Несеви за воротник, /Горели сорвался с места и стреми¬
тельно прыгнул к входу. Откуда ни возьмись и спереди и
по бокам как из-под земли выросли стражники. Видимо,
они, несмотря на то что господин их прогнал, добросовест¬
но несли свою службу, охраняя предводителя хорезмий¬
цев. На своей груди Торели почувствовал острие копья.
Руки заломило от боли, кинжал выпал на землю. Знать,
не судьба была пасть Джелал-эд-Дину от руки поэта.
И ведь один на один были среди ночи за миг перед тем,
как султану уйти в шатер. Для кинжала и нужен один
миг. А теперь завтра отрубят голову, и, точно так же, как
тогда у Шереф-эль-Молка, лязгнут зубы, когда голова
упадет и покатится по земле.
Торели чуть не заплакал, вообразив себе, как все это
завтра будет, и удивился. Сколько раз, живя в плену, он
мечтал о смерти. Когда он думал о несчастьях своей Гру¬
зии, о ее терзаниях и о своем бессилии, ему хотелось не¬
медленно умереть. Теперь, когда смерть так близка и да¬
же неотвратима, оказывается, не хочется умирать, жалко,
расставаться с жизнью. А что жалеть?..
Глубокой ночыо Торели услышал слабый шум. Душе¬
раздирающе завыла собака. Торели казалось, что собака
воет на смерть, которая медленно движется, гремя белыми
костями, а путь ее — к шатру, где сидит в одиночестве
он. Торели отодвинул полость, выглянул. Стража исчезла.
Торели вышел.
628
Вой собаки слышал и Несеви. Но ему не спалось
по другой иричине. Он был возмущен неблагодарностью
и вероломством этого грузина, к которому он, Несеви, при¬
вязался за эти годы, как к родному, хотя и не признавал¬
ся себе в этом. Но теперь, пожалуй, все равно — будет ли
жить Торели, будет ли жить сам Несеви, будет ли жить
султан. Всему приходит конец. Судьба приговорила, и ни¬
что и никто не в силах изменить приговора судьбы. Что
из того, что Несеви не спал ночей, сочиняя послания со¬
седним странам, дабы спасти султана. Что из того, что
стражиики вышибли кинжал из рук Торели и тем самым
продлили султану жизнь. Надолго ли они продлили ее?
Все заранее решено. Предрешена была бурная жизнь,
неутомимая деятельность Джелал-эд-Дина, предрешены и
ослабление этой деятельности, и ее закат.
Людям только кажется, будто они действуют самостоя¬
тельно, живут, борются, завоевывают земли, покоряют на¬
роды. Им кажется даже, что они не только управляют
своей судьбой, но и распоряжаются судьбой других лю¬
дей. Наивность и тщета! Вся деятельность человека —
беспомощное барахтанье в могучих руках судьбы. Она
двигает человеком, как шахматист передвигает фигуры.
Иногда и пешки выходят в ферзи. Но разве сами? И раз¬
ве тот же игрок не смешает потом все фигуры в одном
ящике или не расставит их снова на доске, чтобы начать
новую партию. И вряд ли одна и та же пешка вторично
станет ферзем.
Вот и Джелал-эд-Дин, как только он ни сопротивлял¬
ся судьбе, но ничего не смог. Ни личная отвага, ни ум, ни
хитрость не помогли остановить монголов. Умер Чингис¬
хан, султан оказался на краю света, но монголы по-преж¬
нему неотвратимы, и нет силы, чтобы остановить их.
Так бывает всегда. Где-нибудь вдалеке, в землях, о ко¬
торых никто почти ничего не слышал, вдруг возникает,
зарождается злой, разрушительный дух войны. Он креп¬
нет, растет, вовлекая в разрушение все новые и новые
просторы, и, наконец, срывается с места, и, подобно ура¬
гану или смерчу, устремляется вдаль. Бесполезно его ути¬
хомиривать, бесполезно ему противостоять. Тщетны все
попытки задержать его или поворотить в другую сторону.
