Наши направления деятельности – мои и бандитов – не пересекаются. Я не лезу ни к оружию, ни к наркоте, ни к игорному бизнесу. Я не занимаюсь спиртным и автомобилями, близко не подхожу к поставкам на отечественный и зарубежный рынок живого товара.
Чем я занимаюсь?
Покупаю идеи.
Технические идеи.
Я покупаю их, делаю опытные образцы новой продукции, провожу рекламную компанию, и, сформировав стартовый портфель заказов, запускаю в производство. А потом продаю. Недёшево. Рентабельность до ста процентов дотягивает. Правда, бывают и проколы, но… бизнес есть бизнес.
Я уже был готов выйти из двери своего кондоминиума, но вспомнил о том, что на сегодня у меня запланирована встреча с местным Кулибиным, бывшим доцентом кафедры гидравлики гидротехнического факультета нашего Полыноградского инженерно-строительного института (сокращённо – ПИСИ), а ныне, пенсионером, и, по совместительству – гениальным изобретателем Алексеем Константиновичем Мурашкиным (сокращённо – АКМ). Папку с описанием работы и принципиальной схемой его очередного перпетуум-мобиле я в пятницу прихватил домой, чтобы без спешки на выходных всё просмотреть. Как выяснилось, его изобретение базировалось на использовании энергии кавитации, и было бы гениальным, если бы не было известно ещё в середине прошлого столетия. Правда, подход у АКМа к этому вопросу был несколько иной, но я прикинул в уме все «за» и «против» и решил с запуском в производство этого агрегата с коэффициентом полезного действия больше единицы не торопиться. Что-то меня смущало. Более полувека техническое решение существует, а в промышленном масштабе каких-либо значительных шагов в этом направлении нет. Не знаю, может быть, сегодня АКМ убедит меня в чём-то? Посмотрим.
Папку я изучал лёжа на диване в гостиной, но её на журнальном столике не оказалось. Я вспомнил, что, когда ко мне заявилась Вика, я поленился отнести папку в кабинет, и просто сунул в ящик секретера.
Выдвинув ящик, я взял папку. Под ней лежал альбом с фотографиями. Старый альбом с фотографиями из детства. Его некогда малиновая обложка выцвела от времени и стала сиренево-серой. Почему-то альбом лежал сверху, а не на самом дне, как обычно, наверное, Вика рылась, подбирая материалы для своего будущего коллажа. Сунув папку Мурашкина под мышку, я взял альбом в руки, раскрыл его и увидел… Пупка. Почему-то именно его, хотя на фотографии Пупок был не один, там был весь наш четвёртый «А» класс. По центру сидела Елена Аркадьевна. Она не была нашим классным руководителем, просто Анжела Юрьевна в тот день заболела, и математичка снялась с нами. Пупок грустно и как-то трагически глядел в объектив фотоаппарата, а мне казалось, что смотрит он на меня. Как живой.
Почему это – как живой? Почему – как?..
Странно я подумал о Пупке, неправильно как-то подумал, словно Пупка уже нет в живых.
Ну да, так говорят, если имеют в виду фотографическое изображение. Но ведь это неправильно. Так нельзя. Я совершенно ничего не знаю о том, жив Пупок или нет. А на фотографии Пупок жив, и смотрит на меня не как живой, а потому что живой.
Прежде чем закрыть альбом и убрать его в ящик, я ещё раз посмотрел на сидящую по центру Елену Аркадьевну и вздрогнул. В правой руке Елена Аркадьевна держала авторучку. Фотография, конечно же, была чёрно-белой и авторучка в руке у математички была серого цвета, но я знал – это та самая авторучка, которую я украл, и, убедившись в бессмысленности своей акции, забросил авторучку в котлован, затопленный мутно-жёлтой водой.
Саша ждал меня, стоя рядом со сверкающим и отливающим перламутром «Мерседесом». Он не бросился открывать мне дверь автомобиля, как это делали все водители-телохранители, задняя дверца уже была открыта. Я кивнул Саше и забрался на заднее сидение. Дверь захлопнул сам.
– В офис.
Саша аккуратно тронулся, а я закурил первую сигарету. Я всегда выкуривал первую сигарету по пути следования на работу. Зазвонил мобильник. «Вика», прочитал я на дисплее.
– Колюня?
Вот дура, подумал я, звонит на мобильный и спрашивает!
