Средняя высота острова Кульман—900 футов. Лишь в очень

немногих местах выступает из-под ледяного покрова темная

горная порода. В длину остров имеет от 15 до 20 миль...

После сравнительно короткого пребывания у подножия

крутых скал мы, захватив свои коллекции, снова стали грести

к судну.

Посоветовавшись с капитаном Иенсеном, я решил вести

судно в западном направлении, в сторону континента, поскольку

здесь береговая линия издали казалась заметно ниже, чем в

северной своей части.

В 7 часов утра с помощью бусоли определили угол

магнитного склонения; склонение к востоку оказалось равным 96°.

В полдень прошли мимо далеко выдавшегося в море

мыса, который не отмечен на карте Росса 1841 года и, по

всей вероятности, не был замечен английскими

путешественниками.

Мыс имеет красивые очертания и ослепляет белизной. Берег,

от которого он отходит, сложен темной горной породой; его

омывают голубые волны.

Верхняя часть мыса напоминала вершину острова Кульман,

хотя и не поднималась так высоко. Я окрестил этот мыс в честь

своей жены именем Констанции. На юго-западе ледяной покров

этого мыса простирался в виде огромной равнины,

поднимавшейся над уровнем моря не более чем на 70 футов.

Первоначально мы все считали, что имеем перед собой низко

расположенную часть суши. Однако скоро я разглядел из

«вороньего гнезда», что мы находились у выхода в море огромной

бухты, тянувшейся на запад; ее северная береговая линия

заканчивалась мысом Констанции.

Вся эта бухта целиком заполнена материковым льдом,

спускавшимся с той высокой горной цепи, которую я обнаружил

из «вороньего гнезда» далеко на западе. Вершины этой горной

цепи, казавшиеся даже сквозь самый сильный бинокль

маленькими и незначительными, на самом деле должны быть

выше, чем пик Сабин.

В материковый лед, кромка которого находилась, как

упомянуто, на высоте 70 футов, врезалась на юго-западе бухта

протяженностью в три мили. Эта бухта внутри материкового льда

была покрыта ровной ледяной коркой; во многом она напоминала

глубокий, покрытый льдом фиорд на моей родине.

После некоторых размышлений мы подошли к самому краю

этого ледяного массива и, бросив якорь, закрепились там.

Теперь мы чувствовали себя в полной безопасности, словно

«Южный Крест» стоял в лондонском доке Св. Катерины.

У края льда мы нашли двух императорских пингвинов и

несколько пингвинов Адели. Сквозь бинокль на льду бухты можно

было разглядеть много тюленей. Вдали виднелось множество

черных точек, которые тоже казались тюленями. Я тотчас же

послал двух людей на санях, чтобы уточнить этот вопрос.

Берначчи и Колбек извлекли свою аппаратуру: инструмент

для определения угла наклонения и магнитометр. Аппаратуру

осторожно уложили на санях, запрягли наиболее спокойных

и самых сильных собак; наблюдатели отыскали на льду

подходящее место, установили инструменты и начали

работу.

Между тем посланные мною два человека с помощью

сигналов, которые я мог ясно различать сквозь бинокль, сообщили

о том, что черные точки оказались стадом тюленей (Leptonycho-

tes) в количестве около 300 штук.

За все время это было наибольшее скопление тюленей,

которое мне пришлось видеть в Антарктике. Естественно,

сообщение это вызвало живейший интерес на судне.

После обеда я с двумя людьми отправился на нартах

посмотреть на тюленей. В момент нашего прибытия большинство из

них лежали и спали вблизи большого разводья во льду, однако

отдельные животные находились в стороне, на сплоченном льду,

и имели индивидуальные «продухи».

Тюлени держались, как ручные, что обычно в этих районах,

почти не обращая на нас никакого внимания. Они посапывали

и пофыркивали, греясь на солнце. Пока мы закалывали одного,,

другой лежал тихо и доверчиво до тех пор, пока запах горячей

дымящейся крови соседа не доходил до его чувствительного

органа обоняния. Тогда тюлень вскидывал голову кверху,

расширял узенькие ноздри и втягивал в себя запах крови. В тот же

миг зверя охватывал неописуемый ужас, он с невероятной

быстротой бросался к «продуху» и исчезал в глубине, прежде чем мы

успевали опомниться.

Материковый лед во многих местах обрывался крутой светло-

зеленой стеной; в других местах он постепенно более или менее

крутыми уступами переходил в морской лед. У южного конца

бухты морской лед незаметно поднимался на высоту 70 футов,

до уровня материкового льда, и мы легко взошли на сплошной

лед, покрывавший на западе всю огромную бухту. Северное

побережье бухты простиралось с востока на юг, а южная ее

сторона тянулась с юго-юго-востока на северо-северо-запад.

Было бы нетрудно объехать бухту на санях, однако я не мог

включить подробное обследование бухты в свои планы,

поскольку лето уже далеко продвинулось вперед. К тому же

наблюдения из «вороньего гнезда» убедили меня в том, что горы,

ограничивающие бухту с запада, чрезмерно высоки и не дадут

возможности проникнуть в глубь континента.

Впрочем, будущим экспедициям надо будет в свое время

обследовать эту бухту. Им предстоит обработать собранный нами

и могущий оказаться полезным другим путешественникам

географический материал.

На обратном пути мы подъехали к Колбеку и Берначчи,

которые непрерывно работали с момента высадки.

Они установили, что наблюдения над магнитным склонением

в сочетании с определением интенсивности магнитных сил

являются в данном месте невыполнимыми из-за того, что зыбь,

господствующая в Ледовитом океане, обусловливает хотя и

легкие, но нарушающие работу инструментов колебательные

движения льда. Зато им удалось успешно определить угол

наклонения, который оказался равен 87°18'5".

В этой бухте мы могли бы провести совсем неплохо

антарктическую зиму на материковом льду, который двигался к

востоку крайне медленно.

В этом случае «Южный Крест» мы завели бы в покрытую

относительно тонким льдом бухту. Лед здесь насчитывал

несколько лет с момента образования, но имел в толщину только

четыре фута. Это объяснялось действием течения, которое

неутомимо подтачивало лед снизу и не давало ему нарастать.

Однако времени нельзя было терять. Работы предстояло

еще много. Наступление осени налагало на нас еще большие

обязательства.

Скоро все опять собрались на борту, обогащенные ценными

наблюдениями, имея на руках сделанные здесь интересные

зарисовки. Выбрасывая клубы дыма, судно покинуло зону

материкового льДа и легло снова на курс к востоку от острова

Кульман.

Мы не решались пробиваться сквозь паковый лед, широким

поясом протянувшийся между островом Кульмана на востоке

и выступающим далеко вперед языком материкового льда на

западе.

Как легко мы могли попасть в его тиски и стать на годы

его пленниками! Таковы уж бухты и проливы Антарктики!

Таким образом, мы двигались обходным путем к западу от

острова Кульман, избегая опасной встречи с паковым льдом.

Сперва направились на север, а затем вдоль восточного берега

острова Кульман, с тем чтобы, миновав его, продвигаться

дальше к югу. Тем не менее на пути к востоку нас подстерегали все же

тяжелые льды значительной толщины. Лопасти корабельного

винта неоднократно ударяли по льдинам с такой силой, что

корабль весь содрогался, а я и капитан Йенсен не раз в

сомнении качали головой, пока не убеждались, что все обошлось

благополучно.