Этот мятущийся, по неведомым законам возникающий
дух успокоится и утихнет сам. Но он должен отбушезать,
должен истратить ту силу, которая вызвала его из небы¬
629
тия, взметнула его и гонит неведомо куда. Постепенно его
порывы будут становиться все слабее, и наконец он замрет,
как будто его и не было, и только следы разрушения, как
это бывает после всякого урагана, останутся на земле.
Бесполезно бороться с этим смерчем, но бесполезно и от¬
страняться, чтобы спрятаться в стороне. Это тоже не
зависит от воли человека, но зависит единственно от
судьбы.
Отец Джелал-эд-Дина, великий Мухаммед, хотел от¬
страниться, бежал от Чингисхана, но бегство не помогло
ему. Сам Джелал-эд-Дин решил сопротивляться, бороться
и победить. Не помогло и такое решение. Выбор сына ока¬
зался не лучше выбора отца. И разве не все равно, где при¬
дется умирать, и разве все мертвые не равны между со¬
бой: Чингисхан, Джелал-эд-Дин, враги и друзья, немощ¬
ные старцы и крепкие отроки, красавицы и уродки. Всех
уравняет смерть.
Жизнь настолько разочаровала султанского летопис¬
ца, настолько разуверился он в конечном торжестве доб¬
ра, которого почти не встречал на земле, над злом, кото¬
рое царит повсюду, что не хотелось и потусторонней жиз¬
ни, обещанной пророками. Хватит того, что было здесь.
Несеви не хотелось ничего бесконечного, даже бесконеч¬
ного райского блаженства. Только полное забвение, толь¬
ко полное небытие без проблесков мысли и чувства. Оно-
то теперь и подползает к нему. Хоть бы уснуть и ие про¬
снуться, было бы так легко и просто.
Но после наступления темноты приснился сон. На
своих коленях Несеви держал свою собственную голову.
Она была без волос, без бороды, точно ее отрубили и па¬
лили на огне.
Несеви проснулся в настроении еще худшем, чем за¬
сыпал. Свое сновидеиие он истолковал так. Голова — это
султан. А раз голова явилась во сие отсеченной и безволо¬
сой, то, значит, и гибель султана близка и неминуема.
Волосы бороды — это приближенные султана, а волосы
головы — его богатства. И того и другого не было, значит,
и то и другое будет потеряно вместе с гибелью султана.
Обо всем этом Несеви думал в странном полусне и не
успел еще раз все обдумать и взвесить, как в шатер во¬
рвался Торели. Он закричал:
—
Вставай, господин, монголы напали на лагерь!
Не дожидаясь, пока Несеви сообразит, что произошло,
630
пленник совал ему в руки одежду и помогал просунуть
руки в рукава. Руки старца дрожали. Одевшись и схватив
оружие, Несеви даже не взглянул в сторону сундука, где
хранилось его богатство (султанский секретарь был от¬
нюдь не беден), но взял лишь две книги, переплетенные
в кожу.
Торели знал эти книги. Это была летопись жизни хо¬
резмшаха в двух экземплярах. Долгие годы, всю свою
жизнь, несчастный Мохаммед Несеви скрипел пером, соз¬
давая летопись и считая эту работу главным делом жизни
и единственным оправданием своего путешествия по зем¬
ле. И теперь, когда дорого каждое мгновение и сама жизнь
повисла на волоске, он заботился больше не о спасении
жизни, а о спасении книг. На ходу, застегивая пояс и
прицепливая саблю, Несеви говорил:
—
Неизвестно, что ждет меня впереди. Мне хотелось
успеть написать эту книгу до смерти. Но, как видно, за¬
вершение моей жизни и завершение жизни султана,
а значит, и завершение летописи наступит одновременно.
Возьми второй список моей книги и сохрани его. Может
быть, спасенный тобой, он дойдет до потомков. За спасе¬
ние моей летописи тебе скажут спасибо не только все му¬
сульмане, но и твои соотечественники, грузины. Ибо на¬
роды должны хорошо знать не только историю друзей, но
также историю врагов.
Тем временем они выскочили на улицу и сели на ко¬
ней. Несеви оглянулся на шатер султана и увидел, что
шатер окружен отрядом монголов. Видимо, султан еще