сопровождении остальных ходил вокруг нас на некотором расстоянии до

тех пор, пока любопытство каждой из птиц не было удовлетворено.

В гордой уверенности, что им удалось открыть новую породу

И К. Борхгревинк 161

пингвинов, они шествовали к местам, где обычно высиживали

яйца.

На некоторых участках паковый лед был взломан и

образовал нагромождения. Большие льдины преграждали дорогу путе-

шгствующим птицам, однако это не смущало пингвинов. Они

осторожно взбирались на маленькие айсберги и внимательно

оглядывали пропасть, отделявшую льдину, на которой они

стояли, от соседней. Они прикидывали расстояние между ними,

многократно приседали и приподнимали крылья, пока, наконец,

не решались на скачок. Если прыжок проходил удачно, птицы

с гордым видом поворачивались назад, измеряли глазами еще

раз расстояние между двумя льдинами и возобновляли путь с

удвоенной поспешностью. Восхищение самими собой как бы

придавало им силы, чтобы наверстать упущенное время.

Каким чисто человеческим было все их поведение! Не так

уж редко случалось, что прыжок пингвину не удавался, и он

срывался в океан. Тогда его место в шеренге занимал

ближайший в ряду. Остальные пингвины не удостаивали сорвавшегося

даже взглядом. У неудачника был пристыженный виноватый вид;

даже оставшись невредимым при падении, он долго держался

в стороне от остальных и, наконец, кружным путем снова

добирался до своего подразделения.

Как только пингвины оказывались на полуострове у мыса

Адэр, они начинали приводить в порядок свои старые гнезда.

Гнезда эти состояли из кругообразно сложенных камней. Дела

сразу же находилось немало. Больше всего, были, по-видимому,

заняты юные пингвины. Они подбирали себе самок, подыскивали

подходящее место для гнезда и собирали камешки.

Пингвины моногамны и свято соблюдают свои брачные

обязательства. Поэтому даже в больших городах полярной страны

господствует строгая нравственность. Правда, распространяется

она лишь на половые отношения. Очень комично выглядит, когда

молодой предприимчивый пингвин, воспользовавшись глубоким

философским раздумьем и рассеянностью какой-либо пожилой

пары, утаскивает камешек из их гнезда; с невинным видом

возвращается воришка после этого к своему гнезду и продолжает

его достраивать.

В солнечные дни самец, сидя в своем гнезде, принимает

горделивую осанку и направляет клюв кверху. Он вращает глазами,

двигает своими неразвитыми крыльями взад и вперед и испускает

хриплые крики, заканчивающиеся клохтанием и напоминающие

отчасти токование глухаря. Самка со вниманием прислушивается

к этой антарктической серенаде.

Подруга пингвина кладет два яйца; супруги, как и подобает,

делят между собой труд по высиживанию птенцов. Они сидят

на яйцах с середины ноября до середины декабря. Можно только

удивляться, как во время сильных снежных бурь,

разыгрывающихся на полуострове не только зимой, но также и ле-

том, пингвинам удается обеспечивать яйцам необходимое

тепло.

Мы пытались измерить температуру под птицами, сидящими

на яйцах. Однако эта работа была связана с некоторыми

трудностями. Подложенный в гнездо ртутный шарик термометра

птицы считали блестящим камешком, которому тут не место.

Они захватывали клювом инструмент и с важным видом

опытных метеорологов уносили его в сторону от гнезда на некоторое

расстояние. Там они осторожно клали термометр на землю и

возвращались к гнезду продолжать свой тяжкий труд.

После ряда неудачных попыток нам, наконец, удалось про-

никнуть в семейные тайны. Мы определили среднюю температуру

под сидящими на яйцах птицами. Она достигала по Цельсию

43° выше нуля.

Примерно через месяц птенцы вылупились. Маленькие,

серенькие, очаровательные, с мягкими перышками! Родители

относились, по-видимому, к малышам с большой любовью. Они их

так раскармливали, что птенцы, начав ходить по земле,

выглядели как серые набитые до отказа мешочки. Обильный корм имел,

вероятно, назначением обеспечить не только питание, но и

достаточную устойчивость при сильных штормах.

С ледяного покрова океана на полуостров вступали все новые

и новые пришельцы. Хотя птицы скапливались в большом

количестве, они, казалось, образовывали относительно

организованную общину. Они редко дрались между собой без особенного

повода. Чаще всего щум возникал тогда, когда того или иного

вороватого самца ловили на очередной краже камней из

чужого гнезда. Тогда хозяин начинал драться с похитителем до

кровопролития и гнался за ним; остальные пингвины

взволнованно кричали, наблюдая за дерущимися и нанося им удары

клювом.

Пингвины любят чистоту. Когда у одного из них бывает на

белом жилете пятно грязи, остальные сейчас же это замечают,

собираются вокруг и порицают его неряшливость. Несчастный

пингвин отыскивает тогда первую попавшуюся полынью и,

полный отчаяния, бросается в холодные волны с тем, чтобы

после этого присоединиться к своим родичам в сверкающей

безупречной белизной манишке.

Птицы, которые не были непосредственно заняты

высиживанием яиц, отправлялись компаниями по 50—100 штук к воде,

чтобы раздобыть корм, окунуться или порезвиться.

2 ноября мы нашли первое яйцо пингвина. Промежуток

между откладыванием первого и второго яйца составлял обычно

два-три дня. Яйца были белого цвета, длина их в большинстве

случаев равнялась 5—8 сантиметрам, поперечник их составлял

4—5 сантиметров. Скорлупа довольно толста, с внутренней

стороны зеленовата. Желток сравнительно с обильно

представленным белком, невелик.

Не забуду я день 3 ноября, когда Муст появился перед нами

с собранной им кучей яиц. Теперь у нас к обеду будут свежие

яйца. Лишь тот, кто месяцами был вынужден питаться

консервами, может понять, как мы жаждали наступления того времени,

когда пингвины станут поставлять нам свежие яйца. Гансон,

бедняга, все мечтал о весне и о птичьих яйцах, от которых

он ожидал укрепления сил и выздоровления.

И нас также снедало нетерпение! По мнению врача, ак раз

пингвиньи яйца были нам настоятельно необходимы. Тем не

менее в то утро он просил еще воздержаться от их потребления:

доктор как раз был занят изучением нашего пищеварения и

кровообращения.

Он брал у нас кровь и для этой цели колол ланцетом так,

что она брызгала, затем изготовлял из выступившей крови

прекрасные микроскопические препараты, подсчитывал красные

кровяные тельца и записывал результаты. Наш пульс доктор

регистрировал с помощью сфигмометра2; аппарат закреплялся

над артерией и точно и наглядно вычерчивал неправильности

в работе сердца на полосках бумаги, закопченных на лампе.

В заключение он проверял деятельность легких. При этом нам

требовалось дуть что есть силы в резиновую трубку,

соединенную с металлическим цилиндром, на котором были нанесены

деления.

Все эти и многие другие детальные исследования доктор

проводил как раз в это время; данная работа поглощала его целиком

и полностью. Доктор считал, что если он разрешит сейчас

людям есть яйца, то эксперименты его потеряют свою чистоту.

Я, однако, не счел нужным пойти ему навстречу. Как только

на стол были поданы сваренные всмятку яйца, доктор

присоединился к прочим и с такой же быстротой стал их поглощать.

Свежие яйца вносили не только приятное разнообразие в

питание; они означали также пополнение на будущее наших

продовольственных ресурсов. Ежедневно собирали мы как можно

больше яиц и засаливали их впрок.

Если с «Южным Крестом» что-нибудь случится, то нам