Все эти причины уже влекут за собой значительную деморализацию рабочего класса, но к ним присоединяется ещё одна причина, которая способствует дальнейшему распространению этой деморализации и доводит её до высшего предела; это — централизация населения. Буржуазные писатели Англии поднимают неистовый шум по поводу развращающего влияния больших городов; эти Иеремии наизнанку оплакивают не разрушения городов, а их расцвет. Шериф Алисон почти всё сваливает на эту причину, в ещё большей степени делает это д-р Воген, автор книги «Век больших городов». Вполне понятно. Остальные причины, действующие разрушающим образом на тело и душу рабочего, слишком тесно связаны с интересами имущего класса. Если бы эти авторы признали главной причиной бедность, неуверенность в завтрашнем дне, чрезмерный труд из-под палки, то все, и сами они в том числе, должны были бы сказать себе: в таком случае дадим беднякам собственность, обеспечим им средства существования, издадим законы против чрезмерной работы; но на это буржуазия согласиться не может. А большие города разрослись сами собой, люди туда переселялись совершенно добровольно; вывод, что большие города созданы только промышленностью и наживающейся на ней буржуазией, не сразу напрашивается, и господствующему — классу очень удобно сваливать все бедствия на эту, казалось бы, неустранимую причину. В действительности же большие города только создают условия для более быстрого и полного развития зла, которое существовало уже раньше, во всяком случае в зародыше. Алисон, по крайней мере, ещё настолько гуманен, что признаёт это зло: он не является завершённым типом промышленного буржуа-либерала, а ещё только наполовину развернувшимся буржуа-тори, и потому его глаза ещё иногда раскрываются на вещи, перед которыми истинный буржуа безнадёжно слеп. Предоставим же ему слово:
«Именно в больших городах искушения порока и разврата раскидывают свои сети; именно здесь преступность поощряется надеждой на безнаказанность, а праздность — обилием примеров. Сюда, в эти крупные центры человеческого разврата, стекаются все скверные и испорченные люди, спасаясь от простоты сельской жизни; здесь они находят жертвы для своей низости, и лёгкая нажива компенсирует те опасности, которым они подвергаются. Добродетель пребывает в тени и угнетении, порок пышно расцветает, оставаясь не раскрытым, а распущенность поощряется доступностью наслаждений. Тот, кто пройдёт ночью по кварталу Сент-Джайлс, по тесным, людным переулкам Дублина, по беднейшим кварталам Глазго, тот найдёт достаточные доказательства правильности этих слов и будет удивляться не тому, что так много преступлений на свете, а тому, что их так мало… Главная причина развращённости больших городов заключается в заразительности дурного примера, в том, как трудно бороться против соблазна порока, когда он так близко, и когда подрастающее поколение изо дня в день приходит с ним в соприкосновение. Богачи ео ipso{108} не лучше бедняков: и они в тех же условиях не могут противостоять искушению; особое несчастье бедняков заключается в том, что они не могут. не наталкиваться повсюду на приманки порока, на соблазн запретных наслаждений… Явная невозможность в больших городах уберечь подрастающее поколение неимущего класса от соблазна порока — вот причина деморализации».
После пространного описания нравов наш автор продолжает так:
«Всё это не является следствием какой-нибудь чрезмерной испорченности, а объясняется почти неодолимой силой искушения, которому подвергаются бедняки. Богачи, порицающие поведение бедняков, сами под влиянием тех же причин сдались бы не менее быстро. Есть такая степень нищеты, такая сила искушения, против которой добродетель редко бывает способна устоять и против которой тем более редко может устоять молодёжь. Распространение- порока при таких условиях почти так же неизбежно и происходит часто так же быстро, как распространение физической заразы».
В другом месте тот же автор пишет:
«Когда высшие классы для своей пользы сосредоточивают на небольшом пространстве большие массы рабочих, зараза преступления начинает распространяться чрезвычайно быстро и неизбежно. При том уровне религиозного и морального развития, на котором находятся представители низших классов, они нередко так же мало заслуживают порицания за то, что поддались искушению, как за то, что пали жертвой тифа»{109}.
