Рита присела напротив, внимательно глядя на Наталью Ильиничну и пытаясь увидеть на ее лице следы реакции на смерть мужа. Скорбит ли она о нем, ведь столько лет прожито вместе? Но гладкое, несмотря на возраст, лицо матери оставалось спокойным, Рита даже сказала бы, безмятежным.

– Ты ужасно выглядишь, – заметила Наталья Ильинична. – Прими душ и приведи себя в порядок, заяц, а то люди придут, неудобно… Я позвонила Игорю – решила, он должен знать.

– Игорь с папой вчера поссорились. Митя сказал, дошло до драки.

– Это давно должно было случиться, – кивнула мать, делая затяжку. – Он не мог так долго держать все в себе. Твой отец думал, что сумеет загладить то, что натворил, даже пригласил Игоря в свой проект… Честно говоря, я не думала, что у него хватит на это духу! Только нельзя заставить человека простить себя, надо по меньшей мере попросить у него прощение, но твой отец не из тех, кто признает собственные ошибки. Он полагал, что Игорь просто обязан оценить то, что он для него сделал, а тот так не считал.

– Мама, скажи наконец, за что Игорь должен был простить папу? Байрамов, судя по всему, имел на него зуб, но ни он, ни вы ничего мне не рассказывали! Клянусь чем угодно, я не встану с этого стула, пока ты мне все не объяснишь!

– Сначала – в ванную, – ровным голосом произнесла Наталья Ильинична. – А потом я все тебе расскажу – теперь, когда отца нет, мое обещание потеряло силу.

Рита послушно, как зомби, отправилась в ванную комнату. Она стояла под холодным душем, ловя ртом струи воды и пытаясь вернуть своему телу чувствительность – казалось, ее руки и ноги превратились в бревна. Растеревшись докрасна большим махровым полотенцем, Рита закуталась в него и вновь вернулась на кухню. В ее отсутствие мать открыла форточку, чтобы запах дыма выветрился, но при появлении дочери она захлопнула ее и уселась на свое место за столом. Ее красивые длинные пальцы нервно постукивали по его глянцевой поверхности.

– Я обещала твоему отцу, что ты ничего не узнаешь. Не думаю, что он боялся, что ты не сможешь держать язык за зубами, просто… видимо, для него это было важно.

– Что было важно, мам?

– Твой отец трижды виноват перед Игорем. Во-первых, он вынудил вас расстаться. Думаю, для Игоря это было еще тяжелее, чем для тебя, ведь это ты взяла на себя инициативу, а он ни о чем не догадывался!

– Скажи мне то, чего я не знаю!

– Восемь лет назад Игоря ждало большое будущее. Из Парижа приехал представитель Гранд-опера. Он хотел предложить ему ангажемент – ты представляешь, что это значило бы для молодого танцовщика?

– Почему я об этом не знаю? – растерянно спросила Рита. – Папа никогда…

– Твой отец не хотел его отпускать, – перебила Наталья Ильинична. – Он отлично понимал, что после вашего с Игорем расставания его больше ничто здесь не держит! Это предложение было отнюдь не первым, однако Игорь все время отказывался уезжать – думаю, только из-за тебя.

Рита впервые обо всем этом слышала. Значит, Игорь мог стать звездой мирового балета, но держал это в секрете, боясь разрушить их отношения?

– Но как папа мог остановить его? – спросила она. – Ведь мы расстались, и…

– В отличие от твоего папы, заяц, у Игоря есть совесть. Он помнил, как много твой отец для него сделал, и не желал расставаться с ним на плохой ноте. Игорь надеялся убедить Григория, но твой отец всегда был упертым, как носорог, кроме того, как раз в то время у него начались проблемы в Мариинке, и он, как обычно, склонен был винить во всем кого угодно, только не себя самого! Конечно, Григорий не собирался вредить Игорю намеренно, хотя и пытался скрыть от него визит французского антрепренера, но произошло то, что произошло.

– О чем ты?

– Во время аварии, в результате которой Игорю пришлось уйти со сцены, за рулем находился не он, а твой отец.

Рите показалось, что она ослышалась.

