хозяев земли, крестьян, земские самоуправления были не в состоянии без применения против

крестьян вооруженной силы. К тому же и бывшие владельцы земли, будучи не в состоянии собрать

самостоятельно посеянный хлеб, передавали право на урожай Хлебному совету. Тот посылал в

деревню вооруженные отряды, заставлявшие крестьян собирать урожай в пользу «Народной

армии», выплачивая бывшему владельцу оценочную стоимость урожая. Такая политика

уравнивала комучевских демократов с коммунистами и не сулила им поддержки крестьянского

большинства.

Восстановление

земского

самоуправления

крестьяне

восприняли,

в

основном,

индифферентно, но были случаи и отстаивания советской системы. После отмены 27 июня 1917 г.

хлебной монополии несколько оживился рынок и прекратился отток продуктов за пределы

губернии. Однако, обойтись без регулируемого продовольственного снабжения не могли армия,

безработные, а вскоре и те рабочие и служащие, которым из-за финансовых трудностей

правительства нечем стало платить зарплату. Между тем, приближалась пора уборки урожая, он

был в 1918 году хорошим, но взять его у крестьян можно было лишь силой. Земства, прибегнувшие

к этой силе, становились таким образом проводниками антинародной политики. В некоторых

местах крестьяне заявляли, что форму власти они менять не собираются, их и советы устраивают.

В сельской местности вообще стремились к самоопределению, сравнивая различные властные

структуры и примеряя их к своим нуждам. Агитатор КОМУЧа сообщал о своей командировке в

Николаевский уезд: «В с. Волчанке Колокольцовской волости состоялось совместное собрание

членов бывшего волостного совета. Совет отказался самоликвидироваться и передать дела

земству». То же самое было в д. Дергуновке. «Ссылаются на волю народа», несмотря на

«настойчивые указания», – отмечалось в отчете.

Особенно ухудшились взаимоотношения между КОМУЧем и населением с началом

мобилизации в «Народную армию». Первоначально Комитет решил формировать свои

вооруженные силы на добровольной основе, надеясь привлечь в них всех, недовольных

большевистской властью. Таких действительно было немало. Однако, это вовсе не означало, что

комучевских демократов массы будут больше любить и защищать. Подавляющее большинство

обывателей не хотело ни красных, ни белых и желало только одного – жить без войн и революций,

погромов и переворотов.

Приказом КОМУЧа от 5 июля 1918 г. была объявлена мобилизация призывников 1897-1898

годов рождения. Комитетчики не сочли возможным объявить призыв более старших возрастов –

они уже прошли горнило мировой войны, были демобилизованы советской властью и многие

вернулись домой большевистски настроенные. Несмотря на преобладание крестьянского

населения в крае, возможности призыва указанных возрастов были ограничены в связи с тем, что

их рождение приходилось на голодные годы.

В связи с этим комитетчики объявили призыв всех социальных групп населения, оговорив,

что «никакие льготы и отсрочки... не даются». Не особенно надеясь на привлечение городской

молодежи в армию, комучевские деятели рассчитывали прежде всего на крестьян. Однако, те

отнеслись к мобилизации в армию даже более враждебно, нежели рабочие. Это отметили и

наиболее дальновидные деятели белого движения. Военный министр Верховного правителя

адмирала Колчака, генерал А. П. Будберг писал: «Что большевики всем надоели и ненавистны,

никто не сомневается, ...но, что массы ждут избавления... при помощи таких спасителей..., которые

на 90% состоят из купцов и буржуев, как вдохновителей и кормителей, и офицеров, как

исполнителей, деревня примет в дубье и пулеметы». Действительно, сопротивление крестьян

воинскому призыву в Самарской губернии было повсеместным.

На проходившем с 8 по 11 июля 1918 г. Самарском уездном крестьянском съезде ни один

делегат не поддержал мобилизацию в армию КОМУЧа, заявляя, что «крестьяне воевать не

пойдут». Некоторые отмечали раскол в крестьянской среде: беднота – за советы, состоятельные за

КОМУЧ. Однако это не мешало сельским обществам принимать общее решение против призыва

молодежи в армию. В одном из наказов говорилось, что крестьяне будут платить налоги лишь в

том случае, если они не пойдут на ведение войны. Более того, антисоветские речи лидеров

КОМУЧа, выступавших на съезде, вызывали «явное неудовольствие аудитории».

После объявления мобилизации в Народную армию КОМУЧ разослал по губернии своих

агитаторов, которые должны были помочь в восстановлении земств и проведении призывной

кампании. На сельских сходах крестьяне часто заявляли им, что воевать против Красной армии не

пойдут, так как советы насильно их не мобилизовывали. На районном крестьянском съезде

Бугурусланского уезда, состоявшемся также 8 июля, раздавались даже крики, что «члены КОМУЧа

продались буржуям». Воззвания и приказы новой власти они изорвали на глазах у агитатора в

ответ на его призыв отправить на сборный пункт подлежащих мобилизации.

Уполномоченные и агитаторы КОМУЧа в своих докладах с мест отмечали: «Мужики нередко

голосуют в пользу большевиков... не дают призываемых... Деревня стала неузнаваемой, сейчас в

рабочую пору народ митингует. Появились приговоры: гражданской войны не хотим, солдат для

борьбы с большевиками не дадим». В некоторых «деревнях старосты боятся даже составлять

списки призывников» и не зря: в одном из сел Бузулукского уезда был убит вербовщик С. Цодиков,

причем убийцу так и не нашли. В такой ситуации комучевские уполномоченные стали силой

реализовывать приказы власти. В деревню посылались «особые воинские отряды» и казаки,

которые арестовывали и часто расстреливали бывших членов совета, крестьян пороли, если те

отказывались выполнять распоряжения о мобилизации. Для острастки крестьян пробовали

применять даже пушки. Однако, подобные методы вызывали еще более резкое сопротивление

крестьян теперь уже не только мобилизации запасных, но и всей системе комучевской власти. На

сельских сходах принимались решения: «Восстать и вооружиться чем попало». Далее: «не

вывозить хлеб, муку, сено и другие продукты в Самару». Были призывы «охранять село от

чехословаков и другого наемного войска». Сломить сопротивление крестьян силой самарскому

правительству не удалось, так как его возможности по созданию карательных отрядов и посылки

их в деревню были ограничены. К тому же это был не лучший способ взаимоотношений между

властью и народом. Демократы и сами возмущались «эксцессами», возникавшими в ходе

проведения карательных операций. После этого военные перестали с ними считаться.

Несколько лучше мобилизационные мероприятия осуществлялись в городах, где была

организована широкая сеть административных учреждений, выполнявших эту работу. Губернские и

уездные уполномоченные, воинские начальники и коменданты гарнизонов, штабы охраны

(контрразведка), милиция, квартальные советы – все эти структуры были обязаны обеспечить

доставку на сборные пункты лиц, подлежащих призыву. Однако, большинство поставленных под

ружье молодых горожан были из семей рабочих, ремесленников, мещан, также не желавших

участвовать в братоубийственной гражданской войне. Все это приводило к массовому

дезертирству из Народной армии молодых солдат рабоче-крестьянского происхождения.

В августе 1918 г. КОМУЧ отменил бронь «работающих на оборону» и объявил призыв в

Народную армию всех генералов, офицеров, прапорщиков и унтер-офицеров не достигших 35-

летнего возраста. Сама по себе необходимость мобилизации офицеров запаса говорила о

непопулярности власти учредиловцев в этой среде. Большая часть монархически настроенного