на санях в сложенном виде одну из парусиновых лодок.

У Двух Сестер доктор и Савио расстались с нами, а мы с

Мустом продолжали свой путь на юг по сравнительно хорошему

льду. Однако скоро нам преградили путь широкие разводья

во льду, и мы, растянув парусиновую лодку, устроили в ней

привал.

На севере в ледовых полях, где, по-видимому, происходило

сильное нагромождение льдов, стоял непрерывный глухой гул.

На следующее утро мы были на ногах с трех часов и,

захватив сани, инструменты, провиант и собак, продолжали свой

путь на юг, переправляясь через разводья. Великое множество

-белых буревестников летало у скалистых обрывов, составляющих

и здесь северную границу полярного континента.

Взрослые птицы разыскивали и приводили в порядок свои

старые гнезда. Родителям приходилось отгонять молодежь от

родного очага с тем, чтобы они подбирали себе на обрывах

подходящее место для устройства собственного жилья.

Хлопанье крыльев и громкий птичий щебет не умолкали.

Шум продолжался всю ночь. Наш интерес был в такой степени

возбужден, что не могло быть и речи о сне.

Так лежали мы на дне маленькой парусиновой лодки; под

нами трещал лед, а мы в это время вели зоологические

наблюдения над птицами, громоздившимися над нами на скалистых

обрывах.

В светлую весеннюю ночь нам требовалось мало отдыха.

Природа как будто устроила так, что «зимняя спячка», в кото-

рую мы были недавно погружены, летом делала сон излишним.

И действительно, отдыхали мы только часа три, затем вновь

направились к югу.

10-го числа, в первую половину дня, мы натолкнулись на

двух белых тюленей-самцов, ожесточенно дравшихся между

собой. Они наносили друг другу страшные удары клыками,

проникавшими сквозь слой жира до мышц; раны широко зияли.

из них хлестала кровь.

Они не обращали на нас внимания и продолжали свой

поединок, пока не пришли в полное изнеможение и не были целиком

залиты кровью. Арена битвы представляла собой один

сплошной красный круг. Вдоволь налюбовавшись этой сценой, мы

тщательно прицелились и пристрелили обоих, завладев их черепами.

Оба они отличались необычно крупными размерами и имели

хорошо развитые клыки.

Чем дальше мы продвигались к югу, тем больше делались

полыньи. Немного спустя стал виден остров Поссешен, и мы

оказались перед широкой зоной плавучих льдин, которые со

стремительной скоростью неслись на север.

Это напоминало ледоход на безбрежной реке... Я не был в

состоянии точно определить, насколько широка зона плавучих

льдин, но полагаю, что от меридиана острова Поссешен она

тянулась на восток.

Судя по заторам, которые образовывались из плывущих

на север льдин, я пришел к выводу, что дальше к востоку должен

располагаться сплошной ледяной массив.

Льдины неслись стремительно. Наблюдая над некоторыми

более крупными льдинами, я с помощью призматического

компаса и карманного хронометра мог более или менее точно

определить, что быстрота передвижения льдин к северу составляла

по меньшей мере пять миль в час.

Дальнейшее движение вперед оказалось невозможным, и

ничего нельзя было придумать.

Я постоял, почесал в затылке,

под своими отросшими волосами: всякая надежда продвинуться

дальше отпала. Нам больше ничего не оставалось, как ожидать

прибытия «Южного Креста». Но где было судно? Как сложилась

его судьба за этот год? Мы воочию убедились, что с помощью

весельных и парусных лодок не сможем далеко проникнуть

в Южный Ледовитый океан. Пока что разбили лагерь на

неподвижном как суша ледяном полуострове и стали наблюдать

за движением льдин.

Вскоре собаки, лапландцы и я были поражены тем, что

из воды в нескольких футах от нас внезапно вынырнул огромный

голубой кит и стал, фыркая и пыхтя, барахтаться в одной из узких

расселин ледяного выступа, на котором мы расположились.

Мы не ждали ничего плохого, но животное вдруг засопело

с такой силой, что все кругом заколебалось. Лапландец выронил

жестяную кружку с горячим кофе на одну из собак, я перевернул

спиртовку. Прежде чем мы успели привести в порядок свои

мысли и свои кухонные принадлежности, кит опять ушел под

воду. При этом сначала медленно и бесшумно поднялись в воздух

его большие задние плавники. Затем он описал в воде широкую

дугу и глубоко нырнул своим огромным неповоротливым серым

телом, увлекая за собой водяные массы. На поверхности воды

осталось темное сверкающее жирное пятно. Собака, на которую

был пролит горячий кофе, своим воем заглушала всех остальных

собак.

На следующий день мы пустились в обратный путь.

Приблизительно в 10 милях от лагеря нам попался

прекрасный экземпляр императорского пингвина (Aptenodytes Forsterii),

Он был несколько выше 4 футов. Охота на него была очень

занятна, хотя я и не сразу присоединился к ней. Навстречу

императорскому пингвину, который гордо ступал по гладкой

поверхности льда, пошел лапландец Муст. Оба они, казавшиеся

почти одинакового роста, все больше приближались друг к другу.

Каждый момент я ждал, что пингвин почует недоброе, но, видимо,

он был чересчур поражен тем, что видел перед собой, и решил

прежде всего как следует изучить лапландца. Так или иначе,

он ни единым звуком не решался спугнуть то непонятное

существо, которое к нему приближалось.

И вот они оба оказались на расстоянии друг от друга не больше

трех метров.

Лапландец остановился, пингвин последовал его примеру.

Лапландец стал на четвереньки, чтобы схватить пингвина, если

тот подойдет ближе, за черные лапы. Пингвин действительно

продолжал идти вперед навстречу лапландцу. Или он тоже

возымел желание схватить непонятного чужака за ноги и доставить

в свой пингвиний музей, или же разгадал коварный план

лапландца, но пингвин оставался фактически в недосягаемости для

Муста, стоя перед ним с философским видом и задумчиво

рассматривая его лапландскую обувь.

Быстрым движением лапландцу удалось схватить

императорского пингвина за одну ногу, так что птица рухнула на землю.

И тут началась потасовка.

Пингвин вовсю отбивался лапами. Прошло немного времени,

и оба они—лапландец и пингвин—были покрыты кровью. Птица

крепко била ногами по льду и по рукам Муста и таскала

противника за собою по кругу на гладком льду, вместе с тем они все

больше приближались к открытому разводью, из которого

пингвин, вероятно, и вылез... Было ясно, что Мусту одному с ним

не справиться.

Увидев, что лапландец завладел ногой пингвина, я

немедля бросился на помощь. К сожалению, прибыл я на поле боя

слишком поздно. Пингвин так близко подтащил Муста к

разводью, что тот вынужден был его выпустить. К моменту моего

появления пингвин успел опять вынырнуть с довольным видом

из глубины и торжествующе посмотрел на нас.

Лишь только мы вернулись к саням, как пингвин опять вышел

из воды на край льда и с еще большим интересом уставился

на нас. Однако теперь, осторожности ради, он держался гораздо

ближе к полынье.

Различными способами, но безуспешно пробовали мы

отрезать его от воды. Стоило нам чересчур приблизиться к нему,

как он опять нырял. В конце концов мы спрятались за кучей

льда и наблюдали за пингвином, который, как мы и подозревали,

был порядком-таки любопытен.

Он, вероятно, подумал, что мы нашли отверстие во льду

и нырнули в воду, и из чисто научного интереса хотел выяснить,

куда мы девались. Он все таращил и таращил глаза, но мы

бесшумно сидели за кучей льда.

Затем он начал искать нас между нагромождениями льдин.