– Я не в курсе, что именно произошло на той вечеринке, после премьеры «Роксаны», но твой отец страшно напился, – между тем говорила Наталья Ильинична. – Он собирался сесть за руль, но даже машину свою с трудом на стоянке отыскал. Игорь испугался, что он поедет-таки, и попытался его остановить, но ты знаешь своего отца! Он влез на водительское сиденье, а Игорь запрыгнул в машину буквально на ходу, видимо, в надежде его урезонить и заставить отдать ему ключи. Но все вышло не так. Твой отец гнал машину на предельной скорости, они выехали на шоссе, а дорога была скользкой от дождя. Григорий не справился с управлением, не вписался в поворот, задел грузовик и въехал в дерево. Машина загорелась. Видимо, отец протрезвел достаточно, чтобы понять, что наделал. Он успел вытащить Игоря из салона до взрыва. Игорь сильно пострадал: пять ребер оказались сломаны, было пробито легкое, и ему едва не ампутировали ступню. Твой отец все рассказал мне в больнице. Он был в ужасе, все твердил, что его посадят в тюрьму и что он – убийца.

Мать ненадолго замолчала, зажигая новую сигарету.

– Больше всего он боялся, что ты обо всем узнаешь, – продолжила она. – Мы думали, что Игорь не выживет, врачи сказали, что его состояние крайне тяжелое. Поэтому, когда приехали люди из полиции, твой отец заявил, что за рулем сидел именно Игорь. Он считал, что тому уже все равно, а репутация и жизнь Григория зависели от того, кто вел машину. Она сгорела дотла, и только твой отец и Игорь знали правду.

– Разве расследование аварии не проводилось?

– Проводилось. Твой отец просто позвонил кому надо – чего-чего, а связей он имел предостаточно. Он все это делал, думая, что Игорь не выживет. Но он выжил, а ситуация уже вышла из-под контроля. Газеты писали о том, что Байрамов вел машину, а Синявский сидел на пассажирском сиденье. После аварии он, рискуя жизнью, спас танцовщика из готового взорваться автомобиля. Твой отец выглядел героем. Григорий не ставил себе такой цели, но понимал: признайся он, что машиной управлял он, его будут судить.

Когда стало ясно, что Игорь поправится, мы поняли, что может произойти катастрофа. И тогда к нему пошла я. Чувствуя себя последней сволочью, я умоляла его не говорить, что за рулем находился твой отец. В крови Игоря нашли допустимый уровень алкоголя, и ему ничего не грозило с точки зрения закона, ведь никто, кроме него самого, не пострадал. Кроме того, отец позаботился о том, чтобы выплатить компенсацию водителю грузовика, и тот отказался от претензий. На кону была не только свобода, но и репутация Синявского, а последнее, как ты знаешь, он ценил даже выше первого! Признаюсь, это была отвратительная сцена: Игорь лежал после очередной операции и еще не совсем отошел от наркоза, а тут я – с плачем и просьбами. Он меня пожалел. Не твоего отца – меня. Я потом еще приходила, но Игорь не захотел меня видеть. Оно и понятно! А после он пропал на восемь лет. Григорий оплатил курс реабилитации – это самое меньшее, что он мог сделать.

– Тех денег оказалось недостаточно, – медленно проговорила Рита, вспоминая недавний разговор с Байрамовым.

– Что? – не поняла мать.

– Папиных денег не хватило, и Игорь оказался брошенным на произвол судьбы в Израиле. Если бы не состоятельные поклонники из местных, он так и не встал бы на ноги.

Наталья Ильинична потянулась к пачке сигарет, вытащила одну и снова прикурила, на этот раз не заботясь о том, чтобы открыть окно.

– Знаешь, – сказала она через несколько минут, – я догадывалась. Твой отец ничего не говорил, и у меня создалось впечатление, что Игорь отказывается принимать от него помощь… Однако могло быть и иначе.

– Но почему, почему папа не сделал все, чтобы помочь Игорю?! – в отчаянии воскликнула Рита. – Ведь выходит, это его вина, и…

– Вину очень тяжело признать, заяц, – вздохнула Наталья Ильинична. – Особенно таким гордым, деспотичным и самоуверенным людям, как твой отец. Чтобы признать вину, надо обладать недюжинным мужеством, не бояться унизиться и почувствовать себя во власти другого человека. К сожалению, Григорий не относился к категории людей, способных на самоуничижение. Он сделал для Игоря, что считал нужным, и всерьез полагал, что тот должен быть ему благодарен по гроб жизни!