Такие настроения возродили в литературе, а особенно в поэзии сентиментализма

жанр элегии с ее мотивами скорби о быстротечности жизни, описаниями кладбищ и

размышлениями о том, что смерть — “естественное завершение жизни, не

обрывающее уз любви и дружбы (умершие по-прежнему живут в памяти

односельчан)” [121, т. 5, с. 67].

Сентиментализм возник в последней трети

XVIII

века. Он стал выражением кризиса

просветительской мысли, устремленной к

рационалистическому началу. Название нового

направления вошло в художественный обиход после

выхода в свет романа английского писателя Лоренса

Стерна (1713—1768) “Сентиментальное путешествие

по

Франции и Италии” (1768). Немецкий теоретик

искусства и драматург Готхольд Лессинг (1729—1781)

говорил, что произведения нового искусства

A. Вammo. Женщина,

прокладывали путь “к познанию человеческого сердца

сидящая на полу.

и

магическому искусству представлять глазам

Рисунок

зарождение, развитие и крушение великой страсти”

[122. с. 232].

Совершенно особое место в искусстве заняла

музыка, которой единственной было под силу передать

глубину и богатство чувств, во всем их великолепии. И

Гайдн, и Моцарт создали великую музыку, которой в

равной степени были свойственны продуманность

гармонии, логическое построение всех музыкальных

форм и способность к передаче всевозможных оттенков

чувства. У Гайдна мы встретим прелестные, легкие

пасторальные мотивы, туманную грусть, настоящую

419

Ж.-Б. Грез.

Балованое дитя

страсть и одновременно картины сельской жизни, связанные почти со

звукоподражанием. Гайдн (1732— 1809) смог средствами музыки, как гласит

легенда, дать понять князю Эстергази, что оркестрантам не заплачено жалованье. В

одной из его симфоний, “Прощальной”, последняя часть построена таким образом,

что каждый оркестрант, завершив свою партию, встает и уходит, гася на пюпитре

свечу. Звучание музыки постепенно слабеет. Под конец звучит только одна скрипка,

и ее мелодия способна растрогать самое суровое сердце. Моцарт (1756—1791)

прошел свой музыкальный и жизненный путь от почти детской, непосредственно-

счастливой и ясной мелодической мысли до высот и глубин понимания смысла и

бессмыслицы жизни в “Реквиеме”.

Все большее место в искусстве эпохи Просвещения начинает занимать

реализм. В отличие от других художественных направлений его целью становится

аналитический взгляд на мир. Этот взгляд в XVIII веке постепенно пробивается из

стремления увидеть человека в единстве разума и чувств, из обильной

дидактической (поучающей) литературы, из критического отношения ко многим

реалиям жизни. Многообразие сатиры, среди которой особое место занимает

“Путешествие Гулливера” Джонатана Свифта (1667—1745), критикует свой век с

позиций рационализма, но уже позволяет проследить глубокие сущностные

проблемы времени. Это и отношение власти к народу, и религиозные распри, и

многообразие характеров, дающих картину нравов. Хотя Свифт считает, что “наш

век достоин лишь сатиры”, хотя в его “Путешествии...” лишь гуингнгнмы (лошади)

оказываются достойными просветительского представления о добре и

справедливости, он не теряет надежды на лучшее и со всей страстью просветителя

утверждает: “...всякий, кто сумеет вместо одного колоса или одного стебля травы

вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу,

чем все политики, взятые вместе” [269, с. 211]. Позже Вольтер призовет каждого

“возделывать свой сад”. Так литература, стремясь обнаружить и показать самые

опасные, с точки зрения авторов, пороки общества, совершает дело просвещения

читающей публики, показывает ей тот путь, который должен привести мир к

благоденствию.

Внимательный и пристальный взгляд испанского

художника

Ф.Гойи

(1746—1828) оставил миру

множество портретов, предлагающих блестящую

характеристику каждого персонажа, а гравюры серии

“Капричос” — сатирическую картину человеческих

пороков. Реализм этого времени создает и образ нового

героя, человека-борца, способного противостоять

невзгодам, защищать истину и справедливость. Таковы

Робинзон Крузо, Фигаро или Фауст. Реализм оказал

огромное влияние на развитие романа, в котором стало

возможным через множество героев и ситуаций полнее

передать идеи своего времени.

Именно роман сделал литературу Просвещения

Ф. Гойя. Сон разума

рождает чудовищ

420

продолжением философии, помог ей обрести концептуальность, демонстрируя

поведение своих героев в повседневных буднях (Луиза Миллер в драме Шиллера

“Коварство и любовь”), в приключениях (Робинзон Крузо), в страстном поиске

справедливости (“Разбойники” Шиллера). Эта особенность литературы присуща

всем направлениям: классицизму, рококо, сентиментализму и реализму. Для

литературы этого времени в целом были характерны “оптимизм, неистребимая вера

в победу разума над неразумием и предрассудками, свободы над тиранией” [121, т. 5,

с. 15]. Еще одна возможность, заложенная в жанре романа, привлекала к нему —

убежденность в том, что можно, взывая к разуму и воле человека, предлагая ему

прекрасные примеры поведения и человеческих возможностей или уничтожая

орудием иронии и сатиры порочность и зло, создать некое “царство свободы”,

которое для человека, по мнению Локка, является его естественным состоянием. Для

просветителей литература была средством перевоспитания общества и человека во

имя будущего, философия воспринималась как “наука о счастье”, и на краткий век

Просвещения они соединились.

Конечно, искусство этого времени в каждой стране имело некоторые

особенности, но они только дополняли друг друга в общей идее просветительства. В

Англии Свифт в романе о приключениях Гулливера дает сатирическую картину всех

пороков современного ему общества: попытки лилипутов поставить себе на службу

Гулливера очень напоминают действия мелочных, тщеславных и корыстных

людишек по отношению к тем, кто выше них, а знаменитые картины академической

жизни страны Лапуты удивительно похожи на диспуты невежд, желающих казаться

мыслителями. Даниель Дефо (ок. 1660—1731) в приключениях Робинзона Крузо

“воспитывал в читателях веру в безграничные возможности человеческих рук и

человеческого ума” [121, т. 5, с. 23]. Сентиментальные романы С. Ричардсона (1689

—1761) показывают душевные бури героев и особенно героинь; они производили

сильнейшее впечатление на читателей еще столетие спустя. Пушкинская Татьяна

“влюблялась в обманы Ричардсона и Руссо”:

Воображаясь героиней

Своих возлюбленных творцов,

Клариссой, Юлией, Дельфиной,

Татьяна в тишине лесов

Одна с опасной книгой бродит,

Она в ней ищет и находит

Свой тайный жар, свои мечты,

Плоды сердечной полноты...

[А. С. Пушкин, “Евгений Онегин”, гл. 3, X]

Сатирические и реалистические традиции романа продолжила поэзия,

особенно в творчестве Роберта Бёрнса, внесшего в нее искреннюю

непосредственность народного стиха, песенность и лиричность и одновременно с

этим страстную веру в лучшее будущее людей:

421

Питаем мы своим горбом

Потомственных ворон, брат,

И лишь за гробом отдохнем

От всех своих трудов, брат.

Но верю я: настанет день,—

И он не за горами, —