Но довольно! Полубуржуа Алисон, при всей ограниченности своего подхода, раскрывает перед нами вредные последствия существования больших городов для нравственного развития рабочих. Другой автор, законченный буржуа в духе Лиги против хлебных законов, д-р Эндрыо Юр{110}, раскрывает перед нами другую сторону этих последствий. Он сообщает нам, что жизнь в больших городах облегчает возникновение заговоров среди рабочих и придаёт плебеям силу. По его мнению, если не воспитывать рабочих надлежащим образом (т. е. в повиновении буржуазии), они будут взирать на вещи односторонне, с точки зрения озлобленного эгоизма, и легко поддадутся увещаниям хитрых демагогов; они, пожалуй, даже способны смотреть завистливо и враждебно на своих лучших благодетелей, воздержанных и предприимчивых капиталистов; здесь может помочь только правильное воспитание, иначе последует национальное банкротство и прочие ужасы, так как революции рабочих нельзя будет избежать. И наш буржуа вполне прав в своих опасениях. Если централизация населения вызывает оживление и усиленное развитие имущих классов, то развитию рабочих она содействует ещё больше. Рабочие начинают чувствовать себя — в своей совокупности — как класс, до их сознания доходит, что, будучи слабыми в одиночку, они все вместе образуют силу; это способствует отделению от буржуазии и выработке самостоятельных, свойственных рабочим и их жизненным условиям понятий и идей, появляется сознание своего угнетения, и рабочие приобретают социальное и политическое значение. Большие города — очаги рабочего движения: в них рабочие впервые начали задумываться над своим положением и бороться за его изменение, в них впервые выявилась противоположность интересов пролетариата и буржуазии, в них зародились рабочие союзы, чартизм и социализм. Болезнь социального организма, которая носила в деревне хронический характер, получила в больших городах острую форму и тем самым раскрылись её истинная сущность и способ её излечения. Без больших городов, без того толчка, который они дают развитию общественного сознания, рабочие далеко не так продвинулись бы вперёд, как они это сделали. К тому же большие города положили конец последним следам патриархальных отношений между рабочим и работодателем, чему содействовала также крупная промышленность путём увеличения числа рабочих, находящихся в зависимости от одного буржуа. Буржуазия об этом сожалеет, и с полным основанием: ведь при прежних отношениях она была почти застрахована от восстания рабочих. Буржуа эксплуатировал своих рабочих и властвовал над ними сколько ему было угодно и мог ещё вдобавок рассчитывать на повиновение, благодарность и любовь этих простаков, если, помимо платы, проявлял некоторую приветливость, которая ему ничего не стоила, или делал незначительный уступки, якобы исключительно по своей необычайной сердечной доброте, хотя всё это вместе не составляло и десятой доли того, что он обязан был сделать. Правда, как отдельное лицо, поставленное в условия, не им созданные, он, может быть, и выполнял, хотя бы отчасти, свои обязанности; но как член правящего класса, который уже в силу того, что он является правящим, несёт ответственность за положение всей нации и обязан заботиться об общих интересах, буржуа ничего не делал из того, к чему его обязывало это положение, а только ещё дополнительно эксплуатировал всю нацию в целом в своих собственных, частных интересах. При патриархальных отношениях, лицемерно прикрывавших рабство рабочих, рабочий не мог не оставаться простым обывателем, духовно мёртвым, не сознающим своих собственных интересов. Лишь когда наступило отчуждение между ним и его работодателем, когда стало очевидным, что последнего связывает с ним только личная заинтересованность, только погоня за прибылью, когда мнимые добросердечные отношения, не выдержав ничтожнейшего испытания, совершенно исчезли, лишь тогда рабочий начал понимать своё положение и свои интересы и развиваться самостоятельно, лишь тогда он перестал рабски следовать за буржуазией в своих идеях, чувствах и требованиях. И содействовали этому главным образом крупная промышленность и большие города.