– Доброе утро, радость моя! – сказал я. – Поздравляю тебя с первым днём весны. Ты так рано проснулась, ещё десяти нет. Впрочем, раннее пробуждение это не самое худшее, что может приключиться с человеком. Кто рано встаёт, тому бог даёт.
– Я рано легла спать, – с явной обидой в голосе сказала Вика. – Что ещё делать девушке вечерами, если возлюбленный выгоняет её из дома?
– Кто посмел выгнать тебя из дома? – ужаснулся я. – И откуда ты тогда звонишь? С улицы?
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – дёрнулась Вика, уловив иронию в моём голосе. – Ты выгнал меня из своего дома. Слава богу, что пока только из своего. Хотя… та квартира, в которой я живу, тоже принадлежит тебе.
– Вика, мы с тобой уже давно обсудили этот вопрос. Воскресенье – день, за которым следует понедельник. А в понедельник…
– Скажи! Ну скажи мне, что ты должен выспаться перед началом рабочей недели. Скажи, что ты должен быть в отличной физической форме. Напомни мне, что на работе ты зарабатываешь деньги, на которые меня содержишь. Ну!..
– Ты сама уже всё сказала. И не нукай!
– Хорошо, Колюня, – примирительно пропела Вика. – Не будем ссориться с самого утра. Тем более в такой день.
Я и не собирался с тобой ссориться, хотел сказать я, но промолчал.
– А куда мы сегодня пойдём? – спросила Вика, имея в виду ресторан. Я не стал язвить, предлагая ей театр или картинную галерею.
– Куда скажешь, счастье моё!
– Как я люблю, когда ты такой… такой…
– Сговорчивый? – предположил я.
– Ласковый, – поправила меня Вика. – Целую. И жду твоего звонка.
– Целую.
– А! А! Эй, Колюня, постой, не отключайся, – закричала вдруг Вика, что-то вспомнив, наверняка что-то очень важное. Будто нельзя перезвонить!..
– Что? – Я чуть было не спросил: «Ну, что тебе ещё надо?»
– Чуть не забыла! У меня нет ни копейки. И косметика вся закончилась. И сегодня у меня очередь к парикмахеру.
– Ужас какой!
– Да ужас, – согласилась Вика.
– Я пришлю деньги с Сашей, не переживай. Я же не могу допустить, чтобы в ресторан ты явилась ненакрашенной и непричёсанной.
– Я тебя обожаю, Колюня!
– А я-то!.. Целую. Пока.
Я захлопнул крышку телефона и посмотрел в зеркало заднего вида, ожидая встретиться с Сашиным взглядом, но он смотрел на дорогу. Казалось, он не слышал нашего с Викой разговора. Я открыл портмоне, вытащил две купюры – тысячу рублей и сотню баксов. Подумал и достал ещё одну зелёную сотню: приличная косметика и услуги парикмахера нынче стоят недёшево. Протянул деньги Саше.
– Довезёшь меня до офиса, – сказал я ему, – заскочи в цветочный магазин, купи букет. Букет и двести долларов отдашь Вике.
– Хорошо, – как всегда коротко ответил Саша.
О том, какие именно цветы надо купить, он не спросил, знал, что Вика любит бордовые голландские розы.
До совещания оставалось две минуты, когда я подошёл к двери своего кабинета. Марго, моя секретарша, встретила меня лучезарной улыбкой.
– Доброе утро, Николай Петрович. По вам часы сверять можно.
– Здравствуй, Марго, – я пропустил мимо ушей комплимент. – Зови всех. Готлиба тоже.
– А он уже заходил, говорил, что хочет сообщить вам кое-что.
– Вот как? У нас неприятности?
– Вчера было проникновение, – понизив голос, сказала Марго, но, взглянув через моё плечо на открытую дверь, умолкла.
– Маргуша, это моя прерогатива сообщать шефу о неприятностях.
Я обернулся, в двери стоял серый Готлиб.
Он всегда одевался неброско: серый в тонкую полоску костюм, светло-серая рубашка и тёмно-серый галстук. Только туфли на нём были чёрные. И пальто и автомобиль у Готлиба тоже были серые, правда, сейчас пальто на нём не было, да и автомобиль стоял на парковке. В этой серости не усматривалось отсутствие вкуса и недостатка денежных средств, наоборот, все вещи, которые он носил, были дорогие, костюм Хуго Босс, рубашка Сен Ив Лоран, галстук стоил долларов триста, не меньше. Пальто тоже не работницы фабрики «Соревнование» шили, а машина у Готлиба – БМВ.
