяную плиту дальше к северу.
Разве не это же наблюдал я на примере ледников хребта
Адмиралтейства? То же самое видели мы к югу от вулкана
Мельбурн, где слитный ледяной поток, образованный бесчисленными
ледниками тянулся как искусственно созданный вал вдоль
берегов южнополярного континента до мысов Гаусса и Неймайера.
Стена блестела зелеными, голубыми и красными
кристаллами, цвет которых то усиливался, то ослабевал. Между тем
верхняя плоскость Барьера была белой, как мел, настолько
однообразно белой, что в конце концов действовала удручающе.
Она возбуждала во мне такое же чувство, какое наступает у меня
в открытом море при созерцании линии горизонта: как будто
голова плотно обвязана шнуром, проходящим прямо против
зрачков. Также действовала на меня эта белая прямая линия
без конца и начала.
11 февраля мы плыли дальше к югу. Из-за тумана
двигались очень медленно: приходилось соблюдать большую
осторожность в отношении айсбергов. Мимо нас проплывало много
ледяных колоссов, возвышавшихся от 30 до 60 метров над
уровнем моря.
Внешний вид их свидетельствовал, что это обломки
переднего края Барьера, который, вероятно, оттаивал.
Новорожденные айсберги, свободно плывшие к северу,
продолжали сохранять высоту Барьера.
Громадины этих четырехугольных ледяных крепостей
ежегодно—каждую осень—выплывали в Ледовитый океан; при
извержении вулкана и землетрясении эти голубые горы,
вероятно, заполняли собой большую бухту.
Тому, кто никогда не бывал в этих местах, трудно
вообразить зрелище, которое время от времени представляли Эребус
и Террор. Огонь и дым, вспышки и грохот, громкий треск
материкового льда, отламывающиеся от Барьера—не единицами,
а сотнями—айсберги, море, в диком смятении вздымающее
огромные волны,—и все это на фоне безмятежного белого ландшафта,
за десятки тысяч миль от Европы, рядом с Южным полюсом!
Мелкие эпизоды в истории земного шара, но представителю
человеческого рода они должны казаться грандиозными. Однако
люди рождались и умирали тысячелетиями и ничего не знали
об этих великих переменах. Тут, у Южного полюса, лежит одна
из величайших мастерских природы, тут—непочатый край для
исследований представителей грядущих поколений.
Что сталось с задачами, которые казались мне
неразрешимыми? В один миг истина предстала передо мной с покоряющей
ясностью и простотой. Все вокруг было просто и
безыскусственно. Сама природа подсказывала нам решение
сложнейших проблем. То, на что человеческая мысль бесплодно тратит
десятилетия, открылось нам во всей своей сверкающей
красоте.
Здесь лежал ледяной покров, далеко отодвинувшись от
умеренного пояса с его яркими цветами и фруктами—того пояса,
по обе стороны которого раскинулись ледяные поля севера
и юга.
Но что расскажут нам когда-нибудь великие глетчеры,
скрывающиеся за барьером?
Не поведают ли нам камни и здесь о давно канувших в
прошлое растениях и животных?..
Температура держалась все время на уровне —21° Ц. Над
водою стлался туман, а верхушки мачт и «воронье гнездо»
временами были окружены прозрачным воздухом. Однако чаще
всего сидящий в «вороньем гнезде» испытывал ощущение, будто
он на воздушном шаре пронизывает облака. А верхушки мачт,
торчавшие из моря тумана, казались ему снастями затонувшего
корабля.
Увидеть что-либо вдали было невозможно, ибо покрывало
тумана скоро плотно окутало и «воронье гнездо».
Туман вызвал на борту «Южного Креста» появление сильной
изморози; в одно мгновение все деревянные части и веревочные
крепления покрылись большими острыми кристаллами белого
цвета.
Корабль уподобился огромному, плывущему по океану
засахаренному южному плоду.
В полдень туман разошелся, и мы увидели последний
отблеск вулканов Эребус и Террор.
К вечеру с юга поднялся сильный ветер, а барометр и
термометр стали падать.
Ни один корабль еще не заходил так далеко на юг, как
сейчас «Южный Крест».
Сэр Джемс Росс достиг в 1841 году 78°4' южной широты.
Наши полуденные определения, сделанные на палубе «Южного
Креста» при очень благоприятных условиях, показали 78°4'30",
я в 6 часов вечера были мы на 78°21' южной широты; перед этим—
целый день плыли к югу.
В ознаменование того, что экспедиция «Южного Креста»
очутилась на южной широте, доселе никем не достигнутой,
мы организовали празднество. Все свободные от вахты люди
собрались на кормовой палубе, украшенной флагами.
Подали кофе, и мы стали распевать песни во славу Норвегии
и Англии. Произносились речи и всевозможные тосты.
Настроение было самое праздничное. К сожалению, наш праздник был
внезапно прерван. Судно вновь окутал туман, тотчас же с
капитанского мостика был передан сигнал в машинное отделение:
.
«Уменьшить ход наполовину»; я в каюте услышал, как стоявший
на вахте второй штурман Гансен громко закричал: